После ухода задержанного Пронин, внутренне ликуя, поставил на полку томик Тургенева и допил чай. Поведение Элоранты его удовлетворяло вполне. Это был маленький человек, обиженный, слабый и даже не лишенный искренности. Словом, благодатный человеческий материал для задуманных им игр. Ковров слишком сурово охарактеризовал его как фанатика, способного пойти на смерть ради мести. «Этого совсем не трудно будет развернуть к лесу задом. Тут и Будда не понадобится. А, судя по имеющимся данным, Элоранта в террористической группе Аугенталера был не самым последним лицом. Что касается Таама… Для начала мне поможет медная пуговица, а там уж подумаем».
Спал в эту ночь Пронин спокойно. А вот эстонский коммерсант и диверсант Элоранта долго не мог уснуть на жестких лубянских нарах, пытаясь выговорить по-эстонски эти чертовы великорусские имена помещиков из тургеневского рассказа, которым его потчевал Пронин. Полночи вились над ним, словно два черных ворона, страшный и неуязвимый «Черт-топха-а-анов» и юркий, коварный «Нет-тошо-ю-юскинь». «Высечь надо всех баб! И тебя вместе с ними, гестаповский прихвостень!» – кричал первый, голос которого был удивительно похож на голос следователя Женько, который «аккуратно бил» Элоранту на допросах, опровергая тем самым всякие домыслы о продолжении пыточной политики советских внутренних органов. «Нумер нуль… Нумер нуль… Я покупаю тебя за тысячу немецких марок и три штуки английского полотна!» – настаивал второй, со смазливым лицом Аугенталера. Эсэсовец был похож на какого-то актера из американской мелодрамы с Мэри Пикфорд. Но ведь Аугенталер не может говорить – он мертв, мертв!
Шаги сменяющихся утром караульных разогнали этот шабаш, и Элоранта наконец уснул.
Дипломатическая личность
Разбудил Пронина телефонный звонок. Агаша взяла трубку и закричала, словно передавала сигнал тревоги:
– Иван Николаевич, вас!
И, перейдя на шепот, добавила:
– Ковров, генерал.
Майор Пронин прижал к уху черную трубку:
– Слушаю вас, товарищ генерал.
В ответ он услышал металлический голос шефа:
– Пронин, первым делом по прибытии на службу, будь у меня.
– Есть, – отчеканил столь же четко Пронин. На этом разговор и прекратился.
«Так, произошло что-то неординарное». Впрочем, настроение Пронину этот звонок не испортил. Утро было светлое и теплое, воздух свеж, чувствовалось приближение лета. Майор посмотрел в окно и залюбовался зеленеющими листьями городских лип. Потянулся всем телом до приятного хруста в костях.
Приняв прохладный душ, Пронин сел завтракать. Пошучивал, похваливая стряпню Агаши.
– Как тебе, Агашечка, кстати, мой новый шофер показался? – завел он разговор со своей домоправительницей.
– Ой, Иван Николаевич, глаза-то у него какие узенькие! А ну, он не разглядит чего? Аварию вам учудит?
Пронин налил в чашку крепкого чая. Дома он всегда пил из чашек, оставляя стаканы для службы.
– Нет, Агаша, он танкист. На «тридцатьчетверке» всю Германию проехал взад и вперед. Шестнадцать звездочек на корпусе своем привез обратно. Значит, шестнадцать «тигров» и «пантер» подстрелил в Европе. А глаза, хоть и не широки, да, видать, глубоки. Вот, помнишь, Агаша, Лев Сергеевич рассказывал нам, как он в Свердловске жил в коммуналке вместе с сыном китайского буржуазного лидера Чан Кайши? В те времена, кстати, у него были прогрессивные намерения.
– Это который от папаши сбежал?
– Да, как и наш Васятка. Только тот сбежал от капиталистической и милитаристской лжи, а наш – от лжи феодальной и религиозной. Так вот. Овалов, помнишь, нам расписывал способности Чана к механике. Мол, и учить не надо было парня – любая железка его сама слушала. Эти китайцы еще весь мир когда-нибудь завалят мануфактурой, дай им только срок. Ты, к примеру, знаешь, что каждый пятый человек на земле – китаец? Так-то! «Сталин и Мао слушают нас…» – Жаль, Утесов вчера эту песенку не исполнил.
– Ай, Иван Николаевич! Слушать, может, его железки и слушают, только уж больно узки глазки-то… А ну – не разглядит чего!
– Ты нам, Агаша, «интернационал» не круши!
– Фу ты, разве я против интернацьянала. Я все за вас волнуюсь.
– То-то же. Но Василия Могулыча не обижай. Впредь принимай его ласково и душевно. Корми сытно.
– Есть, товарищ майор!
После завтрака Пронин внимательно просмотрел утреннюю прессу. Поцокал языком, покачал головой, отложил «Правду» и «Известия» и стал одеваться.
В отличном настроении вышел из квартиры, сбежал по лестнице, козырнул консьержу и сел в авто.
– Поехали, Вася!
Устроившись удобно на сиденье, он многозначительно подмигнул шоферу. Могулов улыбнулся в ответ.
– А ведь гуманная эта религия – ваш буддизм! Можно даже сказать – культурная. Я бы кое-что взял на вооружение в целях улучшения нашей правоохранительной системы. Как вы на это смотрите, Василий?
Тот лукаво улыбнулся. Монголоидные глаза шофера превратились в совсем узенькие щелочки. Молча вывел авто на улицу. Маршрут следования на сей раз проходил мимо пяти театров, двух закрытых монастырей и одной церкви – Успения на Сретенском бульваре.
Ковров встретил Пронина с недовольным видом, даже стула не предложил:
– Что, Иван Николаевич, зазнался?
Пронин растерянно кивнул, не понимая, чего от него хочет командир. Но Ковров не был настроен шутить:
– Устроили там, видите ли, художественный театр. Читками занимаетесь, мать вашу. Литературой дореволюционной! А известно тебе, что вчера в Ташкенте взяли двоих бандеровцев при попытке…
Пронин продолжил фразу:
– …проведения террористического акта на Алайском рынке.
– Это, между прочим, самое людное место столицы советского Узбекистана. Товарищ Сталин лично высказал озабоченность по поводу нашей работы. Не умеем опережать террористов. Не умеем. В архив нам пора. А у нас знаешь, какой архив? – Ковров провел ладонью по горлу. – Пенсия, мемуары и рыбалка – не для контрразведчика! Форма отставки у нас одна… Наша партия сама, как ты знаешь, предоставит мертвым хоронить своих мертвецов – и вперед к новым победам!
– Спасибо, товарищ Ковров, за политинформацию и за урок Закона Божьего. Но я-то тут при чем? Мне никто не поручал гоняться по Средней Азии за украинскими националистами. Я работаю с Элорантой, навожу мосты… Я взял в оборот Таама.
– Мосты. Сукин сын, – Ковров прищурился. – Смотри, как бы твои мосты не сгорели. Через три недели в Союз прибывает Франц Малль – швейцарский дипломат. Смекаешь?
Пронин пожал плечами:
– Вы же знаете, я нейтралами не занимаюсь.
– Как коммунист, ты мог бы хоть немного разбираться во внешней политике! – Ковров подошел к карте и ткнул пальцем в район Тихого океана. – В мире идет разделение сфер влияния. Забыл, что Черчилль Гопкинсу две недели назад нашептал на ухо?
– Да нет, помню. – Пронин помрачнел. – «Железный занавес» перед нами хотят опустить – вот что он сказал. В Потсдаме он себя еще покажет.
– Точно! Теперь у нас две задачи: атомная бомба и ответный «занавес». Наши восточноевропейские друзья пока что с нами. Но уже начинают своевольничать. В Чехии – товарищ Готвальд, в Польше – Болеслав Берут, будто красна девица. Не говоря уж о югославе Тито, который сегодня друг, а завтра Кукрыниксы его кровавой собакой станут величать. С ними мы, конечно, разберемся по-нашему, по рабоче-крестьянски. Но общественный резонанс может быть сильнее, чем нам хочется. Нейтралы в такой обстановке ой как важны. К тому же этот Малль – большая шишка в западных политических кругах. Имеет большие полномочия, известен во всем мире. В Организации Объединенных Наций он займет важное место. Впервые такого уровня человек – к тому же не коммунист – приедет в СССР, проведет в нашей стране целый месяц, всю ее объедет!
Ковров кричал от волнения и рукой показывал, как этот швейцарец будет объезжать нашу страну.
– Он в газетах своих продажных уже понаплел, что хочет даже по нашим деревням захолустным проехаться! А еще – на советский курорт лыжный посмотреть! И ты хочешь сказать, что наши милые ребята из бывших эсэсовцев не воспользуются случаем, чтобы устроить скандал на весь мир? Например, теракт в Большом театре в присутствии Малля. Да что там в Большом – он за этот месяц побывает везде. В каком-нибудь передовом колхозе взорвется бочка навоза – и все! Провал! Крышка! Все мировые газеты закричат, что Советы не могут контролировать ситуацию в своей собственной стране. Оппозиция в Восточной Европе открыто восстанет, а Черчилль с Трумэном только того и ждут. И занавес закроется! «Железный занавес», Иван! Ты представляешь, сколько голов после этого покатится?
– Бочка, крышка… – мечтательно бормотал Пронин. – Все в дерьме, и тут выходит он – весь в белом… Ну, так приставьте к Маллю ребят из правительственной охраны. Они профессионально выполнят работу. Не таких охраняли в Ялте и Тегеране.
Ковров отвернулся:
– Эти меры мы и без твоих советов примем. Но для контрразведчика здесь тоже найдется работа. Есть мнение, что на Малля террористы налетят, как пчелы на мед. Твоя задача – прихлопнуть этот улей. К тому же учти, в крайнем случае, за Малля отвечать будут не только «ребята из охраны». В первую очередь отвечать будем мы. Причем головой. – Ковров выдержал паузу и продолжил куда мягче: – Но ты ведь, мой мальчик, работаешь не за страх, а за совесть. Я знаю.
Ивану Николаевичу сразу стало ясно, что Малль интересует начальство не из-за перестраховок, раскрыты неизвестные ранее факты и предстоит большая работа.
Пронин приосанился:
– Какие будут указания?
– Основное ты уже понял. – Ковров посмотрел Пронину в глаза. – Сейчас твоя основная работа – борьба с нацистскими преступниками. Через Эло… Как его, шельму? Через Элоранту ты должен выйти на тех, кто будет заниматься Маллем. Таама мы отпустить не сможем. Слишком многое на нем… Так что работай с ним в наших стенах. А Элоранта должен нас привести к диверсантам…
– А если таковых не будет? Что делать – липу придумывать? – поморщился Пронин.