Глава двадцать пятая
«Лада» скрылась в лесу, и Нина с Никитой быстрым шагом направились следом. Нина нервничала и постоянно оборачивалась.
– Как думаешь, он не догонит нас?
– Нет, – сказал Никита спокойно, но тоже обернулся. – Он выпустил пар. Повезло твоему другу, что сегодня Федя был без своих головорезов.
Нина промолчала.
– Не понимаю, что с Настей не так?
Никита пожал плечами:
– Просто такой тип. Постоянно хвостом перед чьим-то носом покрутит, а потом начинается…
– Так он все-таки не бьет ее? Зачем про такое врать? И Даня говорил, что видел синяки…
– Кто знает. Видимо, она считает, что это любовь. Ты же видела… Некоторых просто не нужно спасать, потому что они не хотят. Жалко ее, конечно, неправильно это, но такой тип… – Никита еще раз обернулся, потом достал сигарету и зажигалку, на секунду его рот и пальцы осветились, а потом пропали в темноте.
– Ничего не понимаю… Зачем же ты тогда Дане такой хороший совет дал, если знал?
– Ну, во‐первых, чтобы он слоном не был. Ты же притчу знаешь, да? А во‐вторых, хотел, чтобы он держался отсюда подальше. Пусть лучше занят будет, пытаясь ей помочь, чем пытается набить морду Феде. Я тебе говорю, – Никита выдохнул сигаретный дым, – его бы пырнули, если бы он продолжил лезть. Просто повезло, что вот так все получилось сегодня. Охренеть, как повезло.
Оставшуюся дорогу они почти не говорили. Только у ворот своего дома Нина спросила:
– Сколько времени?
В августе темнеет уже рано, поэтому Никите пришлось поднести руку с часами прямо к глазам.
– Одиннадцать. Ты молодец, – Никита обнял ее, – хорошо держалась.
– Очень страшно было, – Нина коснулась носом Никитиной шеи и замерла.
Она почувствовала, как Никита хохотнул.
– Что такое? – спросила Нина.
– Не получается у нас с тобой «просто потанцевать».
– Зато интересно.
– О да, – протянул он. – Какое счастье, что не каждое наше свидание проходит по такому сценарию. Я бы уже двадцать один раз поседел.
Нина улыбнулась, еще крепче прижалась с Никите, поцеловала его и заставила себя отстраниться:
– Меня уже, наверно, ждут. Пока. И спасибо за Даню.
Никита кивнул. Взбежав на крыльцо, Нина обернулась, чтобы помахать ему, а потом зашла в дом. Здесь стояла тишина. Неужели все уже легли спать? Даже пол нигде не скрипел. Нина поспешила на цыпочках к лестнице, но вдруг услышала из кухни мамин голос:
– Нина, подойди сюда.
Нина прикрыла глаза и сказала громким шепотом:
– Я устала, мам. Не сегодня, – и поднялась к себе.
Но стоило ей накинуть на себя халат, как дверь комнаты открылась и вошла мама. Она никуда не села. Так и осталась стоять в двери.
– Нина, я хотела сказать, что мне категорически не нравится, что ты появляешься дома так поздно после встречи со своим мальчиком…
– Мама, его зовут Никита…
– Конечно, я понимаю, что должна быть благодарна, – продолжила мама, не обратив внимания на Нинины слова, – что ты хотя бы ночуешь дома. Хотя и это ты делаешь не всегда, – когда Нина непонимающе посмотрела на маму, она добавила: – Полагаешь, я не знаю, что ты после дня рождения совсем не спать отправилась? Короче говоря, Нина, я пыталась тебя понять. Лезть в ваши отношения я не хочу. Но до восемнадцатилетия ты под моей ответственностью, Нина, поэтому, будь любезна, прояви благоразумие…
– Мама, – Нина потерла виски, – я очень устала.
– Нет, ты все-таки меня послушай. Наверно, читать тебе лекции о том, что нельзя сразу бросаться в омут с головой и быстро сближаться с мальчиками, уже поздно. Тем более неуместно читать эти лекции мне. Поэтому я настаиваю, чтобы ты соблюдала хоть какие-то приличия, и надеюсь, ты знаешь про способы защиты. А вообще, было бы лучше, если бы ты все-таки воздерживалась от такого рода отношений…
Нина вздохнула и потерла лицо ладонями, раздражаясь. Ладно, если бы мама действительно хотела помочь и чему-то научить по-женски… Но ведь нет! Просто лелеет свой страх!
– Мама, – сказала Нина спокойно, но с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на грубость. – Это тебя не касается. Совсем не касается. Это только мое дело. Меня обижают твои вечные подозрения и заочное неодобрение моего поведения (хотя как ты вообще можешь не одобрять выбор, который касается только меня?), а ведь ты даже не знаешь ничего про наши с Никитой отношения! Почему ты просто не можешь поверить мне? Просто довериться тому, как ты воспитывала меня? Неужели ты совсем не знаешь меня?
– Нина! Ниночка моя! – мама подошла к ней и взяла за руки. – Да я просто знаю, как легко броситься в омут с головой, особенно если чувства искренние и взаимные.
– Давай мы закроем эту тему? Давай я вот прямо сейчас скажу тебе, что у меня все в порядке. Что я не бросаюсь в омут с головой. И что Никита очень хороший парень. Мама, он правда хороший, самый лучший. Он такой же, как папа. Порядочный и честный, мама. Не беспокойся за меня, пожалуйста. И больше не заставляй меняпротив моей волиговорить с тобой о таких личных вещах. Оправдываться за то, за что я не должна оправдываться, и объяснять что-то, что только мое, личное, – это режет и колет, мама.
Мама поджала губы и кивнула. Нина думала, что они все проговорили и можно спокойно встречаться с Никитой, но через несколько дней мама предложила Нине съездить в город – пройтись по магазинам и купить новые блузочки для грядущего учебного года. И после того, как они вышли из торгового центра с пятью пакетами в каждой руке и мама завела машину, они поехали не домой, а притормозили у частного медицинского центра.
– Если ты не хочешь обсуждать такого рода вопросы со мной, тогда обсуди это с доктором. Заодно проверим, все ли в порядке.
Нина сжала губы. Говорить расхотелось совсем. Она молчала и на приеме у доктора, и всю дорогу домой. Никогда еще не ощущала она такого унижения и бесчувственного вторжения в ее жизнь. Чем она заслужила такое отношение?
– Ты знаешь, мама, – холодно сказала Нина, когда автомобиль въехал на участок и остановился, – я к тебе сама больше никогда не приду. Я сейчас не в обиду говорю, я просто… это правда. Вот такая, какая есть.
Нина вышла из машины и поплелась к Тусе. Как после такого находиться дома?
– Что такое, Ниночка? На тебе лица нет, – сказала Туся, открыв дверь.
Нина промолчала весь день. Сидела у Туси в комнате в кресле, заботливо укрытая пледом, слушала Тусин рассказ про то, что Даня уехал в город и сказал, что летом сюда больше уже точно не вернется.
– Ты бы его видела, Нина, какие пустые глаза… Я бы, мне кажется, все отдала, чтобы Настя действительно оказалась бедной принцессой в башне, – поделилась Туся, а потом упомянула о том, что она все-таки решила признаться Ване, а он поцеловал ее.
– Правда, мы все-таки решили, что раз через две недели Ваня уже уедет, то мы не будем сейчас ничего начинать… Просто, знаешь… Подождем следующего года. Ваня будет учиться в институте и не будет мотаться за родителями. И, ты знаешь, я совсем не боюсь потерять его за этот год. Ведь дружить мы не переставали, каждое лето общались, как будто и не разлучались на год. А теперь у нас все еще крепче. У нас теперь дружба и нотка любви. Поэтому нет, я совсем не боюсь.
Нина улыбалась, но продолжала молчать. Губы как будто прилепились друг к другу, а верхняя губа стала совсем тяжелой, и казалось невозможным ее поднять. На ночь Нина тоже осталась у Туси. Лежа рядом с подругой, Нина сказала хриплым голосом:
– Как это страшно, когда на тебя давят, совсем не слышат и не дают права быть единственной и главной хозяйкой своего тела.
Туся обняла Нину:
– Мне так жаль, что ты сегодня это пережила. Оставайся у меня, пока не будешь готова появиться дома.
Уснуть Нина не смогла. Ночь стала совсем глубокой. Туся уже легко сопела. А Нина все думала, чем она заслужила такое отношение… И ладно бы, если бы мамины опасения были не напрасны и Нина действительно не отличалась «благоразумием». Но ведь нет! Она всю жизнь была примерной девочкой. Нина вспомнила, как совсем недавно, как только август стал теплым и солнечным, они с Никитой выбрались на речку. Нашли безлюдное место и устроились там. После заплыва, когда они вышли на песок позагорать, Никита наклонился над Ниной и поцеловал ее. Все почти вышло из-под контроля, и когда Нина поняла, к чему все идет, растерялась и сжалась. Никита тогда просто спросил:
– Ждем?
Было бы странно, если бы этот вопрос не встал между ними.
Нина кивнула.
Разве заслужила Нина такое унижение, через которое ее так заботливо провела мама?
«Да даже если бы тогда я согласилась… Даже если бы не попросила остановиться… Что плохого?! Это только мое дело! Только мой выбор! Почему мама заставляет меня оправдываться? Еще, и она стала бы кричать, как ворона в четырнадцатом веке: «Грех! Грех!» А самое смешное, что, если бы она просто доверяла мне и не паниковала, я бы сама пришла к ней, когда пришло бы время. И попросила бы сводить к гинекологу, и задала бы вопросы… Эх, мама, мама… – думала Нина, глядя в потолок. – В таких делах не паниковать нужно, а спокойно говорить, объяснять и доверять. Но уж точно не, поддаваясь страху, беспардонно совать длинный нос в самое личное!» От кипевшего в ней возмущения, вызванного размышлениями, Нина не могла оставаться неподвижной, она встала и подошла к окну.
Светила полная луна, и звезды подмигивали. Нина уперла ладони в подоконник, высунулась в распахнутое окно и глубоко вдохнула свежесть ночи. Ничего! Пережить можно! Мама хорошая, нежная и заботливая… Нина решила, что сможет любить ее, когда съедет от родителей и никто больше не будет иметь права так ее контролировать, а пока можно держать нейтралитет.
А на следующее утро, спустившись вместе с Тусей вниз, на завтрак, Нина увидела маму, сидящую за столом и говорящую с тетей Таней.
– Доброе утро, девочки! – сказала мама.
– Видишь, мама, я спала здесь. Веришь? – с нейтралитетом пока туго, но Нина решила дать себе выпустить пар. – Или посмотришь камеры, чтобы убедиться, что я никуда не выходила?