Нинины руки снова похолодели. Конечно, деньги… Это же не государственная клиника. А она не взяла с собой ни карту, ни телефон, хотя от последнего все равно не было бы никакого толка, – он разряжен.
– Пойдем, – сказал Никита и положил руку Нине на спину, направляя в сторону кассы.
– Я… мне очень неудобно… у меня с собой ничего нет…
– Решим, – сказал он.
Заплатил Никита.
– У меня хватило только на операцию, – сказал он, повернувшись к ней и не глядя на нее.
– Спасибо! Дедушка тебе все вернет! – сказала Нина, когда он убрал кошелек в задний карман джинсов. – Я сейчас позвоню, и они приедут! А… у тебя есть дедушкин номер? Я не помню наизусть…
Никита протянул ей старенькую «раскладушку».
Дедушка пообещал, что они немедленно подъедут к ним.
Нина вернулась к Никите, отдала ему телефон и села рядом, прислонив голову к стене. По щекам снова потекли слезы. Как? Как маленькая Любовь переживет операцию? Бедняжка! Одна, совсем одна! Она будет думать, что ее бросили!
Нина всхлипнула, и Никита посмотрел на нее.
– Эй, у нее еще восемь жизней, – сказал он, улыбнувшись, – это ведь все знают.
Нина кивнула, но слезы не останавливались.
В приемной появилась высокая темноволосая женщина, рядом с ней семенила такса.
– Слушай, – Никита проследил взглядом за собакой, – я давно спросить хотел. А нормально, что Джин у вас такой огромный? Он такса или…
Нина вытерла ладонью щеку:
– Он помесь, – она прервалась, стараясь поглубже вздохнуть, – помесь овчарки и таксы… Не знаю, как это получилось… Но вот…
Никита присвистнул.
– Сердцу не прикажешь, – пожала плечами Нина.
– Да, это точно…
Нина еще раз провела ладонью по щеке, но уже по другой, чтобы вытереть слезы, и посмотрела на Никиту. Он тоже смотрел на нее. Улыбчивые глаза его светились добротой. Нина впервые увидела, какого они цвета. Как хмурое небо. Надо же! Она не заметила этого, даже когда он поцеловал ее, а сейчас, сквозь слезы – пожалуйста!
Он продолжил говорить, чтобы Нина снова не заплакала.
– Та женщина, ну, помнишь… Сестра? Или какая-то родственница?
– Мама…
– Надо же!
– Красивая, да?
– Да… но я подумал, что сестра, потому что молодо очень выглядит…
– Она молодая, да. Ей тридцать три.
– Подожди, а во сколько она тебя родила?
– В семнадцать. У них с папой любовь со школы.
Никита кивнул, немного помолчал, потом сказал:
– Вы с ней разные совсем. И цвет волос, и глаза… и вообще…
Нина пожала плечами и шмыгнула носом, совсем забыв, что нужно выглядеть совершенно, когда общаешься с мальчиком.
– Мама всегда говорила, что у меня гены моей прабабушки. Меня, кстати, в честь нее и назвали. У нас в семье только она светленькой и была. У всех темные глаза и волосы, а она такой, знаешь, белый голубок… Так что я в нее…
Когда приехали бабушка и дедушка, Нина сразу же прильнула к бабушке и со спокойной душой переложила на взрослых необходимость решать все вопросы. За сегодняшний день она поняла, как это страшно, когда ты совсем один в своем несчастье, и как здорово, что она может спрятаться в бабушкиных объятиях.
Уже в «Сосновом бору», когда «Москвич» заехал в гараж, Нина сказала тихонько дедушке, прежде чем зайти в дом:
– Он заплатил за операцию из своих, верни ему, пожалуйста.
Дедушка кивнул.
Ужин прошел в унынии. Нина все думала о бедной Любови, которая сейчас совсем одна в своей крохотной клеточке отходит от операции и не понимает, почему ей так больно… В груди сдавило, и в носу снова стало щипать.
– …кстати, Нина, – сказал дедушка с другого конца стола, – деньги он не взял.
– Не взял?
– Нет.
Нина кивнула. Если бы взял, был бы прав и не было бы в этом ничего особенного и плохого. Но он не взял, и вот это почему-то очень грело сердце.
Глава четырнадцатая
Нина чувствовала, что что-то в ней изменилось. Она не могла точно сказать, что влюбилась, но определенное волнение в сердце при виде Никиты, заходящего утром к ним на участок, – да, отрицать не могла.
Она вдруг стала видеть в нем то, чего раньше не замечала. И его сильные руки с выступающими венами, и длинные пальцы, и завораживающие глаза, которые иногда смотрели не насмешливо и по-клоунски, а как-то по-хорошему, словно выдавая доброту их носителя.
Бывало, утром, когда Нина только-только приведет себя в порядок, он приходил, выгонял «Москвич» из гаража и стоял, опершись на капот, – ждал дедушку. Нина аккуратно, на цыпочках, как будто он мог ее услышать, подкрадывалась к окну, осторожно отводила занавеску в сторону и смотрела на него. Обводила высокую фигуру взглядом и думала, как же он замечательно поступил тогда, когда ей так требовалась его помощь…
Один раз он случайно бросил взгляд на ее окно и заметил ее. Нина тут же отпустила занавеску и присела. Господи, никогда у нее еще так не горели щеки! Ну, подумаешь, смотрела, что же такого… Но зачем надо было так резко исчезать, ведь именно из-за этих маневров он понял, что она смотрела именно на него! Есть большая разница между тем, когда выглядываешь во двор, просто от нечего делать, – и нет ничего такого в том, чтобы столкнуться взглядом с человеком в этом дворе, – и когда намеренно высматриваешь одного-единственного человека, тогда встреча ваших взглядов превращается в катастрофу, особенно если не хотелось быть замеченным в своем наблюдении… Как смотреть ему теперь в глаза? Нина еще несколько минут посидела на полу, а потом на трясущихся ногах спустилась на кухню.
Намеренно долго пила кофе, надеясь, что дедушка не пригласит Никиту, как это часто бывало, присоединиться к их завтраку. На ее счастье, в этот день дедушка ужасно опаздывал и сам сделал только два глотка чая.
Когда шум машины затих вдалеке, Нина выдохнула и вышла во двор.
Друзья уже были в сборе.
– Так что, пойдем на речку? – спросила Нина.
Идти никто не захотел.
Даня последнее время ходил хмурый и почти не проводил с ними время, сидел у себя в комнате. В этот раз он тоже ушел к себе через полчаса.
– Он как? Все-таки ходил туда? – спросила Нина.
Туся кивнула.
– Сказал, что не общался с ней. Просто посмотрел, что с ней все в порядке.
– И что он думает делать?
– Особенно он мне ничего не говорил. Но он ходит туда каждый вечер опять. Хромает, но плетется. Мне говорит, что смотрит издалека.
Нина кивнула и снова спросила:
– Так что, неужели никто на речку не пойдет?
– Ты знаешь, я все-таки… нет, пас. Сходите с Ваней вдвоем… Мне как-то… спать хочется. Извини…
Нина удивленно посмотрела ей вслед. Не лето, а парад непонятного поведения. Тусю как будто подменили после того случая на речке. Она стала еще тише и спокойнее. Настолько спокойнее, что, казалось, она была внутри себя, где-то очень глубоко. Ее часто приходилось несколько раз окликать и даже касаться, чтобы привлечь внимание.
Особенно задумчивой она становилась в присутствии Вани. Нина как-то несколько раз подмечала, что если они, Ваня и Туся, сидели рядом, то Туся обязательно уходила в себя, почти не говорила, даже если перед этим рассказывала какую-то историю, и как будто вся сжималась.
– Послушай, а вы с Тусей не ссорились? – спросила Нина Ваню, когда они вдвоем все-таки пришли на пляж.
– Нет, не ссорились.
– Ощущение, как будто поссорились.
– Я с ней не ссорился.
Нина бросила взгляд на друга. Он полулежал, опираясь на одну руку, и задумчиво смотрел на речку.
– А тебе самому не кажется, что ты как будто в черном списке?
– Я уже несколько раз спрашивал ее, она только быстро, на одном дыхании, говорит, чтобы я не выдумывал и что все в порядке, и сразу же уносится. Хоть бы в глаза посмотрела, а то я уже цвет ее глаз забыл…
– Карие.
– Помню.
С речки они вернулись поздно, солнце уже собиралось садиться. Кивнув Ване на прощание, Нина открыла калитку. Похоже, дедушка еще не вернулся. Шум «Москвича» Нина услышала, когда уже приняла душ, перекусила и посидела с Любовью. Бедная кошечка только лежала, мало ела и почти не поднимала голову, – так тяжело ей давалось выздоровление после прыжка.
Нина вышла во двор.
– Привет! – сказала она, обращаясь к дедушке.
– Какая духота сегодня, ужас! – сказал он, проходя в дом мимо нее.
Нина замерла на крыльце. Она наблюдала, как Никита поставил машину в гараж и как, держа руки в карманах, отправился к воротам. Нина надеялась, что он подойдет к ней, что-нибудь скажет… Сама она никак не могла найти повода задержать его. Как назло, дедушка сегодня как будто растерял все свои гостеприимные таланты! Калитка хлопнула. Ушел. Нина заправила прядь за ухо и вернулась в дом.
На следующий день она играла с Джином на газоне, когда пришел Никита.
– Дедушка еще завтракает, – сказала ему Нина, забирая у собаки мячик, – зайди, если хочешь…
Никита мотнул головой и случайно поймал мяч, который Нина кинула. Джин остановился около него и задрал голову вверх, мол, ты так и будешь стоять или, может, дашь поиграть. Никита кинул мяч и, когда собака с громким лаем унеслась, спросил:
– Как твоя кошечка? Поправляется?
– Любовь? Да… все хорошо… благодаря тебе.
– Ты назвала кошку Любовью? – улыбнулся он.
Нина снова бросила мяч, который Джин только что притащил.
– Показалось забавным. Любовь сидит на окне, Любовь спит, Любовь пришла… – Нина пожала плечами и заправила прядь за ухо.
Теперь Джин подбежал к Никите и, дождавшись, когда он кинет мяч, с восторгом умчался прочь.
– Ты, кстати, только знай, – сказал Никита, убирая руки в карманы, – что Любовь твоя ничему не научилась. Кошки они такие. Никакие уроки не усваивают. Поэтому за окнами следи.
Они замолчали. Нина думала, что он обязательно должен что-то такое неважное, веселое сказать, как он обычно делал, но Никита только наблюдал за Джином.
– Хм, реально…
– Что?
– Да улавливаю в нем черты овчарки… Прикол, конечно! – он улыбнулся.