— Так, агитка… Казачество прославляет. С его-то фамилией!
— А что у него за фамилия?
— Аллахвердов…
Хмыкнули, помолчали.
— Надо же!.. — подивился кто-то. — Значит, и в других головах та же хрень творится! А я-то думал, только в нашей такое. Поналезло мыслишек… Обнаглели, жить не дают! И ладно бы еще людские, а то ведь из газет поналезли, из телевизора… Погоди! — спохватился он. — Так дописал он роман или не дописал?
— Не-эт… Где ему!
— А за что ж он тогда тебя выгнал?
— Да я сам ушел. Уж лучше с вами тут…
После столь неслыханного признания все обмерли малость, но сказать ничего не успели, ибо в следующий миг, вынимая на бегу магнитный ключик, под бетонный навес впорхнула промокшая вдрызг молоденькая женщина с отчаянным лицом. Одна из теней, посветлее и попрозрачнее других, дернулась было вниз, однако тут же отпрянула. Открылась и с лязгом захлопнулась железная дверь.
— У, дуреха! — угрюмо выбранилась дернувшаяся. — Видали? Даже и близко не подпустила…
— Хорошо ты ее, видать, достала, — с уважением заметил тот, что изгнан был сутулым пенсионером. — Интересно, чем?
— Чем-чем!.. — вспылила светлая мысль (судя по всему, женская). — Ты, говорю, дура! Страдалица, блин! Поди да гульни в ответку! Нет, терпит…
Незаметно стемнело. Включилась лампа с датчиком движения. Теперь, стоило очередному возвращающемуся домой жильцу приблизиться к подъезду, она вспыхивала, воспламеняя влажный воздух, — и под козырьком ослепительно вздувался в сумерках огромный прозрачный пузырь. Потом лязгала дверь, и сияние спустя некоторое время опадало.
Впрочем, тем, кто таился на исподе бетонной плиты, было все равно — они и в кромешной темноте чувствовали себя вполне уверенно. Мало того, лампа, как ни странно, помогала им остаться незамеченными, ибо на свету они словно бы выцветали чуть ли не до полного исчезновения.
Отряхивая влагу с плащика, под навес проник сухощавый строго одетый мужчина. Одной рукой он складывал зонт, в другой у него был сотик.
— Ничего не могу гарантировать, — устало говорил он кому-то. — Сделаем все от нас зависящее, но гарантировать ничего не могу. Он имени своего не помнит, попробуйте понять! Полная амнезия… Да, конечно, конечно… Завтра к двум часам…
— А что, господа диссиденты?.. — подал голос новичок, дождавшись, пока жилец (судя по всему, врач) исчезнет за дверью. — Чем не вариант? Узнать, в которой психушке лежит этот… с амнезией… и всем табором к нему заселиться — под черепушку. Представляете, какой там простор, если он даже имя свое забыл!..
— Ага, простор… — немедленно заворчал один из старожилов. — Все тут же перелаемся, перессоримся… То он тихим был, а то буйным станет! Не дай бог из окна выкинется…
— …чем внушили потерпевшему идею, несовместимую с жизнью… — с удовольствием проговорил, как процитировал, балагур-новичок. — Да нет, не выкинется. Там наверняка решетки на окнах…
— Нет у вас, мужиков, ничего святого! — с горечью обличила циника полупрозрачная блондинистая тень.
— Нашла мужиков! Мы, между прочим, мысли…
— Мужские!
— Во-во!.. — усмехнулся темный неопрятный сгусток из глубокой выбоины в бетоне. — Еще феминисток нам тут недоставало…
Остальные несколько оторопели, поскольку кроме мата ничего другого от грубияна услышать не ожидали. А он, гляди, какие слова знает! Хотя… Кто еще способен изгнать из головы матерную мысль? Только интеллигент.
— Ничего я не феминистка — это он кобель! — опомнившись, вскипела тень-блондинка. — Главное, врет, врет!.. На совещании он был! А то сериалов никто не смотрит! Знаем мы эти совещания…
— Простите… — обеспокоенно вмешался некто до сей поры молчавший. — А с поличным его хоть раз ловили?
— Да какое там с поличным! Крутится, как ужака на вилах…
— Так может быть…
— Не может!
— Я ведь не зря спрашиваю, — чуть ли не заискивающе снова обратился он к мысли женского пола. — Меня ведь за что выставили-то… Человек честным хочет быть! А не выходит! Завел любовницу — теперь страдает, поедом себя ест…
— Когнитивный диссонанс это называется, — ехидно вставил интеллигент-матерщинник, но услышан не был.
— Я ему и говорю… — взволнованно продолжал молчаливый. Собственно, уже не молчаливый — разговорчивый. — А ты, говорю, признайся ей во всем! Если любит — простит…
Запала тишина. Надолго.
— Ты что, дурак? — вырвалось у представительницы прекрасной половины мыслей.
Остальные тоже зашумели:
— Ну ты даешь!
— Бабу-то хоть пожалей…
— Которую?
— Да обеих!
— Правильно он тебя выпер!
Подчиняясь датчику движения, вспыхивал и гас светильник, однако на возвращающихся со службы жильцов никто уже внимания не обращал. Не до того было.
— Значит, вы полагаете… — в сомнении пробормотал виновник смуты. — Признаваться… не надо?..
— Сиди и не рыпайся! — велели ему. — Правдолюбец хренов! Лучше уж под козырьком бомжевать, чем так!.. Сломаешь жизнь и той и другой… и ходоку своему…
— Даже если без штанов поймали, — буйствовала блондинка, — стой на своем! Нет — и точка! Ничего не было! Не так все поняла!..
— Но вы же сами только что говорили…
— Да мало ли что я говорила!
— Все-таки мысль… — покряхтев, добавил комочек, изгнанный за сомнения относительно прожитой жизни. — Мысль… она должна какую-то ответственность иметь…
— Да какие мы, к черту, мысли! — уныло отозвался матерный пришелец из интеллигентских извилин. — Так, помыслы… умыслы… А вот знавал я одну настоящую мысль… Это — да! Эту не выставят. Эту беречь будут…
— Ну-ну? — заинтересовались вокруг. — И о чем она?
— Да я как-то не шибко вник… Что-то насчет тетраподизации кистеперых…
— Ой… — забоялся кто-то, и все опять примолкли.
Близилась полночь. Дождик поутих, во всяком случае, под фонарями ничего уже не мерцало, в доме напротив погасло одно окно, другое. Те, кому завтра предстояло подняться пораньше, ложились спать.
Темный сгусток ментальной энергии выбрался из выбоины в бетоне (место его было тут же занято дамой) и выплыл из-под навеса.
— Ну все… — сообщил он, снова заглянув под плиту. — Мой вроде отбился. Пойду… Всем спокойной ночи!
И взмыл в черную высь, туда, где в какой-то квартире хозяева потушили свет.
Обычная практика мыслей-изгоев: дождаться, пока хозяин ляжет, и украдкой вернуться в родные серые клеточки. Утром возвращенцы, разумеется, будут обнаружены и выкинуты прочь, однако к тому времени они успеют от души набедокурить в сновидениях.
Вскоре большинство призрачных сгустков покинуло укрытие, и под козырьком стало значительно просторнее.
Вспыхнул светильник.
— Глянь-ка! — выдохнул кто-то. — Слушайте, а мне, кажется, повезло… Мой-то… поддатый идет…
Действительно, походка приближающегося к подъезду мужчины была нетверда, а рукав куртки чем-то испачкан. Вдобавок, оказавшись перед дверью, гуляка уронил ключи и смог подобрать только с третьего раза.
— Ну лови момент, — пожелали счастливчику. — Чего ты там от него хотел?..
— Так, чепуха. С тещей разобраться. Вконец оборзела… — С этими словами крохотный мохнатый призрак скользнул под сверкающую влагой кожаную кепку и, надо понимать, удачно, поскольку припоздавший жилец, поймав себя на нехорошей мысли, не испугался, не содрогнулся, а всего лишь хихикнул. Недобрый вышел смешок, предвкушающий.
Очевидно, прав был Аристотель, когда утверждал, будто пьяный и спящий мало чем различаются. Самоконтроль что у того, что у другого утрачивается напрочь, и этим, как можем видеть, пользуются вовсю.
К часу ночи компания разбрелась окончательно. Дольше всех держались те, чьи владельцы упорно продолжали смотреть сериал. Но в конце концов не выдержали и эти упрямцы — становилось зябко, хотелось в тепло, поближе к родным головам. Попрощалась и отбыла восвояси мысль-блондинка, вскоре за ней последовал и тот, что смущал сутулого пенсионера.
Оставшись один под бетонным навесом, новичок подыскал себе местечко поуютнее (ту самую впадину) и стал устраиваться на ночлег. Такое впечатление, будто ему в самом деле некуда было податься. А может, и впрямь никто его не выгонял — сам ушел. И, как знать, не сидит ли сейчас где-нибудь на шестом этаже хмурый субъект, силясь постичь, почему это вдруг его роман в стихах остановился и никак не хочет продолжиться…
«Онегин жил анахоретом…» — вспомнилась строка.
Комочек нахохлился, приуныл. Графоман на графомане… Вот ведь времена пошли! И кто теперь поверит, что это он, именно он взял когда-то Александра Сергеевича на слабó…
Сгусток мысли повозился в выбоине, потом не выдержал, решил прогуляться. Выбрался из-под плиты и, отплыв подальше, оглянулся с тоской. Дом отходил ко сну.
Внезапно из приотворенного окошка на четвертом этаже послышался женский вопль, за стеклом заметались тени. То ли там во всем признались супруге, то ли наконец-то поймали с поличным неверного мужа, а может, просто гоняли тещу…
Март 2018 Волгоград
Хроноскреб
Не так мила птице холя в роскошном питании,
Как приятна своя воля в свободном летании.
Выйдя к землянке, Авдей остановился, скинул с плеча рюкзак. Неподалеку от входа развесил лопасти двухместный вертолетик, напоминающий мыльный пузырь на ножках и с хвостиком.
Опять пожаловали.
Оставил поклажу у порога и сошел по кирпичным ступенькам в подземное свое жилище. Гостей, как нетрудно догадаться, было двое. Один сидел на табурете возле железной печурки, другой стоял рядом с дощатым стеллажом и в задумчивости листал снятую с полки книгу.
— Здравствуйте, — сказал он, завидев хозяина. — И что, каждый раз нужно вот так переворачивать страницу?
— Ну да, — недружелюбно отозвался Авдей. — Каждый раз.
Стоящий вздохнул и отправил книгу на место.
— Как же вы зимой-то? — сочувственно спросил он.
— А что зимой? Печка есть, сушняка в роще полно…