И в этот момент произошло нечто невероятное, – раздался голос, – нет, не голос Тихона Петровича Лещенко, не юной Маруси Коваленко, а голос какого-то третьего существа, которое взялось неизвестно откуда и неизвестно зачем.
Даже Маруся вздрогнула от неожиданности, даже Тихон Петрович, – уж он-то видывал виды на своём веку – и тот вздрогнул…
– Очень любопытно, – произнёс этот третий голос и прямо перед глазами Тихона Петровича, точно из-под земли, возникла какая-то фигура.
Несомненно было только одно, что это – не дьявол, с которым Тихон Петрович находился в самых свойских отношениях, дьявола бы он узнал сразу, это был кто-то другой.
– Добрый вечер, – сказал этот другой, и Тихон Петрович узнал… он никак не рассчитывал видеть в этом месте и в это время следователя Евдокимова, который совсем недавно приехал к ним в станицу.
– Товарищ Евдокимов. – назвал его Тихон Петрович и тут же поправился, – в такой обстановке можно было разговаривать фамильярнее. – Дмитрий Степанович, вы что же это, пришли посмотреть, как я ворожу?
– Пожалуй, что и так, – согласился Евдокимов. – Мне тоже любопытно посмотреть на дьявола.
– Э-эх! – Тихон Петрович с досадой махнул рукой. – Испортили вы нам всю ворожбу!
– Ну, ничего, – вежливо сказал Евдокимов и пошёл в сторону Маруси.
Тихон Петрович спокойно, хоть и недовольно посматривал на Евдокимова.
Старик не мог понять, откуда вдруг взялся Евдокимов, шли они с Марусей полем одни, никого не было заметно…
– Будьте добры, товарищ Коваленко, дайте мне ваш мешочек, – невинным голосом произнёс Евдокимов и протянул к нему руку. – Давайте, давайте.
– Не давай! – крикнул Тихон Петрович. – Маруська!
– Ну, что за глупости, – вежливо сказал Евдокимов. – Давайте же…
– Тебе говорят! – ещё громче крикнул Тихон Петрович. – Отдай сюда!
Но Маруся уже протягивала мешок Евдокимову, и он готов был его взять…
И тут произошло нечто, для описания чего потребовалось гораздо больше времени, чем это происходило на самом деле; даже читать о том, что произошло, дольше, чем это происходило в действительности.
Евдокимов протянул руку за мешком…
То ли Лещенко разгадал намерение Евдокимова, понял, что он каким-то образом разгадан, то ли это была просто перестраховка, и он действовал из-за страха, движимый боязнью разоблачения… Но только Лещенко мгновенно преобразился и сразу стал не тем, кем казался он всем в станице.
– А ну! – резко крикнул он и поднял руку, в руке его оказался пистолет и он щёлкнул курком.
Да, он выстрелил в Евдокимова, и Евдокимов должен был умереть.
Но Маруся Коваленко с не меньшей стремительностью постигла смысл стремительных движений Лещенко.
Она стремглав кинулась к Евдокимову и, раскинув руки, загородила его собой.
Она загородила его собой как раз в тот момент, когда щелкнул пистолет.
Выстрел должен был поразить Марусю…
Но выстрела не последовало.
Лещенко ещё раз нажал курок, но выстрела опять не последовало.
Маруся охнула и сразу ослабла.
Она опустилась бы вероятно на землю, если бы её не поддержал Евдокимов.
На какое-то мгновение растерялся даже Евдокимов.
Он не ожидал, что Лещенко будет стрелять.
И тем более не понимал, почему пистолет отказал.
Но это состояние растерянности мгновенно прошло. Пистолет был уже в руках Евдокимова, – конечно, не тот пистолет, что был в руках Лещенко, а свой собственный, достать который и кармана брюк тоже требовалось одно Мгновение.
– Руки! Руки! – крикнул Евдокимов. – Дед, я тоже не шучу!
Лещенко и Евдокимов так и стояли с пистолетами в руках, направленными, один против другого. Но разница между ними заключалась в том, что Лещенко из своего пистолета стрелял, и пистолет не выстрелил, а Евдокимов из своего ещё не стрелял.
– Дед! – крикнул Евдокимов. – Предупреждаю!
Лещенко медленно приподнял руки.
– Товарищ Коваленко, подойдите к своему компаньону и обыщите его, – скомандовал Евдокимов. – Я буду держать его на мушке, а вы осматривайте, так будет надёжнее.
И Маруся, влюблённая, страдающая и трепещущая Маруся, приблизилась к Лещенко, взяла из его руки пистолет и подошла с ним к Евдокимову.
– Суньте его мне в карман – распорядился он, не сводя глаз с Лещенко. – Посмотрите у него в карманах.
Маруся вернулась к Лещенко, провела ладонями поверх карманов, потом пошарила в карманах, потом проверила, не спрятано ли что за пазухой.
– Еще только ножик, – сказала она. – Какая-то бечёвка…
– Давайте и ножик, и бечёвку, – сказал Евдокимов. – Не оставляйте ему ничего.
Маруся подала Евдокимову свои находки.
– А теперь подайте мешок, – сказал Евдокимов. – Я извиняюсь, что затрудняю вас, но такова обстановка.
Маруся наклонилась.
– Вытрясти? – спросила она.
– Боже упаси! – воскликнул Евдокимов. – Он нужен нам со всем его содержимым.
Лещенко слегка опустил руки.
– Руки-то можно опустить? – спросил он. – Я ведь не физкультурник.
– Опускайте, – разрешил Евдокимов. – И прошу вас – вперёд, по той же дороге в обратном направлении.
– Самоуправство, – сказал Лещенко. – Ты ещё за это ответишь.
– В любой момент, – весело ответил Евдокимов. – И учтите, что я отлично стреляю, шаг в сторону и вам не придётся жаловаться.
– Ладно, – хрипло сказал Лещенко. – И откуда только принёс тебя чёрт…
Но ответить ему Евдокимов не пожелал.
Не спеша они тронулись обратно, – впереди Лещенко, шагах в пяти от него Евдокимов и позади Маруся с мешком.
Они прошли пшеничное поле, миновали плантации кукурузы, вошли в станицу.
Какие-то собаки всё-таки залаяли на них, но они не обратили на них вниманиям и собаки отстали.
– Куда идти-то? – мрачно спросил Лещенко.
– В милицию, в милицию, – резко сказал Евдокимов. – Прошу вас.
Они дошли до милиции, поднялись на крыльцо, зашли к дежурному надзирателю.
– Товарищ дежурный, посадите этого старичка в КПЗ, в одиночку, – распорядился Евдокимов. – Ордер на арест доставлю не позже десяти утра.
Клад товарища Лещенко
Вот когда Евдокимов зависел от Матвеева, – от того, как отнесётся прокурор к просьбе следователя зависел конечный исход дела, которому Евдокимов отдал всего себя.
Да, в настоящую минуту Евдокимов был только следователем, производящим предварительное следствие, по весьма неясному и запутанному делу, а Матвеев был прокурором, наблюдающим за ходом следствия, от него зависело, дать или не дать ту или иную санкцию на мероприятия, которые Евдокимов считал необходимыми. От согласия или несогласия Матвеева зависело, как будет развиваться следствие дальше.
Закон есть закон, и что касалось законов, Матвеев был из молодых, да ранних, по части законов он, что называется, собаку съел, недаром его так высоко ценили в краевой прокуратуре, про него там так и говорили – этот не подведёт и от закона не отступит, кто бы чего бы от него ни требовал!
А в данный момент следователь Евдокимов требовал от прокурора Матвеева санкции на арест гражданина станицы Улыбинской Тихона Петровича Лещенко, 1891 года рождения.
Собственно говоря, Матвеев не возражал против ареста Лещенко, он только не соглашался с обвинением, которое Евдокимов собирался предъявить этому знахарю. Они, Матвеев и Евдокимов, вот уже целый час сидели и кабинете Матвеева и никак не могли дотолковаться.
Матвеев требовал всё новых и новых доказательств, доказательства Евдокимова он считал недостаточно вескими и убедительными, а Евдокимов всё не договаривал, что-то таил, доказательства, которые он предъявлял, при внимательном рассмотрении теряли свою убедительность, не I издерживал и критики, как-то расплывались…
– Нет, Дмитрий Степанович, я не могу с вами согласиться, – вежливо говорил Матвеев, произнося эту фразу чуть ли не в десятый раз. – Вы принимаете искомое за действительное, вы, простите мен я, всё ещё руководствуетесь теми неверными установками, которые в течение долгого времени имели место в органах государственной безопасности и которые так решительно осуждены нашей партией, – этакий, знаете ли, полёт на Луну на аппарате, неспособном выдержать такое путешествие…
Матвеев взял у себя из-под руки небольшую книжечку и нежно перелистал её страницы.
– Вот, «Уголовный кодекс», – сказал он. – Мы не должны от него отступать.
– А я меньше всего хочу от него отступать, – возразил Евдокимов. – Я предъявляю обвинение в соответствии с уголовным кодексом.
– Обвинение в убийстве Савельева? – воскликнул Матвеев.
– А показания жены убитого Савельева вы считаете недостаточными для принятия такой меры пресечения? – недовольно спросил Евдокимов. – Мне кажется, этого достаточно для возбуждения предварительного следствия.
– Вы его и возбудили, – сказал Матвеев. – Но обыск у Лещенко не дал результатов.
– Он ещё не закончен, этот обыск, – сказал Евдокимов. – Но вся деятельность Лещенко…
– Воля ваша, – перебил его Матвеев. – Я согласен с предлагаемой вами мерой пресечения, но – обвинение… Что мы можем ему инкриминировать? Незаконное врачевание, мошенничество… Пожалуйста, вот и предъявляйте ему 180-ю статью, даже 169-ю… Но на 136-ю я не согласен. Улики против Прибыткова, по – моему, значительно серьёзнее, однако вы протестуете даже против его задержания…
– Да ведь поведение Лещенко как раз и заставляет усомниться в правильности обвинения Прибыткова, – сказал Евдокимов. – Откуда тогда заинтересованность у Лещенко в обвинении Прибыткова? Если бы они были соучастниками, Лещенко не был бы заинтересован в обвинении Прибыткова, Прибытков мог бы потянуть за собой и Лещенко. Однако мы имеем чрезвычайно сильное стремление обвинить Прибыткова. Для чего? Для того чтобы отвести подозрения в сторону от себя.
– Но для чего Лещенко надо было убивать Савельева? – возразил Матвеев. – А у Прибыткова убедительные причины стремиться к устранению Савельева.
– Я этим и занимаюсь, товарищ Матвеев, – с раздражением заметил Евдокимов. – Я собираю и соберу при