– Не потребуется, – прошептала она нараспев, вымаливая взглядом карих лживых очей: прости. Смотреть на нее было больно, а голос ее был просто невыносим.
– Пока, – кивнул он, не глядя, и пошел прочь.
Постепенно, день за днем, он стал привыкать к ее отсутствию. Лишь иногда, по ночам, вздрагивал, просыпался – и шарил с просоночной надеждой возле себя… и не находил.
В один из праздников друзья-приятели, как и раньше, в прежние холостяцкие времена, собрались в квартире у Петра Степаныча. Зная о нынешнем его одиночестве, специально пригласили двадцатилетнюю Розу, юную лаборантку с завода медпрепаратов.
Пили, пели, плясали. Во время танца, прижимаясь мягким животом к Петру Степанычу, Роза лукаво шепнула:
– Я живу далеко, на правом берегу… Вероятно, нет смысла сегодня мне ехать домой? Может, уеду завтра?.. Что скажешь, Петя?
– О чем речь, разумеется, – ответил он, целуя ее в кончик вспотевшего носа и продолжая неуклюже танцевать.
Роза была хороша – блондинка с нежной кожей и острыми зубками. Чайная роза. Эмблема печали.
Так, вроде бы, началась новая полоса в жизни Петра Степаныча.
Иногда, забываясь, особенно в полусне, по привычке шептал он: «Ле-е-ена»… – обнимая прильнувшую Розу, и та напрягалась, фыркала, отстранялась от него и кричала злобно, будя соседей:
– Дурак! Тряпка! Опять – ее вспомнил?!
– Э, брось, – добродушно отвечал он. – Не лайся. Это я нечаянно и случайно.
А однажды, идя с работы, он вдруг услышал певучий голос Елены, окликающий его со стороны:
– Петя!
Он резко обернулся – никого не было вокруг.
– Чудеса, – прошептал Петр Степаныч и ускорил шаги, боясь, что оклик повторится. Не повторился.
По вечерам, почти ежедневно, являлась душистая Роза, приносила медицинский спирт, смешивала его с фруктовым сиропом и заставляла Петра Степаныча пить эту гадость. Он морщился, пил. А потом Роза начинала-продолжала его уговаривать, чтобы он всерьез подумал и ускорил дело с разводом. И женился на ней, на Розе.
– Разве я – плохая женщина? – спрашивала Роза, горделиво выставляя крупную грудь. – Молодая, красивая, здоровая. Я – умная. Я – практичная. И я – верная, в отличие от некоторых. Если изменю – убей.
– Что ты, что ты! – шутливо пугался Петр Степаныч. – Я убивать не умею.
– Знаю, ты слишком мягок, – и Роза продолжала атаку: – Тебе нужна именно такая женщина, как я!
– Да, конечно, – смиренно соглашался он.
– Нет, Петька, без шуток. Ведь тебе тридцать второй год. У тебя плешь скоро будет.
– Где, где? – всерьез пугался Петр Степаныч, хватаясь за голову.
– Шучу, – и она щелкала его по лбу. – Дурачина ты, простофиля. Еще капризничаешь… Пользуйся моей добротой, пока не поздно.
– Хорошо, женюсь, – кивал он согласно.
И в этот самый миг он вдруг услышал певучий и нежный голос пропащей жены:
– Петя, не на-а-адо! Не делай этого, Пе-етя. Она ж тебя, стерва, сожрет… ми-илый!
– Что?! – Он вскочил со стула, огляделся по сторонам. Кроме него и Розы, никого в комнате не было.
Петр Степаныч выбежал на кухню, заглянул в туалет, ванную комнату – нигде никого.
– Петька, что с тобой? – сердито спросила Роза. – Ты совсем рехнулся?
– Петенька, милый, гони ее прочь!.. – услышал он вновь голос жены.
И он ошалел.
– Убирайся! – закричал и затопал ногами. – Катись к чертовой матери! Вон отсюда! Дрянь!
– Что-о? Ах, вот как! – задыхаясь от гнева, произнесла Роза. – Что ж, спасибо, Петя… спасибо…
Она что-то еще бормотала, что-то невнятное и неприличное. Наконец ушла, непритворно рыдая.
Петр Степаныч стоял, растерянно озираясь.
– Вот и хорошо, – сказал голос жены. – И слава богу, что она ушла. Правда же, Петенька?
– Заткнись! – крикнул он в пространство. – Замолчи!.. Ну, пожалуйста – замолчи…
Эту ночь он почти не спал.
Всё боялся-надеялся-ждал, что снова услышит голос жены.
Прошло много дней. Роза не приходила. Друзья-приятели стали забывать его дом, только изредка забегали – распить бутылочку, занять трешку.
Петр Степаныч стал ленивым и вялым, некрасивым и неряшливым. Прошел всего год после разрыва с женой, а он постарел лет на десять.
Пропащая жена на глаза не попадалась, писем не писала, только поздравительные открытки присылала к праздникам – с пожеланиями счастья. И всё. От знакомых он слышал, что живет она у прежней хозяйки, снимает ту же комнату. И еще знакомые сообщали, что есть у нее ребенок, а мужика нет, и никто к ней в гости якобы не ходит. А те, кто приходят, тут же уходят прочь.
– Очень странный образ жизни, – удивлялись знакомые, смущенные нелогичностью ее поведения.
Петр Степаныч не хотел обсуждать образ жизни пропащей жены и уклонялся от подобных бесед.
Приходя с работы домой, он пил чай, ел колбасу, макая кусок хлеба в банку с баклажанной икрой, или варил картошку. Иногда, не очень часто, выпивал. От водки становилось чуть легче, но много пить ему не хотелось. И голос пропащей жены предостерегал издалека:
– Не надо пить водку, Петя. Это очень вредно. Петя, милый, пожалуйста, больше сегодня не пей… Хорошо?
– О, черт! – рычал он отчаянно, и плакал, и умолял: – Ну, чего ты хочешь от меня? Отстань, ради бога! Отстань… отвяжись… Но пить прекращал.
Прошло еще полгода.
Как-то вечером, придя с работы, Петр Степаныч наспех поел, покурил и заскучал. «В кино, что ли, сходить? – подумал он. – Или – в театр музкомедии… давно я там не был. Там в буфете пиво бывает… Сходить, что ли?»
– Не ходи никуда, Петя, – услышал он голос жены. – Лучше книжку хорошую почитай. На улице – мороз, ветер. В такую погоду хороший хозяин собаку во двор не выгонит, а ты – гулять.
– А чего мне дома сидеть? – возразил Петр Степаныч. – С тобой, что ли, разговаривать? И так уж боюсь, что скоро меня в дурдом упрячут…
– Не бойся, не упрячут, – произнес-успокоил голос пропащей жены. – А хочешь, я тебе спою, как раньше?
– Ну, разговорчики, – хмыкнул он. – Что ж, спой, если не трудно.
Жена вздохнула издалека, откашлялась – и запела чудесную песню, в которой говорилось про тополя, про любовь, про разлуку и про надежду.
Петр Степаныч слушал, почти не дыша, сидя на неприбранной своей постели.
Песня кончилась, чарующий голос умолк.
– Что же ты? – тревожно спросил он. – Что ж замолчала? Пой, пой еще…
– Ми-и-илый, – сказала она, и снова запела, и пела она бесконечно долго, пока он не изнемог слушать, а она – петь.
– Сил моих больше нет, – прошептал, наконец, Петр Степаныч, вставая с постели. – Всё! Я пойду к тебе. Будь что будет. Я хочу к тебе…
– Милый! – радостно сказала она.
Лена растерялась, когда он к ней явился. Было уже поздно. Лена почти не изменилась, только чуть похудела. Пригласила его проходить, предложила сесть, спросила – не хочет ли чаю.
– Нет, не хочу, – отказался Петр Степаныч. – Я по делу.
– По делу? Насчет развода?
– Нет, – сказал он. – Наоборот.
И огляделся. Комната была та же – маленькая, тесная. Он сразу заметил детскую кроватку и лежащего там ребенка. Кажется, это была девочка. Ребенок спал. Лена молчала, следила за ним. Она постепенно успокоилась. Ждала объяснений.
– Это – от того… от Пашки? – спросил Петр Степаныч, кивая на ребенка.
– Ага, – сказала она. – Дочка.
А он сидел и не знал, как объяснить ей свой приход, что сказать и о чем просить. Не мог же он ей рассказывать сказки про голос, истерзавший ему душу. Она не поверит…
– А я думала – ты насчет развода, – сказала Лена, видя, что он все молчит.
– Нет. Я просто так… Проходил мимо, и решил заглянуть, – ничего не придумав, сказал Петр Степаныч, и встал.
– Петя, Петенька, – прошептала она и заплакала, – пожалуйста, посиди еще…
Вот он, вот – ее голос!
Он замер, повернулся, и подошел к ней.
– Что ты делаешь, что ты со мной делаешь?.. – сказал он тихо. – Ведьма ты, что ли?!
– Бог с тобой, Петя! – И она удивленно всмотрелась в его некрасивое родное лицо. – Разве я похожа на ведьму? Я твоя пропащая жена… вот я кто. Прости меня, если можешь.
– Нет!.. Это ты меня прости, – возразил он, беря ее руку, и встал перед ней на колени. – Это я виноват… я знаю… Лена, вернись ко мне. Не могу без тебя, Лена.
– Хорошо, – радостно согласилась она, – хорошо, я обязательно вернусь. Но сегодня – поздно, Катя уже спит. Будить жалко. Оставайся здесь?
– Хорошо, – сказал Петр Степаныч. – Как скажешь, Лена. Я люблю тебя.
– И я тебя люблю.
Они не очень походили на пылких любовников, встретившихся после долгой разлуки. Они походили на робких влюбленных.
Наутро, проснувшись, Петр Степаныч обнаружил, что лежит один, на мятой постели. Он очень испугался.
– Лена! – тревожно крикнул он, вскакивая. – Где ты, Лена?
Дверь приоткрылась, и Лена заглянула в комнату.
– Я здесь, – сказала она. – А что случилось?
– Ничего, – смутился он. – Мне показалось, что ты исчезла…
– Вот еще! – удивилась она. – Вставай скорее, завтракать будем.
– Я мигом, мигом! – торопливо сказал Петр Степаныч и засмеялся от счастья.
СЮЗАНЭ С ПАВЛИНАМИ
Каждая женщина хочет быть счастливой. Чем больше хочет, тем меньше удается. А те, кто ни о чем таком не мечтают и просто порхают беспечно, – у них все выходит само собой, и живут они множество лет, сытые и довольные, не зная вкуса слез. Об удачливых говорить неинтересно – они сами кричат о своем счастье на каждом углу… А впрочем: везучая, невезучая – кто угадает?
В сибирском городе Кырске жила еще не старая старая дева Леля Петренко. Работала медсестрой в городской больнице, жила в новом некрасивом доме, в комнате гостиничного типа, совершенно одна – ни мужа, ни друга, ни папы, ни мамы. Вела себя тихо и скромно, бесцветные глаза привычно опускала, а смелые мужчины смотрели на нее с брезгливым сочувствием.
В апреле ей исполнилось двадцать семь лет, а в мае председатель месткома предложил горящую путевку – в Среднюю Азию. С большой скидкой – всего за тридцать рублей. Леля никогда никуда не ездила и поэтому согласилась. Кстати, происходило все это в стародавние времена, когда Ташкент находился в пределах советской империи, а на рубль еще можно было что-то купить.