Чеботарев понял, что придется отвечать. Дед изменил манеру обращения и перешел на «вы», давая понять, что прежний доверительный разговор кончился и в кабинете начальник управления геологии и буровой мастер с Р-21. Шутить здесь нельзя!
— С зарплатой все хорошо. Премии бригада получает постоянно, — ответил Чеботарев.
— Будем считать, что с этим вопросом разобрались, — сказал глухо Дед и загнул палец на левой руке. — Пойдем дальше. Премиальные получаете. — Прижал второй палец. — Обсудим, как работают в вахтах буровики. Назовите бурильщиков.
— Владимир Морозов! — Чеботарев произнес имя рабочего с неприязнью, не скрывая нахлынувших чувств. — Гали Рамсумбетов и Сергей Балдин!
Дед сосредоточенно наморщил лоб, стараясь припомнить имена. После недолгого молчания отрицательно покачал головой.
— Не знаю таких.
— Из нового пополнения, — Чеботарев недовольно засопел. — Взялись меня учить.
— Как учить?
— Замечания стали делать разные.
— По делу?
— Я мастер, — резко оборвал Чеботарев.
— Вы, Чеботарев… мастер. У мастера много прав, но не все ему разрешено… Грубость, например, запрещена. Помню, у меня был мастер. Что ни слово — мат! Всех перессорил. Не дай бог такому вручить бригаду. Все передерутся. А еще после зарплаты подходил и спрашивал: «Ты престольные праздники знаешь? Бога чтишь?» — «Нет». — «А зря, сегодня праздник святого Сергея. Надо зажечь лампадку. Не скупись на огонек!» Праздник святого Сергея выпадал у мастера на каждый день получки. А если кто из рабочих отказывался пить с ним, мастер снижал заработок, приговаривая при этом: «Бога не чтишь. А кто твой бог — мастер! О престольных праздниках забываешь! Нехорошо, сын мой!»
— Ко мне это не относится, — задиристо сказал мастер. — Праздники я не справляю. Подсечкой не занимаюсь. Я — Чеботарев! Николай Евдокимович Чеботарев.
— Есть праздник Николая-угодника, — словно не слыша, продолжал Дед. — Я не силен в святцах, но, наверное, можно насчитать много праздников. Например, праздник святого лентяя. Вошел сейчас в моду. В этот праздник пьют!
— Я не пью.
— Я не пойму, Чеботарев, по какому поводу ты устроил себе праздник? Святого лентяя справляешь? — Дед пододвинул к себе заветную тетрадь по Харасавэю и неторопливо начал перелистывать страницы, словно забыл о мастере. Все ясно, поругался с бригадой. Прилетел искать у него защиту.
Чеботарев решительно махнул рукой:
— Юрий Георгиевич, если надо, я поеду на Харасавэй. Возглавлю любую бригаду.
— Спасибо, что надумал, — Дед задумчиво забарабанил пальцами по полированной крышке стола. — Любая бригада там не нужна. Я говорил о бригаде мастера Чеботарева. Если коллектив распался, то нет и разговора. Чеботарев, в последнее время в газетах много писали о ваших успехах. Не жалко бросать мужиков?
— Пускай без меня попрыгают.
— Пустое несешь. Уважение к подчиненным — первая заповедь для хорошего бурового мастера. Читал я о вашей бригаде. Написаны все очерки на один манер, нескромно, я бы так сказал. «Я сделал», «Я приказал», «Я так решил», «Я все так предвидел». Так расписали, что можно подумать, что к буровой вышке подошел Гулливер Чеботарев. Один, без рабочих, ведет проходку, опускает инструмент, меняет долота. Читатели могут поверить в такие чудеса, а в управлении хотя и ценят твои заслуги, но считают хвастуном. Мне не захотел рассказать правду об отношении рабочих к тебе. А сдается мне, в первую очередь, мы виноваты, возвысили тебя. Знаю, план выполняешь. Но это еще не все. Важны человеческие отношения в коллективе, дружба. А у тебя закружилась голова. Не удержался и передо мной начал выхваляться: «Я Чеботарев, Николай Евдокимович! Мне все позволено. Что хочу, то и делаю. Бригада мне не указ!» Правду я говорю?
Чеботарев покраснел.
— По месячной сводке ясно, чья бригада в управлении на первом месте. Мастера Чеботарева. Я сам решил уйти из бригады.
— Это другой разговор. А какая причина для ухода?
— Личные мотивы.
— Семья у тебя есть?
— Жена и сын.
— А у меня, Чеботарев, трое детей. По личным мотивам тебе надо заводить еще одного ребенка. Когда двое детей, ребята растут веселее. — Дед прищурил глаза: устал Чеботарев, заездили бригадира планом. Надо сейчас же вызвать секретаршу и спросить, когда буровой мастер был в отпуске. Он не медведь, чтобы сидеть на буровой безвыездно. Хорошо бы предложить Чеботареву семейную путевку в профсоюзный санаторий на Черное море. Или отправить в путешествие в Болгарию или Чехословакию. Пусть посмотрит другие страны, себя людям покажет. Работать он умеет и такую поездку вполне заслужил. Ссора в бригаде мелочная, о ней скоро забудут. Чего не бывает. Надо успокоить бурового мастера. И, казнясь, он подумал, что редко по-настоящему вспоминал о рабочих и мастерах, занятый одними площадями, разведкой, экспедициями и новыми планами. Пододвинул к себе листок с месячной сводкой, и у него зарябило в глазах от длинных колонок с цифрами.
Тяжело вздохнул: «Вроде, явился Чеботарев без дела к нему, а сколько родилось мыслей. За планом и цифрами он забыл о людях. Забыл о рабочих, выполняющих план».
Дед наклонился над толстой тетрадкой и что-то быстро записал для себя.
Приезжая в управление, Чеботарев всегда останавливался в новой гостинице «Нефтяник», но сейчас без командировочного удостоверения он не получил номера. Конечно, стоило только протянуть дежурному администратору — рыжей, конопатой девчонке орденскую книжку, и все бы сразу уладилось. Но Чеботареву было интересно, как отнесутся к нему, не прославленному мастеру, а простому рабочему. Уселся в холле гостиницы и стал ждать. Рядом с ним сидели приезжие, окруженные чемоданами и узлами. Пожилая женщина укачивала плачущую девочку.
Кто они? Рабочие? Он тоже рабочий. Работой его не испугать. Был мастером, станет бурильщиком. Меньше беспокойства. Он начал готовить себя к новой жизни и поступал правильно. Злился на Деда. Но возвращаясь к их разговору, понимал, что Дед был прав. «Возвышение личности» — эти слова Деда Чеботарев особенно хорошо запомнил.
— Возвышение личности! — раздраженно повторил Чеботарев. Обойдя конторку дежурной, оказался в настоящем саду. Зеленые вьющиеся растения гибкими петлями свешивались со стен и потолка, образуя причудливые переплетения из листьев и стеблей. С ветки на ветку перепархивали разноцветные попугайчики, громко цокая.
Окинув безразличным взглядом Чеботарева, в сад вошла рыжая девчонка-администратор. Протянула руку, и разноцветные попугайчики уселись ей на пальцы, перебирая лапками, боком двигались к ладони клевать зерно.
Безразличный взгляд рыжей девчонки-администратора разозлил Чеботарева и он с неприязнью посмотрел на ее беззаботное лицо. Послать бы ее на буровую, к комарам, заставить полазить между лотками с ползущим глинистым раствором, сразу бы научилась обходиться по-настоящему с людьми, услышала бы и кашель девочки в вестибюле, обратила внимание и на беременную женщину, увидела бы сидящих на узлах и чемоданах работяг, дожидавшихся места в гостинице.
Приезжие испуганно вздрагивали, когда открывалась высокая стеклянная дверь, и в вестибюль врывался холодный воздух с улицы.
Чеботарев понял, что номер ему не получить. Дежурная ни за что не сдастся.
Чеботарев встал и вышел на улицу. Погода стояла скверная, моросил мелкий, надоедливый дождь. В такую погоду особенно тоскливо на буровой, и он зябко передернул плечами. От собственной неустроенности потянуло к теплу и свету.
Вдоль улицы стояли покосившиеся бревенчатые дома с массивными резными ставнями — старожилы старого города. При тусклом вечернем свете Чеботарев несколько раз останавливался по дороге и любовался удивительной работой неизвестных мастеров-резчиков. Каждый из них старался своим рисунком приветить дом, и ставни смотрелись, как произведения искусства. Он с сожалением подумал о новых городских кварталах. Высокие башни громоздились одна около другой совершенно безликие, в ряд, они напоминали точеные кругляши для игры в городки.
Выйдя из переулка на главную улицу, залитую огнями широких витрин магазинов и разноцветьем неоновых трубок, он почувствовал, что дождь усилился. По лужам хлопали пузыри.
Чеботарев вспомнил, что где-то рядом есть ресторан, и устремился к нему. На дверях ресторана косо висела табличка: «Мест нет». Он толкнул дверь, но она не поддалась. Нетерпеливо постучал.
Выглянул большеротый старик с красными оттопыренными ушами. В новой фуражке с блестящим козырьком он выглядел важно, как генерал.
— Не колоти, местов нет, — сурово пробасил старик. — Зачнешь хулиганить, сдам в милицию. Живо схлопочешь пятнадцать суток!
Дождь из мелкого перешел в крупный и барабанил по тротуару. Чеботарев прижался к стене, чувствовал жалость к самому себе. Зря он перестарался, переиграл роль. Стоило ему достать красную книжку, сразу же отыскался бы номер и столик в ресторане.
— А ну, папаша, посторонись! — решительно сказал откуда-то появившийся парень и оттолкнул Чеботарева. — Где успел назюзюкаться, слабак? Пропусти людей. Леший с бородой, пускай в кабак!
В дверях показалось лицо швейцара. Чеботарев удивился происшедшему в нем превращению. Старик, раздирая рот до ушей, улыбался, показывая крепкие зубы. Глаза стали масляными.
— Пожалте, пожалте! — распахнул дверь и тут же протянул совком руку. — У нас сегодня удлиненное кино: к пиву раки! Пожалте!
— Раки? — гаркнул один из парней, и каждый из них бросил в широкую ладонь по рублю.
Чеботарев решительно двинулся за парнями.
— А ты куда? — строго спросил швейцар.
— Держи, людоед! — выругался буровой мастер.
— А сам ты кто? — набычив голову, спросил старик. — Ты почто меня обругал? В милицию сдам. Покажут тебе, кто людоед. Я на посту, при службе!
— Держи рубль, светлая душа, — обозлился Чеботарев. — Я сегодня, леший, не в форме, а то врезал бы. Костями загремишь!
Он решил не отставать от трех парней. Они легко ориентировались в узких проходах между столиками, как настоящие капитаны, кивали головами направо и налево знакомым официант