мы не скрываем, что наши границы заминированы. Зачем нарываться-то? Правда же?
Наталья молчала.
Она знала, что там, под простыней – ее сын, ее Вадик. То, что от него осталось. Человек в штатском откинул край простыни с лица покойного. Лицо почти не пострадало – бледное, с русой бородкой, губы искажены страдальческой гримасой.
– То, что ниже – вам лучше не видеть, – посоветовал человек в штатском.
Она молча кивнула.
Да, это ее сын. Ее любимый, гордый, строптивый, неудачливый, измученный унизительной бедностью и зависимостью от маминых переводов. Куда ж ты полез, Вадя? На мины полез, на верную смерть… И как мне теперь жить? Что мне делать теперь, скажи? Как мне жить теперь в этой суке-Москве? Нет, уйду, убегу, уеду. И никто ведь не станет препятствовать! Это въехать сюда невозможно, а выехать – ради бога, всегда пожалуйста…
Но она тут же одумалась – и прогнала прочь эти мысли. Ведь она – не одна, на ней семья держится. Муж-то ладно бы, шут с ним. Но ведь надо дочку еще кормить да и доучить, а потом и замуж выдать… Без меня она пропадет в этом вшивом Владимире!
– Нет, я впервые вижу этого человека, – повторила Наталья, отводя сухие глаза от мертвого сына.
РЫЖИКИ
Старого исписавшегося писателя Степана Степановича Ветрова (пегие редкие волосы, плешь на затылке, мятый серый костюм, засыпанный перхотью) пригласили выступить 8 марта в женской исправительной колонии номер 13 – и он охотно согласился. Во-первых, за долгую многотрудную жизнь ему ни разу не приходилось бывать в подобных скорбных учреждениях, а во-вторых, сам факт приглашения свидетельствовал о том, что его, старика, не забыли, помнят, а может быть, даже и читают. Откуда ему было знать, что заявка в Союз писателей поступила на «хоть кого», но так как все прочие члены отказались, то обратились к нему, безотказному Ветрову.
Рано утром за ним заехал на синей «тойоте» рыжий толстый майор, фамилию которого Ветров не запомнил, но понял, что тот отвечает в колонии за воспитательную работу. От майора припахивало перегаром, но вел он себя вполне адекватно (во всяком случае, поначалу) и четко изложил Ветрову план предстоящего мероприятия.
– Первое – встреча с женским контингентом в клубе, – хрипловато чеканил майор, наслаждаясь звуком собственного голоса и с явным же наслаждением управляя машиной, – ваше краткое выступление, ответы на вопросы. Второе – концерт художественной самодеятельности силами женского контингента. Третье – обед в моем кабинете. Сегодня, между прочим, не только Международный женский день восьмого марта, но и мой день рождения… Кха!
– Поздравляю вас! – вскинулся Ветров и полез с рукопожатием. – Надо же, какое совпадение! Для жены вашей, наверное, двойной праздник…
– Да уж, – кивнул майор. – Это однозначно. Но сегодня обойдемся без жены. Нам и на службе вполне отлично. Если честно, товарищ писатель, на службе я отдыхаю, а домой иду как в наряд или даже на гауптвахту… Кха!
Ветров не понял его слов, но на всякий случай, из приличия, тихонько хохотнул.
На контрольном пункте ИК-13 их быстро проверили, забрали ветровский паспорт – и писатель с майором направились в клуб по усыпанной песком дорожке. Зона была щедро украшена цветочными клумбами и маленькими фонтанчиками, из которых прыскала вода, на крышах чистеньких двухэтажных зданий возвышались явно рукодельные деревянные башенки с жестяными флюгерами и шпилями. А по краям крыльца перед входом в клуб красовались два больших улыбающихся деревянных льва, покрашенных бронзовой краской.
– Красиво, – сказал растроганный писатель.
– Это наши девчата стараются, – хмыкнул рыжий майор. – Любят красоту, с-сучки… Кха!
Встреча с «девчатами» прошла на высоте. Ветров рассказал взволнованному женскому контингенту о своей жизни и своем творчестве, прочитал короткий рассказ о драматической схватке в лесу охотника с медведем, ответил на вопросы, которых было немного. Поначалу ему казалось, что все женщины в зале на одно лицо, но потом он стал различать среди одинаковых рабочих курток миловидные и совсем юные девичьи лица. Некоторые кокетливо улыбались, строили ему глазки. Ветров заметил, что в зале довольно много беременных женщин – и это его удивило. Откуда бы здесь-то, в неволе?.. На руках у некоторых из них он увидел грудных младенцев. Приглядевшись, обратил внимание на то, что многие из этих младенцев были рыжеволосыми и синеглазыми. Ветров решил, что позднее непременно спросит об этом майора, а пока терпеливо смотрел и слушал концерт самодеятельности.
После окончания концерта Ветров еще раз поздравил всех женщин с праздником 8 марта, и направился за майором, которому не терпелось выпить и закусить. Кабинет его был тут же, в клубе.
– Поработали на славу и на славу отдохнем, – сказал майор, запирая дверь ключом на два поворота. – Чтобы ни одна сволочь нам не мешала!
Он сорвал с письменного стола прикрывавшее его большое белое полотенце – и Ветров увидел бутылку водки, бутылку коньяка, несколько тарелок с салом, колбасой и сыром, банку с квашеной капустой и миску с солеными рыжиками.
– Ну как? – ухмыльнулся майор. – Впечатляет? Это вам не деревянные львы… Водка «Русский стандарт»!
– О-о, – судорожно вздохнул старый писатель, захлебываясь слюной. – Нет слов.
– Рекомендую капустку – из домашнего погреба, – сказал майор, разливая водку по стаканам. – А рыжики – сам собирал! Нет, вы только попробуйте! Ну – по первой?
– За вас, – поднял стакан Ветров. – С днем рождения!
– Принимаю, – и майор принял полный стакан, не моргнув глазом и не поморщившись. – Слеза младенца!
– Кстати, насчет младенцев, – отдышавшись от выпитого, сказал Ветров. – Мне показалось, что в зале среди заключенных было много беременных женщин… Как это понимать?
– А что непонятного? – И майор разлил по второй. – Сейчас выпьем за наше творческое сотрудничество… И чтобы до дна! Однозначно! Хоп – и в дамки! Хорошо пошла… Кха… Так о чем вы спрашивали?
– Да я насчет беременных… – Ветров с трудом выпил вторую порцию, закусил рыжиком. – Откуда у вас беременные?
– От верблюда! – И майор захохотал. – Ну, вы, товарищ писатель, и скажете… «Откуда»… Помните, у какого-то старого художника-передвижника есть картина «Всюду жизнь»? Так вот и у нас – жизнь бьет ключом! И не только по голове. Природа требует своего. От природы не скроешься.
– Позвольте, – смутился писатель, – но как же строгий режим… Или это – результаты свиданий с мужьями?
– Да у них почти ни у кого мужей нету, – отмахнулся майор. – Если б были нормальные мужья – проблема была бы решена давно и просто…
– Какая проблема?
– А то вы не знаете? Проблема роста населения! Демографическая проблема! – И майор поднял перед носом писателя толстый палец, заросший рыжими волосами. – Какая задача поставлена лидерами государства? Восстановить и преувеличить население России! И как можно скорее! Разве можно допустить, чтобы наша страна обезлюдела и российские просторы были заселены китайцами и всякими чурками?! Этого допустить никак нельзя – и мы этого не допустим!
– Да, я знаю, я читал в газетах… и по телевизору много раз говорили… – растерянно пробормотал запьяневший Ветров. – Какие-то меры принимаются, правда, без особого успеха…
– В том-то и дело! – воскликнул майор. – Без особого успеха – мягко сказано! Население хоть и меньшими темпами, но продолжает убывать… Значит – что?
– Что?
– Значит, нужен коренной перелом в решении этой стратегической проблемы, от которой зависит судьба страны, судьба русской нации, судьба всего человечества…
– Ах, вы так вопрос ставите…
– Не я – история ставит вопрос ребром! И мы обязаны на него ответить! – Майор стукнул толстым кулаком по столу. – И мы эту проблему уже решаем!
– Да как же?
– Давай выпьем, писатель, по третьей, – насупившись предложил майор. – Как положено – третий тост за прекрасных дам. За весь женский контингент! За тех, кто выполнит эту стратегическую задачу! Не без нашей, конечно, помощи, – майор подмигнул и опрокинул третий стакан.
Писатель с трудом отпил немного. Он был уже пьян. И он был озадачен словами майора. Он даже подумал – уж не разыгрывает ли его собеседник.
– А вы не шутите? – робко спросил Ветров. – Разве режим в колонии позволяет делать то, что вы говорите?..
– Не шучу, однозначно, – майор покачал головой. – Что же прикажешь делать, если бабы на свободе не хотят рожать? Их там ничем не проймешь и не соблазнишь! Пособия, льготы – все впустую. Ты замечал, писатель, – чем лучше материальное положение в семье, тем там меньше детей! Вон как Европа-то преображается! На парижских и лондонских улицах черных больше, чем белых! Что ж нам, за ними вслед в эту пропасть валиться? Не-ет, брат. Мы пойдем своим путем!
– И какой же это путь?
– А ты не понял? А еще инженер человеческих душ… – Майор придвинул к нему пылающее лицо и быстро забормотал горячим шепотом: – Зэчки, зэчки спасут Россию! Как в советские времена – ГУЛАГ строил социализм, так и теперь – ГУЛАГ спасет Россию от вымирания! Ты меня понял, пис-сатель?! Пока их, бабенок, еще у нас в зонах маловато… но будет больше! Ужесточим уголовный кодекс, удлиним срока. Миллионы молодых баб наденут робы! Каждая будет рожать ежегодно по ребенку, выкармливать до полугода, а потом – в детский дом, на попечение государства. И – по новой рожать! Как выращивают норку для шуб, осетров для икры – так и людей будем выращивать. А что делать? Уже выращиваем! Уже! Ты же сам видел, писатель! Ученые люди подсчитали, что в результате подобной методики уже через тридцать лет в России будет проживать двести миллионов человек! Вот так-то! Только не спрашивай меня, кто будет исполнять роль осеменителей… – И майор опять подмигнул. – На это лихое дело желающие всегда найдутся.
Ветров вспомнил рыжеволосых младенцев – и опустил глаза.
– А может, проще – в пробирках? – тихо спросил он.
– Пока это нереально, – вздохнул майор без тени улыбки. – Дело скорого будущего. Но работа ведется, будь спок. Тут ведь главное – темпы! Мы не можем ждать милостей от природы или от прихотей вольных бабенок! Наше будущее – в наших руках!