Из машины сначала показался дедушка с едой и углем, затем, заглушив мотор, вышел Никита.
– Привет, – он кивнул, заметив Нину.
Утомленная солнцем, она смогла только, на секунду перенеся вес на одну руку, махнуть ему второй.
– Ты не перегрелась, Нина? – спросила дедушка.
Нина покачала головой.
– Давай-ка в дом, – строго сказал дедушка, – у тебя щеки хуже помидора.
– Чем плох помидор?
Но она послушно встала и медленно поплелась к дому. Наверно, все-таки перегрелась. Солнце так слепит, что в глазах темнеет.
– Андрей Георгиевич, – услышала она, – я пойду тогда… я вам завтра нужен?
– Завтра отдыхай… погоди, погоди… Никита! Оставайся у нас на шашлыки! Будут все свои, Нинина банда, Соня, я да ты.
Нина почти не улавливала, что отвечал Никита. В глазах плавали какие-то зернистые черные точки. Точно перегрелась!
– Ну все, все! – дедушкин командирско-генеральский тон все-таки прорвался сквозь пелену. – Не обсуждается! Вкусный шашлык, костер, Сонин чай с травами! Красота! Жду тебя!.. Иначе обижусь!
До вечера Нина дремала в своей комнате. Из липкого сна ее выдернула ужасная духота: она не открыла окно, когда легла.
Вытащив себя из кровати, она сняла платье и кинула его на пол, потом быстро заколола волосы повыше, чтобы хоть немного остыть и такой походкой, словно она месяц провела на корабле и попала во все штормы, направилась в ванную. Холодная вода вернула ее к жизни и взбодрила.
Почувствовав, что после душа она снова обрела способность трезво мыслить, Нина, завернувшись в полотенце, вернулась в комнату.
Туся сидела у нее на кровати и гладила Любовь.
– Мальчики там с мангалом возятся вместе с твоим дедушкой, а меня тебя отправили будить… А ты встала уже, это хорошо. Мне всегда невыносимо больно кого-то будить. Как будто сбрасываю больного ребенка со скалы, – сказала она.
– Сравнила ты, конечно…
Нина прошла к шкафу. Туся тактично опустила глаза на кошку в своих руках, пока Нина натягивала легкое платье.
– Хоть один вечер Даня дома побудет, – сказала Нина, закалывая светлую копну волос на затылке.
В отражении она увидела, как Туся закатила глаза.
– Один вечер погоду не сделает. Ты представляешь, я так плохо сплю… Очень плохо сплю… Он уходит, дурак этот, а я все бегаю потом в его комнату, чтобы посмотреть, вернулся или нет… Вижу потом под утро, что нога из-под простыни торчит, успокаиваюсь и спать иду. Чудо, что ему так везет… а ведь рано или поздно не повезет, Нин… В таких делах никогда долго не везет… Мало, что ли, анекдотов…
– Это ему еще повезет, если станет героем анекдота, а не следственного дела.
Туся поникла.
Нина обняла ее за плечи:
– Все, извини меня, я йооорничаю. Даня дурак, ты знаешь. Дуракам всегда везет. Выйдет он сухим из воды, выйдет…
Жара к вечеру спала, и Нина с удовольствием вдохнула восьмичасовую свежесть.
Бабушка накрывала стол в беседке. Дедушка и мальчики вертелись около мангала.
– Выспалась? – бабушка улыбнулась Нине. – Как здоровье?
– Все хорошо. Тебе помочь?
– Мне не надо, – бабушка улыбнулась, – а вот им… Представляешь, ни у кого не оказалось при себе жидкости для розжига.
– Можно, конечно, без нее, – отозвался дедушка, задумчиво глядя на мангал, – да долго будет слишком. Не может у нас не быть! В том году шашлыки тоже делали…
– Андрей Георгиевич, – из гаража вышел Никита. Нина сначала удивилась, а потом вспомнила, что ей ничего не приснилось и что его пригласил дедушка. – Я не нашел ничего ни в шкафах, ни на полке…
– Так… Сонь, – дедушка повернулся к бабушке, – куда еще мы могли деть ее?
Бабушка пожала плечами и задумчиво оглядела двор, потом еще раз пожала плечами:
– На чердаке, может… Мы же стены в гараже красили, перенесли, наверно.
– Может быть, – согласился дедушка. – Ниночка! Будь добра, сползай…
Нине идея не понравилась, но, собственно, почему бы и не сползать? Она поднялась на третий этаж дома и остановилась около простой деревянной лестницы, ведущей прямиком к двери наверху. Возраст возрастом, почти семнадцать лет – это, конечно, солидно, но все-таки чердак – место жуткое! Собравшись с духом, Нина взлетела по лестнице, решив покончить с этим побыстрее.
Хорошо, что дедушка провел сюда свет. Еще пару лет назад приходилось пользоваться фонариком.
На чердаке пахло странно, не так, как во всем доме. Ветхостью и какой-то пряностью… Нина оглядела обшарпанную пыльную мебель, снова собралась с духом и подошла к стеллажу со всяким хламом. Она узнала виниловые пластинки, которые раньше висели у дедушки в гараже, и решила, что искать нужно здесь.
«Вряд ли эта жидкость для розжига будет валяться где-то вдали от коробок с надписью «вещи из гаража», – справедливо рассудила Нина и принялась поспешно искать баночку.
Нине показалась, что прошла по меньшей мере вечность на этом жутком чердаке с кучей призраков прошлого, живущих в ненужных уже вещах, прежде чем она достала со дна коробки помятую, потрепанную жизнью бутылку. Этикетка порвалась так, что остался только небольшой рисунок огня и несколько букв: «ЖИГ». Нина решила, что ее миссия выполнена, и собралась уже уйти, но случайно увидела старый альбом для фотографий. Такие уже давно вышли из моды. Нина любила историю и истории, поэтому, подцепив обложку ногтем, откинула ее и бегло просмотрела первые снимки. Цветные. Судя по качеству фотографий и одежде на людях, сделаны фотографии были в начале века, может быть, даже в 90-е. Нина увидела свою юную маму, молодых бабушку с дедушкой… Пролистав ради интереса к последней странице альбома, Нина заметила и свою пухлую мордашку на маминых руках. Времени рассмотреть повнимательнее сейчас не было, поэтому Нина схватила альбом, стараясь не выронить снимки, которые просто были в него вложены, и забежала к себе в комнату, оставив альбом на кровати.
– Ну наконец-то! – обрадовался дедушка, когда она лениво протянула ему баночку. – Что так долго?
– Искала…
После того как дедушка бодро сказал: «Ну все! Готово!» – все устроились за столом. Разговор как-то сразу завязался, и никого не смущал разброс возрастов в компании. Нина вспомнила, что в школе говорили одноклассницы.
– То есть ты все лето проводишь у бабушки и дедушки? С друзьями? А что вы делаете?
– Не знаю, ничего особенного. По вечерам у камина сидим, если холодно, если тепло, пьем бабушкин лимонад на террасе. Общаемся…
– И о чем вы общаетесь с бабушкой и дедушкой?
Нина тогда растерялась. Казалось бы, о чем вообще говорят люди?
– О чем придется, о чем хочется.
– Ну типа… вот вы как бы молодые и вам весело сидеть с ними по вечерам? Реально?
Нина искренне не понимала, что в этом такого удивительного. Сколько она себя помнила, никогда в их семье не было принято разделяться. Когда она была маленькая, родители привозили своих друзей и тоже смешивали компании, иногда получалось совершенно экзотично, но тема для разговора находилась всегда.
«Разве нет некоторой доли ограниченности в том, что человек даже не пытается найти общий язык с теми, с кем раньше не общался? Это как читать только стихи Пушкина, отказывая себе в Цветаевой, Пастернаке, Бродском…» – подумала Нина, вспомнив вдруг этот разговор с одноклассницей сейчас, когда за столом так удачно сошлись разные поколения.
Вообще весь вечер Нине было интересно, как впишется в их компанию дедушкин водитель. Она боялась неловкости из-за его присутствия, боялась, что он не сможет поддержать разговор или будет вести себя неуместно, глупо, бравировать своей простотой, но ее друзья как-то легко сказали ему «привет», мальчики искренне пожали руку, а за столом Никита поразил Нину своей разумностью. Да, в том, что он не имел прекрасного образования, не приходилось сомневаться, но его живой ум и открытость к новым размышлениям заставляли забыть о неправильно поставленных ударениях, грубых просторечиях или незнании очевидных для Нины вещей из науки.
Никита живо поддерживал разговор, шутил даже больше Дани, который, кажется, был задет тем, что роль народного балагура перешла к другому.
Когда уже совсем село солнце, заговорили о театре.
– Я не люблю его, – сказал Никита. – Мне больше нравится кино.
Нина про себя подумала: «Конечно, простое любить куда легче».
– А почему кино, Никита? – спросил дедушка тоном, будто допускал, что он сам может ошибаться, а Никита – оказаться правым.
– Да как вам объяснить, – он замялся, видимо, немного смущенный всеобщим вниманием. – Я, может, только плохие вещи видел… Да всего две постановки и видел, со школой ездили… Тут, понимаете, дело в том, что я не хочу как-то плохо отзываться о хороших театрах, которые, наверно, существуют, я не знаю… Но вот ходил я на… минуту… вылетело из головы… что-то типа… бес… бес… «Бесприданница»! Все говорят, красивая девушка, красивая девушка, там мужчины крутятся около нее в доме, а я смотрю на сцену – какая-то вообще женщина, живот больше самого большого плавательного круга и брови, я запомнил, чернющие… Потом, говорят, что действие происходит на берегах Волги. Я смотрю на сцену, а там какие-то две картонки, выкрашенные в зеленый… как я понимаю, природа… Я, может, и готов был театр полюбить, но как тут полюбишь, когда смеяться хочется и пальцем у виска крутить. Я поэтому так кино люблю, там смотришь на актера и думаешь, что да, он играет того, кого играет… Вы не думайте… Я хорошее кино умею отличать от плохого, чувствуются такие вещи… Даже по тому, какие кадры режиссер берет. Если доверяет профессионализму актера и сам верит в то, что происходит, – тогда камера долго не выключается и двигается вместе с актером. Вместе с ним из комнаты в комнату…
– Да, длинный кадр это называется, – кивнул дедушка.
– Может, действительно я хороших вещей не видел, но опыт пока у меня такой, поэтому и мнение такое… – закончил Никита.
Дедушка кивнул снова и согласился. Нина удивленно посмотрела на него. Театр – это же самое прекрасное, что происходило с людьми, почему дедушка так