— Если бы все ваши честные слова можно было складывать в копилку, я бы стал самым богатым человеком, — угрюмо бросил Ачкасов. — Нужен точный график. Васильев на планерке каждый день переходит на трясучий режим. Все помнит и ничего не забывает. У него не ваш блокнот, а амбарная книга. «Железный ряд» весь зарисован!
Однажды в туманный день, когда облака с реки наползали на аэродром и голосисто перекликались гудками пароходы, в учебный класс к летчикам вошел Ачкасов. Лицо радостное, глаза светятся, как будто получено задание на полет.
Олег Белов смотрел на командира и терялся в догадках: чему тот радовался?
— Командир, вы случайно не выиграли по лотерейному билету «Жигули»? — спросил старший летчик. — Я выехал из дому на первом автобусе. Не успел газету прочитать. Может быть, там написали?
— Никто не знает? — Ачкасов смотрел на летчиков и качал головой. — Кому же я проболтался? Я выиграл. Если здесь есть счастливцы, могут испытать свое счастье. Игра похожа на лото. Победитель получает коробку шоколадных конфет или мою зажигалку. — Он подбросил вверх никелированную зажигалку.
— Командир, пожалеете о зажигалке, — с вызовом сказал Томас Кузьмичев и протянул широкую руку. — Позвольте полюбопытствовать? Надо знать, бензиновая или газовая?
— Играть так играть, — оживились летчики. Задвигали стульями, устраиваясь поудобнее вокруг стола.
Ачкасов достал из портфеля небольшой мешочек и, потряхивая им, сказал:
— Объясняю условия игры. Каждый имеет право вытащить два фанта. Кто сумеет привязать их к карте Ямала и точно назвать район, реку или озеро, считается победителем. Время игры — час. Все проигравшие сдают мне свои зажигалки. Принимаете условие? Курильщики, советую подумать. Истратитесь на спичках!
Олег Белов в последний момент почувствовал подвох командира эскадрильи. Кто-то из летчиков загремел стульями, собираясь вылезти из-за стола. Но ему хотелось проверить себя, узнать, как он усвоил карту с тысячами безымянных озер, болотами и многочисленными реками. Во время рейсов над заснеженной тундрой он терялся без заметных ориентиров, и каждый проведенный час в воздухе для него являлся трудным испытанием. А в серые, дождливые дни полет на вертолете еще больше усложнялся, и машину приходилось вести вслепую, доверившись исключительно приборам. Он достал две узкие полоски карты. Прикладывал их друг к другу, но они не стыковались. Показалось, что одна — район Полярного Урала. Полоска реки — Собь. Сразу представил высокие заснеженные отроги Рай-Иса, взметнувшиеся к облакам. Но тут же пришло сомнение. Полоски карты из другого района!
Летчики в последний момент, как и Олег Белов, поняли хитрость Ачкасова. Игра стала самой обыкновенной проверкой по знанию района полетов. О дне экзамена им объявляли заранее, а сейчас командир эскадрильи их поймал врасплох.
— Командир, я не играю, — сказал недовольно летчик Шилкин, отодвигая от себя полоски карт. Хлопнул ладонью, кладя на стол зажигалку.
— Вольному воля, — улыбнулся Ачкасов. — Один слабак нашелся. А между прочим, товарищ Шилкин, летчики обязаны знать район полетов. С Нецветаевым я играть сам не стану. Лучше его никто не знает район Ямала.
Олегу Белову стало стыдно за себя. Заставил сосредоточиться, внимательно вглядеться в полоски карты. На одной — часть изрезанного берега с бухтой. Не понять, принадлежит он неизвестному озеру или это берег Обской губы. Прибавил бы командир к полоске хотя бы еще половину сантиметра, легче сориентироваться в местности.
— Хлопцы, прошло пятнадцать минут! — посмеиваясь, сказал Ачкасов. — Самый храбрый, отвечайте.
— Можно мне, — попросил Томас Кузьмичев и закашлялся. — Командир, первая полоска стыкуется с озером Ябто-то. Вторая — река Надым. Зажигалка моя?
— На зажигалку можете полюбоваться. Подержать в руках! — мягко сказал Ачкасов. — Плохо знаете район полетов!
В последнюю минуту Олег Белов почувствовал озарение. Почему сразу не вспомнил? Маленькая бухточка на берегу Карского моря, а за ней выгнутая дугой река Харасавэй. А дальше намытые пески Шараповых Кошек. На второй полоске петля Мордо-яхи. Вспомнил объяснение Нецветаева. У ненцев каждая река — яха, а озеро — то.
— Я могу отвечать, — сказал Олег Белов и по школьной привычке поднял руку вверх. Сдвинул полоски карты и, не торопясь, дорисовал недостающую часть Карского моря, потом извилистое русло реки Харасавэй. Закончив, вывел изгибы Мордо-яхи. Пометил на левом берегу дом фактории.
Ачкасов, положив руку на плечо молодого летчика, с уважением смотрел за движением карандаша. Достал из кармана зажигалку и протянул Олегу.
— Командир, я не курю.
— Митрофанушка не хотел изучать географию, — сказал Ачкасов, — надеясь, что извозчик довезет, куда надо. А нам у кого спрашивать дорогу? Нет в воздухе извозчиков. Нас самих так часто называют. Хорош извозчик, не может довести до места. Карта для нас — жизнь. Принесите карту Ямала.
Ачкасов расстелил карту на столе и стал раскладывать на ней треугольники, квадраты и полоски. Как мозаика, собралась северная часть полуострова с рекой Харасавэй, безымянными россыпями озер на просторах тундры, лежащей перед океаном.
— Я рад, Белов, что вы знаете карту!
Олег Белов, как и командир эскадрильи, в дни прихода на аэродром подходил к своему вертолету, любовно оглядывал его и громко спрашивал:
— Как ночевал, старик? Соскучился без полетов? Посмотри, какую погодку сочинили нам ветродуи. Я тоже хочу полетать!
Ачкасов удивлял молодого летчика постоянными выдумками, неистощимой фантазией. Вернувшись из полета, отодвигал грузовую стрелу и начинал подтягиваться, как на турнике.
— Сдаем нормы на ГТО. Кто за мной, стройся!
Олег Белов считал: комэска подтянулся двадцать раз. Он, как ни старался, сумел лишь восемь раз. Бортмеханик Вась-Вась — десять раз.
Ачкасов смотрел на молодого летчика, и синеватые белки его глаз поблескивали. Прятал улыбку. А Олег Белов напряженно ждал, что командир скажет: «А ты слабак, Белов. Слабак!»
Он закусил губу от обиды — будет тренироваться каждый день. Докажет командиру, чего он стоит на самом деле. Нет, он не слабак!
Пришло лето с белыми ночами. Во дворе общежития молодых летчиков доживал последние дни сугроб талого снега, иссеченный свинцовой тяжестью сорвавшихся с крыши капель. Под забором просыхала поленница дров, и круглые торцы сосновых поленьев медленно желтели под солнцем, как шляпки подсолнухов.
Радостное чувство не покидало Олега Белова с самого утра, когда он после зарядки вышел во двор обтираться холодной водой. Остро запахло смолой, словно он оказался в сосновом лесу. Он удивленно оглянулся и увидел кладку дров, прошитых насквозь белыми стежками плесневых грибов. На круглых срезах с годовыми кольцами блестели янтарные капли. Он стал с наслаждением обламывать смолу и растирать между пальцами, жадно вдыхая терпкий запах. Не признавался, что устал от дождей и туманов, до боли соскучился по деревьям, шелесту листьев. Нетерпеливо ждал настоящего тепла и жаркого солнца.
Месяц назад Олег Белов начал летать первым пилотом Ми-8 с нравом самостоятельного подбора площадки. А это означало, что он мог работать в экспедициях и поисковых партиях и сажать вертолет в любой точке.
Память вернула его к тем беспокойным дням ожидания, когда в эскадрилью пришел приказ выделить вертолет для работы на Харасавэй. Ачкасов закрылся в кабинете с начальником штаба эскадрильи, и они принялись обсуждать кандидатуры. С детских лет Олег упрямо считал, что стоит захотеть сильно и все сбудется. Для исполнения желания только надо три раза громко крикнуть: «Я хочу, я хочу, я хочу!» Ложась однажды спать, он быстро сказал заветные слова: «Я хочу лететь на Харасавэй, я хочу лететь на Харасавэй».
— Олег, ты что бредишь? — удивленно спросил Томас Кузьмичев, отрывая голову от подушки. — Ты не заболел?
— Спи!
Всякие мысли не давали долго уснуть. Ачкасов не захочет послать его в дальнюю командировку, в эскадрилье есть более опытные летчики, но он тут же заспорил с самим собой: «Надо смелее выдвигать летчиков. Во время войны не обращали внимания на возраст. Георгий Иванович Нецветаев летал на Пе-2 фотографировать немецкую оборону?» А его отец? Им было по двадцать два года! Он старше их — ему уже двадцать четыре. Надоело слышать: молодой летчик. Мысленно перечитывал знакомую карту Ямала. Она перестала быть для него мертвой. Вычертил маршрут полета. За широкой Обью произойдет первая встреча с озерами Яро-то и Тэран-то. А потом сотни километров полета над тундрой через болота и озера до рек Ирибий и Ясовей-яха. Он устремлялся все дальше на север к Байдарацкой губе. Во время полета он будет поддерживать радиосвязь с аэродромами Нового порта, мыса Каменный и Сей-яхой. Будь он на месте Ачкасова, обязательно бы послал его, Олега Белова, в Харасавэй.
Хотя и распалял себя Олег Белов, а особых надежд не питал, что комэска пошлет его на Харасавэй. Вздыхая, утром отправился на аэродром.
— Как дела, сынок? — встретил вопросом в штабе Ачкасов летчика и с особой заботой похлопал по плечу. — Запланировал тебе полет на Харасавэй. Завтра вылетать. Будешь работать в экспедиции.
От неожиданной радости Олег едва удержался на ногах. Он даже забыл, что надо поблагодарить командира. С мальчишеским азартом, не чувствуя под собой ног, помчался на второй этаж, перескакивая сразу через несколько ступенек, чтобы поделиться неожиданной новостью с Томасом Кузьмичевым. По дороге попался Нецветаев.
— Григорий Иванович, завтра я лечу на Харасавэй! — выпалил он одним духом. Командир звена давно стал для него самым дорогим человеком. Олег тянулся к Нецветаеву, чувствуя в нем отцовское участие и постоянную заботу.
Нецветаев понял состояние летчика. Перед каждым вылетом его тоже охватывало подобное чувство, и оно не притуплялось новыми полетами. Он считал, что летчики похожи на художников, а полет — на творчество. Его постоянно поражали неповторимые рисунки облаков, удивляли глубокая синева неба, краски лесов, рек и озер. От времени картины менялись, и знакомые места выглядели каждый раз по-новому.