– Ты же еще вчера хотел меня убить, – сказал я, глядя на протянутую руку и не собираясь ее пожимать.
– Ну… кто старое помянет… Мы ведь были когда-то друзьями!
– Не помню, – сказал я. – Полная амнезия.
Он вздохнул, улыбнулся, пожал плечами. Мол, что с дурака возьмешь.
– Что передать Маше? – спросил он как бы участливо.
– А кто такая Маша?
Он рассмеялся.
И я покинул его роскошную контору.
Что ж, наконец-то, я снова могу вздохнуть свободно. Наконец-то, мне больше не надо скрываться и прятаться. И я никому ничего не должен. Правда, мне негде жить, у меня ни гроша. Но ведь я же могу начать с нуля новую жизнь, и ничто мне не помешает. Ну, а Сева – что ж… буду надеяться, что он меня когда-нибудь простит… В конце концов, я же доброе дело сделал – вернул сына любящим родителям. Уж они-то, наверное, лучше знают, как ему жить. Подрастет – сам поймет, что они были правы. И еще скажет мне, подлецу, спасибо.
Я проснулся будто от толчка. Огромная луна как бельмо мертвеца таращилась на меня через слуховое окно. Я зажмурился, отвернулся, попытался снова заснуть, и не мог. Нашел в кармане сигаретный «бычок», закурил и вылез на крышу. Огляделся – и обомлел.
На самом краю крыши, весь облитый лунным светом, стоял мой ангел-лунатик. Запрокинув голову, он смотрел на небо, на звезды – и беззвучно шевелил губами.
– Севка, ты? – воскликнул я изумленно. – Как ты здесь оказался?
Сева медленно повернул ко мне бледное лицо, чуть улыбнулся.
– Очень просто, – сказал он. – Соскучился – и пришел…
– Соскучился?! Но ведь я же… я предал тебя… я тебя продал – ты хоть знаешь это?
– Конечно, знаю. – Он опустил глаза, словно стесняясь смотреть на меня. – Я с самого начала знал, что все именно этим кончится.
– Знал?.. с самого начала?.. Так зачем же тогда… зачем ты опять – ко мне? Зачем я тебе?
– Я на вас не в обиде… вы – человек слабый… И потом, у вас же и впрямь не было другого выхода. А мне больше некуда идти. Мама с папой меня совершенно не понимают. Они, кстати, думали, что вы меня похитили и удерживали силой… А я… а у меня… У меня же никого нет, кроме вас…
– Что? – прошептал я. – Повтори – что ты сказал?
Но он молчал, он лишь смотрел на меня и улыбался. И вот тут я не выдержал – и заплакал.
– Прости, прости…
– Ну что вы, ей-богу, как маленький… – Он подошел ко мне близко-близко, взял меня за руки своими ручонками. – Ну, Дим Димыч, ну, успокойтесь… Что поделаешь, раз уж мы с вами такие невезучие. Вы – плохой бизнесмен, я – вундеркинд никудышный… Что нам делать, бичам-романтикам, куда податься? А домой я ни за что не вернусь! Пусть хоть в клетку меня сажают – я вырвусь! Хоть цепями пускай закуют – я все равно убегу!.. – Он насупил брови, задумался. – А может, нам с вами, Дим Димыч, куда-нибудь вместе уехать?..
– Да, конечно, мы обязательно отсюда уедем, – сказал я, вытирая постыдные слезы. – Мы уедем с тобой в другой город. И там начнем новую жизнь. Мы будем работать, учиться и помогать друг другу, и я не стану заставлять тебя участвовать в этих дурацких олимпиадах и конкурсах… А если захочешь – мы вместе построим ту самую загородную дачу для беспризорных детей… помнишь, ты как-то мне говорил, что мечтаешь об этом? Помнишь? Ну а потом, когда сам захочешь – ты помиришься со своими родителями – и они тебя поймут и простят… ведь правда же, правда?
Он молча кивнул, он жадно слушал и смотрел на меня, не мигая.
– И я тебя больше никогда не предам и не выдам… – бормотал я, захлебываясь. – Только ты уж прости меня, Севушка…
– Я уже простил. Я с самого начала простил.
Он смотрел на меня, улыбаясь.
И я только сейчас, глядя на эту его улыбку, догадался, понял, прозрел, что та первая наша встреча была неслучайной – он был послан, скорее всего, затем, чтобы дать мне последний шанс на спасение, и я буду последним ничтожеством, если не воспользуюсь этим шансом…
Ночь. Луна. Нежный май на исходе. Сладкий воздух дышит черемухой. Веет свежестью от Енисея. И так хочется верить, что не все еще в этой жизни потеряно, и можно еще многое наверстать, исправить, а то и начать заново. Особенно если ты не один.
Ведь не приснился же мне, не пригрезился этот мальчик?..
СУКА-МОСКВА
В офис Наталья пришла, как обычно, к восьми утра – за час до начала рабочего дня. Заскочила в подсобку, переоделась в фирменный комбинезон, взяла швабру, тряпку, пластмассовое ведро с теплой водой, в которой была растворена порция шампуня. За пять минут навела порядок в вестибюле, потом занялась комнатами первого этажа. Фирма занимала всего два нижних этажа двадцатиэтажной высотки, так что Наталья обычно успевала за сорок минут, до прихода клерков.
Но в это утро Потапыч (так в фирме шутливо звали босса) явился намного раньше, в начале девятого, когда Наталья еще не управилась с первым этажом. Как всегда подтянутый, энергичный, бодрый, загорелый, босс выглядел куда моложе своих пятидесяти. Что ж вы хотите, хорошее питание, пробежки по утрам.
– Привет, Наташа, – окликнул он ее (а тут все обращались к ней просто по имени, хотя было Наталье уже сорок пять и в прошлой жизни она была доцентом педуниверситета, но об этом молчок). – Я ведь из-за тебя так рано пришел, чтоб нам никто не мог помешать…
– Вы о чем, Николай Потапыч?
– Был сигнал насчет твоего сына…
– У меня нет сына, – почти сразу и почти спокойно ответила побледневшая Наталья (хотя был у нее не только сын, но и дочь была, и муж – там, за границей, в нищем Владимире, но об этом молчок, молчок). – И вы это прекрасно знаете, Николай Потапыч. У вас же мое досье имеется.
– Ну, значит, вышла ошибка, – и босс опустил глаза, вздохнул как бы сочувственно, как бы чего-то не договаривая. – Звонили вчера из органов, просили тебе передать, чтобы зашла…
– Да нет же, нет у меня никакого сына! – воскликнула она чуть не плача («Что случилось, господи, что с ним случилось?!»).
– Мое дело – сказать, – и Потапыч снова вздохнул. – На, возьми, – протянул ей листок бумаги с адресом и номером телефона. – Прямо сейчас и ступай.
– Вы же меня знаете, Николай Потапыч… Я совсем одинокая, нет у меня никого…
– Знаю, знаю, Наташа. – И босс поморщился. – Иначе б не взял тебя на работу, и с пропиской бы не помог, и с оформлением московского гражданства… И надеюсь, что ты меня тоже не подведешь.
– Да что вы! Да я!.. Да я вам так благодарна!
– Ну, ну, ну, – он отвел свою чистую руку от ее протянувшейся к нему мокрой руки. – Успокойся. Надеюсь, что все это недоразумение. Разберутся – и отстанут. Они ж даже повестки не стали присылать – так просто пригласили, по телефону. Значит, доверяют. Там ведь тоже сидят не звери, а люди…
– Конечно! Сейчас же туда пойду и все выясню! – с лихорадочной готовностью выкрикнула Наталья.
– Уборку закончишь – и тогда пойдешь, – поправил ее Потапыч и подмигнул: – Потом расскажешь – о-кей?
– Ну конечно! Конечно же!
Босс лениво махнул ей рукой – и скрылся в своем кабинете.
Наталья стояла, худая, бледная, с опущенными красными руками, посиневшие губы шевелились, но даже она сама не слышала своих мыслей.
Ах ты, сука… Сука-Москва! Насосалась, как клоп, российской кровушки – и жируешь теперь… А ведь вроде совсем недавно была всеми любимой столицей великой Родины… а теперь… а теперь… Нет, не город и даже не мегаполис – отдельное богатое государство размером с бывшую Московскую область, окруженное враждебной и нищей Россией, кормащейся в судорогах зависти и бессильной злобы… Страну Москву все ненавидят и все мечтают в нее попасть. Жить в стране Москве – великое, мало кому доступное счастье. Несколько лет назад посчастливилось и Наталье сюда попасть. Вот уж подфартило так подфартило! Достала фальшивые документы (настоящие – дома, во Владимире, в комоде лежат), из которых следовало, что она одинока и не может притащить за собой в московский рай бедных родственников. Иначе б ей никогда, никогда, никогда не добиться московского гражданства, и добрый Потапыч бы не помог… А теперь она – полноправная гражданка страны Москва, и зарплаты уборщицы ей хватает и на себя, и на всю семью. Ежемесячно она посылает (каждый раз – из разных почтовых отделений) во Владимир денежные переводы – и на эти деньги живут ее муж, дочь и сын. Двадцатидвухлетний Вадим второй год мается без работы (это с красным-то дипломом), дочь Алёна учится на третьем курсе, а муж-профессор подрабатывает на почте разносчиком телеграмм… Его зарплаты не хватает даже на то, чтобы уплатить за квартиру и электричество – вот и спасаются ее переводами. Бедные мои, бедные. Дорогие мои, дорогие. Муж мой, профессор мой бестолковый. Доченька моя, девочка, цветочек мой ненаглядный, аленький. Сыночка мой драгоценный, гордый мой, жалкий мой… Что же с тобой приключилось, сынуля?!
– Очень странно, – сказал человек в штатском, но с военной выправкой. – Значит, нет у вас сына? Зачем же он нас обманул?
– Кто?
– Ну, тот человек, что назвался вашим сыном… Что с вами?
– Ничего… А что?
– Да вы так побледнели… Не хотите воды?
– Нет, спасибо.
– Что ж, тем проще. Чужой, так чужой. Тем не менее, хочу попросить вас пройти со мной в соседнюю комнату…
Она послушно последовала за ним. В соседней комнате стоял большой прозекторский стол, на котором лежало чье-то тело, прикрытое простыней.
– Кто это? – спросила она.
– А вы взгляните, взгляните. На всякий случай. Вдруг – опознаете? Может, ваш знакомый… Почему-то же он назвал вас своей матерью перед смертью…
– Перед… что?
– Ну да. Разве я вам не сказал, что этот несчастный подорвался на мине при попытке перейти границу?..
– Значит, он…
– Да – погиб. Полчаса протянул – и всё. Только и успел сказать: «Передайте маме…» – и назвал вас по имени и фамилии. А что передать – не сказал. Жаль. Совсем молодой. Ему бы жить да жить. А ведь