По реке, где на лед выжало воду, синей линией были обчерчены все кривули. Он торопливо шагал, жадно схватывая новое место. Справа на горке раскинулась деревушка охотников Ушья. Над заснеженными крышами-сугробами вбиты столбы домов.
Позади, на снеговой поляне, остался вертолет. А он, папа Юра, спешил к буровой, загребая тяжелыми унтами глубокий снег. С трудом сдерживал себя, чтобы не побежать. Нетерпеливо хотел скорей все посмотреть и убедиться в успехе экспедиции. А сзади за ним едва поспевали в тяжелых шубах два инженера.
В кармане покалывала жестким углом срочная телеграмма. Получил ее от начальника Шаимской экспедиции. Шалаев с достоинством подписался полным именем: Михаил Васильевич. Тогда вспомнил, что должен встретить молодого инженера, которого направил в экспедицию. Кажется, он назвал себя Геной? Рукой торопливо скомкал лист бумаги с телеграфными полосками. Сколько волнений принесла ему узкая полоска бумаги. Он не мог скрывать своего восторга и не хотел. Весь светился улыбкой.
«Получен фонтан легкой нефти!»
Он шел по земле, где открыли нефть. Ее уверенно предсказывал Губкин. Ради этого открытия стоило жить, выдерживать все баталии и нападки, споры в обкоме и в Министерстве геологии. Защищался вещими словами академика.
«Нужно учитывать то обстоятельство, что нефтяные разведки связаны с большими капиталовложениями, с огромным риском (риск, повторяю, миллионами). Может быть, в десяти местах мы будем бурить впустую, пускай пробуренные купола окажутся пустыми, но зато в одиннадцатом месте мы, может быть, найдем большое месторождение».
И вдруг открыто месторождение здесь, под Мулымьей. Разве это не победа? Он спешил к бригаде буровиков, чтобы прямо сказать об этом. Поздравить рабочих и инженеров, дизелистов и верховых.
Застыл на месте около буровой мастер Урусов. Шапка-ушанка побелела от инея. Почему память не удержала, сколько тогда в самом деле было мороза?
Героем дня стал буровой мастер Урусов. Дед говорил тогда с ним в кабинете, как равный с равным, как товарищ. Показывал карту Шаимской площади.
«Семен Никитович, сейсморазведка обнаружила на Конде нефтеносные структуры».
«Надо бурить!»
«Хочу послать вашу бригаду. Справитесь, Семен Никитович?»
«Будем стараться!»
В тот день Дед спешил, чтобы скорей пожать руку буровому мастеру. «Спасибо, Семен Никитович! Сдержали бурильщики слово. Спасибо за открытую нефть!»
Осталось сделать всего несколько шагов. Но его опередил Урусов. Бросился вперед со всей решимостью счастливого человека. Крепко, по-мужски обнял. Мороз сбивал дыхание.
«Правильная точка! — басил мастер простуженным голосом. — Правильная точка!»
Буровой мастер потащил за собой к отводной трубе. Дед сразу почувствовал знакомый запах нефти, который показался куда приятнее, чем благоухание роз или жасмина. Зачерпнул горстью нефть со снегом и растер ее в руках. Победа! Наконец-то пришла настоящая победа на холодной земле! В Сибири открыта нефть! Дед не утерпел и обнял стоящих около него бурильщиков. Вглядывался в красные, задубевшие, обмороженные лица. Почему он не художник? Надо обязательно нарисовать рабочих такими, какими они были в тот радостный день. В замасленных одеждах, в скособоченных, растоптанных валенках и рваных, прожженных на костре рукавицах, но с одухотворенными, счастливыми лицами победителей. В тот день они были для него самыми красивыми на свете, и Дед хотел их всех обнять вместе с Урусовым.
Вдруг из трубы перестала бить нефть. Выкатилось несколько последних капель, и все оборвалось.
Сразу роли около буровой поменялись. Главным лицом стал он, папа Юра. Все смотрели на него с надеждой. Даже опытный Михаил Васильевич Шалавин. А ему опыта не занимать!
«Михаил Васильевич, маленький дебит».
«Точно. Надо искать!»
Бригада Урусова перешла на новое место и приступила к бурению. Новой буровой присвоили номер шесть.
Дед вспомнил, как потом в один из дней он сидел у себя в кабинете и перелистывал отрывной календарь. Взгляд его остановился на листке 22 июня. Первый день войны памятен каждому фронтовику. Война сломала и его жизнь, сделала на долгие годы солдатом. Война ушла в прошлое, но не забылась. Слишком много она принесла страданий народу, его стране. Мысли его прервала секретарша.
— Телеграмму получила, ничего понять не могу.
— Телеграмма мне?
— Шалавин прислал.
Дед знал, что на скважине шесть поднят нефтяной песчаник. Сдерживая волнение, нетерпеливо прочитал:
«Ики юз али-уч юз».
— Мощный нефтяной фонтан, — сказал он секретарше. — Двести пятьдесят — триста тонн дебит!
С гидросамолета трудно было узнать после зимы знакомые места: деревню Ушью, тайгу и кривули Конды. Летчик на Ан-2 сделал круг, выбирая место для посадки. Самолет прошел низко над землей, и вот уже поплавки коснулись воды и заскользили по зеркальной глади.
После песчаного берега под его ногами пружинистая земля с болотными кочками. Он спешил снова к буровой вышке. Она стояла горделиво, нацелясь в белые облака. Бил фонтан, и нефть текла к вырытому в земле амбару.
…Дед откинулся к спинке кресла и задумался. Вспоминать о первом открытии ему доставляло истинное наслаждение. Потом было много других славных побед, пришла слава Усть-Балыка, Мегиона, Самотлора и многих других месторождений.
В кабинет вошел главный инженер, нагруженный книгами.
— Входи, входи, мой просветитель! — добродушно улыбнулся Дед.
— Мало удалось достать книг. Две из нашей библиотеки, а остальные взял из политехнического института. А морскую лоцию обещали прислать из Москвы. Не поняли, почему мы, в Тюмени, заинтересовались лоцией Карского моря.
— Плавать хотим, плавать, — сказал, посмеиваясь, Дед… — Ногою твердой стать при море… Без лоции в Харасавэе нам делать нечего.
Главный инженер удивленно смотрел на начальника управления. Знал много лет и не переставал удивляться его жадности к работе, которой отдавался целиком.
— Мы должны знать часы приливов и отливов. Соленость воды. Толщину льда. Глубины моря. Иначе нам не принять корабли с грузами из Архангельска и Мурманска. Начнем работу на Бованенковской площади. Пора выдавать первые точки, — голос Деда дрожал от волнения. Он до сих пор не мог примириться с нелепой смертью молодого геолога, которого всегда любил. Память вернула к далеким годам…
Дед обладал цепкой памятью на лица. Долго помнил специалистов, буровых мастеров, дизелистов, капитанов лихтеров, вертолетчиков, с которыми однажды познакомился во время многочисленных перелетов и разъездов по Среднему Приобью, Ямалу, и не забывал.
После обеда, как было условлено заранее, начальник отдела кадров вошел в кабинет Деда, держа под мышкой папку с личными делами недавних выпускников Новосибирского политехнического института. За ним робко вошли, держась стайкой, три парня и две девушки.
Начальник управления с любопытством поглядывал на вошедших, радуясь молодости прибывших, как человек много поживший. Особенно его внимание привлек высокий шатен с широким разворотом плечей, по-видимому, очень сильный. Своим ростом и фигурой напомнил сына.
Молодые ребята и девушки понравились, но он хотел бы их увидеть за работой в поле, около буровых, чтобы по достоинству оценить мастерство каждого.
— Выпускники Новосибирского политехнического института, — представил начальник отдела кадров с особым подъемом.
— Сибирякам я всегда рад, — пробасил Дед, по-особому приглядываясь к переминающимся с ноги на ногу парням и девушкам. — Знаю, морозами нашими вас не запугать. Комарами тоже не удивить. А в тундре их тучи! — он не признался, что не особенно любил выпускников московских и ленинградских институтов, которые появлялись после телефонных звонков от пап и мам, просивших его не усылать их детей далеко от города, перечисляя все существующие на свете болезни. — Охотники и рыболовы есть? — Дед лукаво прищурил черные глаза. — А?
Новосибирцы ожидали услышать любой вопрос, кроме этого, и растерянно молчали.
— Охотники и рыболовы есть? — повторил Дед свой вопрос. По его глубокому убеждению у охотников и рыболовов подготовка к экспедиции и полю началась у первого разведенного костра в детстве на берегу Волги или у маленькой, затерявшейся в глухих лесах Калининской области, Рени. Охотники и рыболовы, люди бывалые, в поле всегда находили себе дело и не скучали по городским удобствам.
Но и в глухой тундре есть свои неповторимые красоты и прелести. Полыхающие восходы и закаты. Каждое из времен года приносит свои краски. Разве в городе, за высокими каменными домами увидишь первый блеснувший луч или услышишь ток глухарей? Он не забыл, с каким восторгом рассказывал Вадим Бованенко о встрече с глухаркой на Пяко-Пуре. Весной он вышел на огромную черную птицу. Из-под поваленной елки во все стороны брызнули, как капли воды, серо-пестрые цыплята. Он хотел догнать одного пуховика, но тот ловко юркнул в высокую траву и пропал.
«Глухарка раненая», — решил геолог и шагнул к птице, чтобы ее схватить. Но она отбежала, волоча крыло. Он сделал шаг, а птица подпрыгнула и тяжело упала на землю. Геолог бросился за птицей, но она сразу взлетела и скрылась за кустом. Пробегав за наседкой, понял, что птица просто-напросто уводила его от гнезда.
Дед снова посмотрел внимательно на высокого шатена. Теперь он ему показался больше похожим на Бованенко. Такой же упрямый взгляд, глаза без страха. Вся осанка говорила: «Я выбрал себе специальность по душе и не изменю призванию. Если из продавца можно сделать плотника, то из геолога будет только геолог».
— Я охотился, — сказал немного смущенно высокий шатен. — На рябчиков.
— Это хорошо.
— Вот документы Сафонова Петра Алексеевича, — начальник отдела кадров пододвинул личное дело инженера-буровика.
— Петр Алексеевич, рад познакомиться. Буровику всегда рад. Вы женаты?
— Не успел! — высокий шатен покраснел.