И то, что сказал Пронин дальше, по существу было изложением его взглядов на работу разведки в нашем государстве.
– Нуждается ли социалистическое государство в органах государственной безопасности? – спросил Пронин и тут же сам себе ответил. – Безусловно. Это составной частью входит в учение о диктатуре пролетариата, диктатура пролетариата немыслима без разведывательных и карательных учреждений. Но основная методологическая ошибка наших органов, которая нанесла новому советскому обществу немало вреда, заключалась в том, что мы не видели различия в способах работы разведки капиталистической и разведки социалистической. А они существуют! Речь идёт не о содержании, тут всё ясно: наша разведка служит социалистическому государству, народу, действует в интересах большинства, капиталистическая разведка обеспечивает господство эксплуататоров. Речь идёт именно о способах работы. Казалось бы – как так? Искать – это и есть искать, пистолет есть пистолет, важно – в кого стрелять, а как стрелять – это всегда одинаково. Но это не так, есть разница и в том, как стрелять. Вся деятельность капиталистов их слуг направлена против человека, мы же боремся за человека и служение человеку есть смысл деятельности каждого коммуниста. Поэтому в подходе к человеку, в способах существования человека в капиталистическом и социалистическом государствах есть существенная разница. Капиталистической разведке ничего не стоит уничтожить лишнего человека. Да, какой там – человека! Они жертвуют тысячами в целях обеспечения власти капиталиста; не капитализма вообще, а даже власти отдельного капиталиста. Для советской же разведки не может быть более важной и высокой цели, как сохранение каждого отдельного человека. Жизнь и честь каждого советского человека – вот что оберегает наша разведка. Отсюда разный подход к людям в буржуазных и социалистических странах, разные способы расследования их проступков. В капиталистическом обществе каждый трудящийся человек заранее воспринимается, как враг государства; государством управляет меньшинство, которое ставит своей целью человека ограбить, выжать из него все соки, извлечь наибольшую прибыль и выбросить затем на свалку, а так как человеку свойственно бороться за свою жизнь и за сносное существование, трудящийся человек является противником эксплуатирующего его меньшинства и, следовательно, государства, которым управляет это меньшинство. В социалистическом государстве человек работает на самого себя, государство стоит на страже его интересов и оберегает трудящегося человека от любых посягательств на его права. Всё это элементарно, но об этом постоянно забывают, а кое – кто даже заинтересован в том, чтобы отвлечь от этого внимание. Деятельность органов капиталистической диктатуры направлена против человека, наша деятельность – это борьба за человека. Кто этого не понимает, тот не понимает ничего. Поэтому, если говорить о методологическом подходе к человеку, я бы в двух словах так характеризовал разницу в методологии: следователь капиталистического государства всегда агрессивен по отношению к подозреваемому, наш следователь должен сохранять по отношению к подозреваемому благожелательный нейтралитет, в капиталистическом государстве следователь стремится во что бы то ни стало обвинить человека, иногда просто за волосы притаскивая средства обвинения, наш следователь должен во что бы то ни стало стремиться оправдать человека. И если при таком подходе ему это не удастся, он может быть уверен в том, что перед ним действительный преступник. Надо всегда помнить, в интересах чего ты действуешь, видеть конечную цель, – если руководствоваться таким правилом, становится видна разница между Лениным и Сталиным, становится видна принципиальная разница в стиле работы Ленина и в стиле работы Сталина.
Сталин, как и Ленин, хотел строить и строил социализм, разница заключается в том, что Ленин шёл в коммунизм с миллионами людей, маленький человек пользовался его величайшим доверием, а Сталин пришёл бы в коммунизм со значительно меньшим числом людей, он никому не доверял и всех подозревал, а так как, кроме того, каждый хочет ещё и жить, и идти по – своему, Сталин каждого, кто не хотел жить и идти так, как нравилось Сталину, объявлял не только своим противником, но и противником коммунизма вообще.
Ленин был безраздельно устремлён в будущее, всё в его деятельности было подчинено интересам будущего, поэтому он прощал людям ошибки и не помнил об обидах, он вёл людей вперёд. Пойми меня правильно, о прошлом не надо забывать, на ошибках прошлого мы учимся, но нельзя позволять прошлому тянуть нас назад. Сталин слишком большое значения придавал прошлому, он никому не прощал ошибок и не забывал об обидах, а так как нет не совершающих ошибок и не наносящих обид, он не любил людей. Сталин любил только абстрактного Человека с большой буквы, но не любил маленьких живых, часто слабых, часто упрямых, часто мелочных людей, простых и трудолюбивых по существу добрых людей, ради которых коммунисты и ведут свою жестокую борьбу с капиталистами. В своей юридической практике, в своем отношении к человеку мы слишком часто подражали буржуазному судопроизводству, слишком многое заимствовали из буржуазных правовых норм. Работник нашей разведки, советский следователь должен быть человеком новой формации, иначе он вечно будет находиться в плену буржуазных представлений о преступнике и преступлении.
Иван Николаевич посмотрел куда-то поверх меня.
– По-моему – задумчиво произнёс он, – в том учреждении и на том месте, где он находится, Евдокимов как раз и является разведчиком новой формации.
Он как-то встрепенулся, как-то передёрнул плечами, точно освобождался от внезапно пронизавшего его холодка, и вдруг перешёл к тому конкретному делу, с каким он меня только что познакомил.
– А теперь перейдем к практической деятельности Евдокимова, – сказал Пронин и сразу повеселел. – Что он имел по приезде в станицу? Отравление Савельева. Прибыткова, которого Матвеев склонен был обвинить в убийстве на том основании, что Прибытков когда-то был осуждён за контрреволюционную деятельность и, следовательно, должен был питать ко всем советским людям жестокую ненависть. Анонимка. Это было всё. Отравление… Да, это было отравление. Самоубийство можно было безоговорочно исключить. Обвинить жену? Это не лезло ни в какие ворота.
Умозрительно легче всего было обвинить Прибыткова, тем более что Прибытков и Савельев часто встречались и имели общие интересы. Так Матвеев и поступил. Но Евдокимов сразу же отказался от всякой умозрительности. Что-нибудь мог бы сказать автор анонимки, но обнаружить его было невозможно. Тогда Евдокимов принялся изучать обстановку, а изучить в станице обстановку – это не значило побеседовать с Матвеевым, с Прониным, с Оплачко, изучить обстановку значило проникнуть собственным взглядом в быт станицы, увидеть людей, если не всех, множество людей, узнать чем они дышат, что думают, о чём говорят. Так он и поступил. Матвеев называл его бездельником, даже жаловался на него, а Евдокимов гулял, бродил по окрестностям, обедал в чайной, пил пиво, ловил с ребятами рыбу, и из мелких замечаний, случайно брошенных фраз и даже недостоверных сплетен воссоздавал перед собой жизнь Савельева, Прибыткова и окружавших их людей.
Хотя учёные юристы и утверждают, что быстрота обеспечивает высокое качество предварительного следствия, разведчику не надо забывать умной старинной пословицы о том, что чем тише едешь, тем дальше будешь. За время своего безделья Евдокимов узнал больше, чем, если бы он не вылезал из прокуратуры. Затем он принял одно принципиально важное решение, так сказать методологическое решение, в правильности которого лично меня убедили долгие годы моей практики, но которое неопытный Евдокимов принял вследствие своей талантливости и в силу своих качеств советского человека. Он не стал торопиться и с наклеиванием какого – либо ярлыка, он ни к кому не относился предвзято, он стал выжидать, но это было не пассивное выжиданье – авось, что-нибудь да свалится на голову, а активное выжидание; он стал наблюдать не за теми, кого бы ему хотелось обвинить, кто казался ему подозрительным без особых на то оснований, а стал наблюдать – не наблюдает ли кто за ним самим? Это было самое остроумное решение вопроса. Человек, совершивший преступление, никогда не чувствует себя спокойно, всегда ждёт за собой наблюдения и, естественно, стремится себя обезопасить, поэтому, пусть очень осторожно, очень незаметно, но наблюдает за теми, от кого ему грозит опасность. Прибытков за Евдокимовым не следил, он вообще ничем не интересовался, если он и интересовался чем-нибудь, то только своей непосредственной работой. Когда я разговаривал с Прибытковым и поверил в его невиновность, я сказал ему, что он должен за себя бороться. Другой бы немедленно воспользовался этими словами и принялся бы писать всякие заявления и жалобы, почувствовав расположение, пришёл бы ко мне, стал бы собирать всевозможные характеристики. Что ж, это было бы естественно, а преступник стал бы действовать так обязательно, – правда, он мог привлечь к себе излишнее внимание, напомнив о своих старых делах, если таковые у него были, но у преступника после разговора со мной другого выхода не оставалось, а Прибытков стал бороться за себя наилучшим для советского человека способом. Он, правда, написал какое-то заявление, но на этом и успокоился; он с прежней ожесточённостью принялся заниматься непосредственной работой. Благополучие МТС было для него важнее собственного благополучия, он не бумажки сочинял по поводу себя, а с утра до ночи пропадал в мастерских на работе. Это побудило Евдокимова, не только в силу служебной заинтересованности, а потому что он настоящий советский деятель и болеет за всех советских людей, обеспокоиться об ускорении проверки старого дела Прибыткова. Желание выгородить, а не погубить человека принесло свои результаты, реабилитация Прибыткова по старому делу рассеяла подозрение и в связи с новым обвинением, стало очевидно, что Прибыткову не из-за чего было убивать Савельева. Но ещё задолго до его реабилитации Евдокимов убедился, что Прибытков им не интересуется. Но кто-то, несомненно, очень интересовался Прибытковым. Об этом свидетельствовала анонимка. Кто-то знал, что Прибытков убил Савельева или хотел, чтобы Прибыткова сочли убийцей Савельева. Поэтому Евдокимов продолжал вести наблюдение за Прибытковым, интересуясь не Прибытковым, а теми, кто интересуется Прибытковым. Как показалось Евдокимову, – только всего-навсего показалось – несколько повышенный интерес к Прибыткову проявляет ночной сторож райпищепромкомбината Лещенко, хотя это могло быть простой случайностью. Во всяком случае, вместо того, чтобы безмятежно дремать у своего склада сторож ночью нет – нет, да и прогуливался вдоль улицы, неизменно посматривая, а то и заглядывая в окна к Прибыткову. Он обрёк Прибыткова на гибель и с вожделением, исподтишка наблюдал за своей жертвой. Этого Евдокимов, разумеется, не знал. Почему же Лещенко избрал жертвой своего оговора именно Прибыткова? Прежде всего, ему нужно было вообще кого-то оговорить. Слух о том, что Савельев отравлен, пополз по станице; Лещенко же о том, что причина смерти известна врачам, а, следовательно, и всяким властям, узнал непосредственно от жены Савельева. А раз стало известно, что Савельев отравлен, возникла опасность, что будут искать виновника его смерти и, чем чёрт не шутит, доберутся прямиком до Лещенко. Поэтому Лещенко был заинтересован в том, чтобы кого-нибудь оговорить и отвлечь от себя внимание. Выбор на Прибыткова пал, потому что Прибытков и до того пользовался нерасположением и, во всяком случае, не пользовался до