— Верно, — сказал Кердик. Он опустил меч, уперев его в землю. Теперь на рукояти лежали две руки: Пендрагона и вождя саксов. — Я не знаю, — сдавленным голосом продолжал Кердик, — ублюдок ты или нет, но я точно знаю, что ты настоящий король и настоящий человек. Послушай меня, Артур Британский. Мы остаемся врагами, но мы не будем сражаться как звери. — Он опустился на одно колено и левой рукой взялся за кольцо, которое все еще держал Артур. Голос Кердика изменился, в нем уже не было ненависти, когда он поклялся Тунором, Тивом и Вуденом, а также землей, морем и небом, обещая сдержать свою клятву. Он признал Артура Верховным Королем Британии и своим господином.
Артур усмехнулся, услышав такое использование Трехчастной клятвы, а когда Кердик закончил, в свою очередь поклялся соблюдать права своего нового вассала и охранять королевство своего данника «от врагов и захватчиков». Закончил он такими словами:
— И я клянусь сделать твои земли частью Британской империи, и править по справедливости. Да поможет мне Бог! — Он, наконец, отпустил кольцо.
Кердик принял кольцо и вложив меч в ножны. Люди Кердика трясли головами, не в силах понять смысла увиденного. Артур тоже казался немного сбитым с толку.
— Когда мы встретимся в следующий раз, Артур Пендрагон, — сказал Кердик, садясь на лошадь, — я надеюсь поменяться с тобой местами. Клянусь молотом Тунора, я думаю, что так и будет. А пока прощай. Я рад познакомиться с тобой.
— Если твоим надеждам суждено сбыться, Сининг Кердик, значит, мне придется жить очень долго, — усмехнулся Пендрагон. — Я тоже рад, что мы встретились.
Всю дорогу до лагеря Артур улыбался каким-то своим мыслям. Через несколько дней пришли телеги, мы погрузили наших раненых, и Братство вернулось в Камланн. Короли со своими отрядами разъехались по домам, пора было собирать урожай. Полторы недели Братство пировало, подсчитывало потери и залечивало раны, а затем мы снова двинулись в путь, на север, по главной дороге в Регед.
Глава пятнадцатая
Путешествие не сулило неприятностей. После недавней битвы многие в отряде стали относиться ко мне намного теплее. Воины, как и хирург Гриффидд, отвергали любые разговоры об «иных мирах и магии». А вот в боевое безумие верили все. Мне предлагали дружбу без малейшего страха. Ничего такого «колдовского» во мне не было. Рана зажила в положенный срок. Никаких неприятных последствий я не заметил. Мы радовались хорошей погоде и доброму отношению жителей тех областей, через которые лежал наш путь. Отряд двигался неторопливо, останавливаясь возле каждой крупной крепости, устраивая привалы, и не стесняя себя в угощении. У меня тоже завелись деньги. Хотя я не участвовал в общем дележе добычи, и мне не полагалась доля от выкупа, заплаченного саксами за пленников, Эоган Брихейниогский и Констанций Думнонский оделили меня подарками. Их примеру последовали некоторые знатные воины. Король Эоган попытался убедить меня присоединиться к его отряду. Я отказался, и мой отказ обрадовал Братство.
Еще от двух подобных предложений пришлось отказаться по дороге в Регед. Одно поступило от Риддерха из Поуиса, у которого мы пробыли два дня. Другое — от Мелгуна Гвинеда. Когда мы были в Динас-Поуисе, он прислал гонца к Артуру с посланием, где в довольно сомнительных выражениях поздравлял Пендрагона с победой. Потом посланник поговорил со мной наедине. Он долго распространялся на тему несправедливостей, творимых Артуром, выражал сочувствие и, наконец, сделал предложение поменять лорда. Вот тут я отказался с удовольствием. Риддерху я отказывал с сожалением.
Сами по себе эти предложения не сильно меня опечалили. Хуже было то, что Артур по-прежнему подчеркнуто не замечал меня. Не могу же я вечно таскаться за ним, как побитая собака! Я стал воином, я сражался за него, но у воина должен быть лорд. То, что у меня был выбор, не радовало. Все короли Британии хотели заполучить к себе хороших воинов, хотя бы не хуже тех, что составляли Артурово Братство. Риддерх из Поуиса заслужил прозвание Щедрого, да и говорили о нем хорошо. Как и Артур, он сражался с саксами, хотя и не так успешно. Так что отказал я ему с сожалением.
Меня томило одиночество. С одной стороны, я шел вместе с отрядом, вроде бы принадлежал ему, но все-таки не принадлежал. Мне не хватало кого-нибудь, кто мог бы понять меня, кто верил бы мне. Когда-то у меня был Медро, и я все еще горевал по нему. Агравейну сколько не объясняй, он все равно не понимает. Можно было бы поговорить с Бедивером. Мне действительно было интересно, на чем строятся его убеждения, о каких книгах он говорил. Но он всегда был либо с Артуром, либо с Кеем, и оба они избегали меня. С Талиесином я мог разговаривать часами, но его интересовали, в основном, песни. Так я и жил в полной неопределенности, захлебываясь собственными мыслями, вспоминал людей, которых я убил, недоверие Артура, леди Моргаузу, Тьму. Так что путешествие для меня выдалось не слишком приятное.
Однако ближе к концу, когда мы пересекли Вал Адриана в Каэр Лугуалид и вошли в Регед, стало повеселее. Дороги здесь оказались намного хуже, местность лесистая, быстро по ней не поскачешь, но мне окрестности нравились больше, чем южная Британия. Здесь, на севере, римлян никогда не было, и южные бритты считают северян варварами. Однако всем понятно, что северные барды лучше южных, а северные изделия из металла ценятся по всей Британии. Регед, наверное, самое сильное королевство в Великобритании. Веками он подвергался набегам из Ирландии, располагавшейся неподалеку, сразу за Ирландским морем. Эта непрерывная война давным-давно вынудила королей Регеда строить сильные крепости и держать сильные отряды. Фермеры здесь отличались суровостью и медлительностью, зато никогда не отказывались присоединиться к армии и сражаться. Теперь к ирландцам прибавились саксы, да еще северный сосед — Далриада, доставлял немало хлопот. Правда, оттуда шли товары, которые я хорошо помнил еще по дому. В общем, мне здесь нравилось. Край казался знакомым, несмотря на густые леса. Люди хотя и угрюмые, но открытые и искренние, и пели здесь много.
Холодным августовским днем, под нескончаемым дождем, мы подъехали к королевской крепости Уриена, Ирехвидд. Каменные стены резко выделялись на фоне неба, чайки кричали над пиршественным залом, потому что Ирехвидд стоял на берегу Ирландского моря, почти как Дун Фионн. Я прислушивался к шуму волн и вспоминал крепость моего отца, Ллин-Гвалх, и мое сердце билось так, будто я возвращался домой. Я посмотрел на Агравейна, он понимающе усмехнулся, и мы запели морскую песню по-ирландски.
Буря рвет равнину океана:
Смело ее пашут ветры,
Зима владеет жестоким морем.
Ветра и зима ополчились на нас.
Зимнее копье грозит нам,
Когда с востока дует ветер.
Но Дух волн свободен,
Они вольно катят на запад,
Хотят достичь пределов,
Где садится солнце.
Хотят к дикому зеленому океану.
Да, мы встревожены,
Но что ему наши тревоги!
Ведь это — Океан!
— Сумасшедшие ирландцы, — проворчал Руаун, пытаясь закутаться в плащ с головой. Мы только засмеялись и запели громче.
Артур, конечно, выслал гонцов. Нас ждали. Слуги у ворот приняли наших коней, и в зале разожгли огонь. Встречал нас сам Уриен, громадный мужчина с раскатистым смехом. Он тепло поприветствовал нас, поздравил Артура с победой и поблагодарил за то, что он пришел на помощь Регеду, затем потащил нас в пиршественный зал, приговаривая, что в такую погоду никому не следует оставаться на улице. Воины развесили мокрые плащи у огня и уселись за столы, а слуги Уриена принесли мед. Зал был переполнен, но после меда на тесноту уже никто не обращал внимания. После первых приветственных чаш подали еду, а мед здесь, похоже не переводился. Появилась арфа, зазвучали хвастливые песни о доблести, а разговоры крутились вокруг изгнания северных саксов. Талиесин спел песню о битве на реке Бассас, и снискал бурное одобрение. Впервые за несколько недель я ощутил, как заботы оставляют меня.
После песни Уриен подозвал меня и указал место за высоким столом, все-таки я был его племянником. Я поблагодарил и напомнил, что Агравейн такой же его племянник.
— А как же! — воскликнул Уриен. — Конечно, я слышал это имя, и все думал, что оно неправильное. — Он замахал руками, приглашая Агравейна за наш стол. — У ваших ирландских королей другие имена в почете: либо Найл, либо Эоган, либо Лаэгэр, и так для всего королевского клана. — Уриен сделал большой глоток меда и грустно покачал головой. — Ну, у тебя-то есть британское имя, Гвальхмаи ап Лот. И оно тебе подходит, если послушать Талиесина. Раньше так было, значит, и теперь так. Должно быть, это идея твоей матери. — Уриен не обратил внимания на то, как напряглись сразу трое за его столом — Артур, Агравейн и я, и подлил еще меда в мой кубок. — Твой отец — разумный человек, раз догадался жениться на британке, сестре моей Морганы. Ну, и что ты скажешь об этом вашем победоносном сражении?
— Да я мало что помню, лорд Уриен, — честно ответил я. — Видишь ли, в битве на меня находит боевое безумие.
Некоторое время Уриен глядел на меня озадаченно, даже переспросил: «В самом деле?», но тут же оставил эту тему. — Как я вижу, Дракон, — обратился он к Артуру, ты просто обокрал остальных королей, собрав у себя весь цвет рыцарства. Да еще такого барда у меня сманил! Ну, где я теперь найду достойную замену Талиесину? Этак я быстро превращусь в беззубого льва. Зря смеетесь! Посмотрите на моего военачальника, сами увидите, что мне не до смеха, — король пригорюнился. Вся Британия слышала о сыне Уриена Овейне, который, по слухам, с трудом отличал рукоять меча от острия. — Вот если бы у меня были такие воины, как у тебя, или настоящий военачальник месяц назад, когда я сражался при Абер-ир-Хаф… — Уриен начал в подробностях описывать эту битву.
Я мысленно вздохнул и перестал прислушиваться. Конечно, Уриен намеревался переманить меня к себе в отряд. И никакой он не беззубый лев, но в бойцах он, без сомнения, нуждался. Как, впрочем, и всякий британский король.