Все плачущие не равны ль пред Богом?
Мне снится, что меня ведет палач
По голубым предутренним дорогам.
Но это было написано в 1913 году, когда у Ахматовой был шлейф поклонников. А сейчас, в ноябре 1917 года, после промозглой улицы, после выпитого вина, у горячей печки, она осталась у него до утра. Они с Гумилевым и раньше ночевали у Шилея (как звали его друзья), когда они приезжали из Слепнева и им в городе надо было переночевать.
Ахматова не сразу перебралась жить к Шилейко. Ночевала то у Срезневских в пансионате в Царском Селе, то у Шилея.
Позже, рассказывая про это время Павлу Лукницкому, Ахматова говорила: “К нему я сама пошла… чувствовала себя такой черной, думала, очищение будет”. “Очищения” не произошло. Жизнь с ним оказалась очень тяжелой. Поэтому в декабре 1917-го появились такие стихи:
Ты всегда таинственный и новый,
Я тебе послушней с каждым днем,
Но любовь твоя, о друг суровый,
Испытание железом и огнем.
Запрещаешь петь и улыбаться,
А молиться запретил давно.
Только б мне с тобою не расстаться,
Остальное все равно!
Так, земле и небесам чужая,
Я живу и больше не пою,
Словно ты у ада и у рая
Отнял душу вольную мою.
(Стихотворение вошло потом в четвертый сборник стихов Ахматовой “Подорожник” в 1921 году.) Вторично подписала сборник “Белая стая” 3 февраля 1918 года для Шилейко: “Моему солнцу. Анна”. Таких надписей она не делала никому, даже Анрепу, она писала: “Ты – солнце моих песнопений”.
Шилейко потребовал развода с Гумилевым. К этому времени Гумилев как раз вернулся из Европы, зашел к Срезневским, не застал там Анну Андреевну, сказал, что придет вечером, – не пришел. Не пришел и на следующий день. Через два дня появился, передал подарок от Анрепа, с которым виделся в Лондоне. Срезневская пишет в своих воспоминаниях: “…Аня сказала, что хочет навеки расстаться с ним. Коля страшно побледнел, помолчал и сказал: «Я всегда говорил, что ты совершенно свободна делать все, что хочешь». Встал и ушел”.
Владимир Казимирович оказался патологически ревнив, запирал Анну Андреевну на ключ, чтобы она не могла никуда уйти, заставлял ее сжигать, не распечатывая, все получаемые ею письма. Заставлял часами переписывать переводимые им с листа древние тексты. Оказался капризным и мелочным.
“Как муж он был катастрофой в любом смысле”, – рассказывала потом она Лукницкому. Или – “да, он тяжелый в общении с другими человек, …у него темперамент ученого, все его интересы в науке, и в жизни он может быть тягостным для других. Но у него есть и достоинства – он веселый, он остроумный… И он не плохой человек”.
Корней Иванович Чуковский записал в своем дневнике 19 января 1920 года: “Вчера – у Анны Ахматовой. Она и Шилейко в одной большой комнате – за ширмами кровать. В комнате сыровато, холодно, книги на полу. У Ахматовой крикливый, резкий голос, как будто она говорит со мной по телефону. Глаза иногда кажутся слепыми. К Шилейко ласково иногда подходит и ото лба отметает волосы. Он зовет ее Анечка. Она его – Володя. С гордостью рассказывала, как он переводит стихами – a livre ouvert – целую балладу – диктует ее прямо набело! «А потом впадает в лунатизм»”.
Живя с Шилейко, Анна почти перестала писать стихи. В 1918-м написала пять стихотворений, в 1919-м – четыре, в 1920-м – только одно.
Новый поэтический взлет – в 1921–1922 годах, когда она освободилась от своего “Дракона”.
Тебе покорной? Ты сошел с ума!
Покорна я одной Господней воле.
Я не хочу ни трепета, ни боли,
Мне муж – палач, а дом его – тюрьма.
Но видишь ли! Ведь я пришла сама…
Декабрь рождался, ветры выли в поле,
И было так светло в твоей неволе,
А за окошком сторожила тьма.
Так птица о прозрачное стекло
Всем телом бьется в зимнее ненастье,
И кровь пятнает белое крыло.
Теперь во мне спокойствие и счастье.
Прощай, мой тихий, ты мне вечно мил
За то, что в дом свой странницу пустил.
Написала она это стихотворение в 1921 году.
Спасали ее от неволи ее старые друзья – Олечка Судейкина и Артур Лурье, которые в то время считались мужем и женой.
Дружба с ними началась еще в 1913 году. Об Олечке Ахматова говорила: “Она была точно мой двойник, но какой-то, знаете, очень светлый”. А Лурье называл Ольгу “волшебной феей Петербурга”. С Артуром Лурье познакомилась в “Бродячей собаке” в 1913 году перед Новым годом, Гумилев напрасно звал жену в ту ночь домой – “опоздаем на поезд в Царское Село”, – она не слышала, сидела с Артуром у камина всю ночь, Гумилев уехал один.
Лурье тогда был футуристом. Дружил с Маяковским и Хлебниковым. Носил широкую зеленую кофту с большими пуговицами. Писал музыку к стихам Маяковского.
В четвертом издании “Белой стаи” Ахматова на одном стихотворении поставила посвящение “А.Л.”:
Да, я любила их, те сборища ночные, —
На маленьком столе стаканы ледяные,
Над черным кофеем пахучий, тонкий пар,
Камина красного тяжелый, зимний жар,
Веселость едкую литературной шутки
И друга первый взгляд, беспомощный и жуткий.
Стихотворение это было написано в 1917 году, а раньше – в 1913-м – было такое:
Все мы бражники здесь, блудницы,
Как невесело вместе нам!
На стенах цветы и птицы
Томятся по облакам.
Ты куришь черную трубку,
Так странен дымок над ней.
Я надела узкую юбку,
Чтоб казаться еще стройней.
Навсегда забиты окошки:
Что там, изморозь или гроза?
На глаза осторожной кошки
Похожи твои глаза.
О, как сердце мое тоскует!
Не смертного ль часа жду?
А та, что сейчас танцует,
Непременно будет в аду.
Когда Анна Андреевна познакомилась с Лурье, он был женат на поэтессе Ядвиге Цибульской, но Ахматова, по словам Лурье, “разорила его гнездо как коршун”. Тогда они встречались недолго в его снимаемой квартире на Гороховой улице, 29. Тогда же Лурье стал писать музыку на стихи Ахматовой, и эти романсы вскоре были изданы и назывались тоже “Четки”.
Снова они встретились в 1919 году, когда Ахматова жила у Шилейко. Лурье к этому моменту был комиссаром и работал в музыкальном отделе при Наркомпросе.
Когда Ахматова переехала к Лурье и Ольге, у нее ничего не было, даже пальто. Носила шинель Лурье (кстати, Шилейко тоже ходил в шинели). Потом ей сшили синее шелковое платье, и она “жила” в нем несколько лет. Ахматову устроили библиотекарем в Агрономический институт, она получила там комнату на Сергиевской улице, 7, и жила там в 1920–1922 годах. В 1920 году Фонтанный дом национализировали, Шилейко потерял свою квартиру и жил у Ахматовой, но уже просто как друг, и если раньше он говорил, что подобрал Ахматову как сенбернара Тапу на улице, то сейчас она могла сказать то же самое и про него.
Но связь с Артуром Лурье продолжалась. Она называла его Арик, Горюшко и Супостат. Он ее – Горбоносик-Глазенап. Любовь Лурье к ней Ахматова называла Лукницкому “богослужением”.
Но в то же время – “мы не могли разобраться, в кого из нас он влюблен”.
А! Это снова ты. Не отроком влюбленным,
Но мужем дерзостным, суровым, непреклонным
Ты в этот дом вошел и на меня глядишь …
Вместе с Лурье писали либретто к балету “Снежная маска” Блока. И на сборнике “Стихотворения Александра Блока”, принадлежавшем Лурье, Ахматова написала:
Не чудо ли, что знали мы его,
Был скуп на похвалы, но чужд хулы и гнева,
И Пресвятая охраняла Дева
Прекрасного Поэта своего.
Ахматова потом рассказывала Лукницкому: “…Лурье заставлял бросить службу… я больна была. Он ко мне очень хорошо относился… Он хороший, Артур, только бабник страшный…”
В июле 1921 года издательство “Петрополис” выпустило “Подорожник” (десять тысяч экземпляров). На подходе была другая книжка. Ахматова не знала, как озаглавить этот сборник, они как-то шли с Лурье по улице, и он показал ей на фронтон одного дома, где была надпись Anno Domini (то есть “от Рождества Христова”). Ахматова назвала свой сборник Anno Domini MCMXXI. Лурье, будучи уже в Америке, написал воспоминания об этих годах и считал, что в Anno Domini ему были посвящены следующие стихи: “В тот давний год”, “Неправда, у тебя соперниц нет”, “Что ты бродишь неприкаянной”, “Ангел, три года хранивший меня”, “Из книги бытия”, “Путник милый, ты далече”, “Сослужу тебе верную службу”, “Пусть голоса органа снова грянут”, “Долгим взглядом твоим истомлен”, “Тебе покорной быть”, “Да, я любила их, те сборища”, “Я с тобою не стану пить вино”, “Лучше б мне частушки задорные”, “Ты всегда таинственный и новый”. Не могу обсуждать, правоверен ли этот список, но хочу обратить ваше внимание на последнее стихотворение: “Ты всегда таинственный и новый”, написанное в 1917 году и, как считается, посвященное Шилейко.
Но, во-первых, видимо, в 1917 году Ахматова и Лурье встретились, и тогда появилось стихотворение, посвященное Лурье, “Да, я любила их, те сборища”, и, во-вторых, сборник Anno Domini с дарственной подписью, который оказался у меня, был подарен кому-то 20 февраля 1922 года в Москве. Может быть, этот сборник принадлежит Артуру Лурье?
Дело в том, что Лурье, будучи комиссаром по музыкальным делам, жил то в Петербурге, то в Москве. У Чуковского есть, например, запись в дневнике от 5 декабря 1920 года: “пили чай с Маяковским, говорили о Лурье, что Судейкина живет в холоде и голоде, а он в Москве жил комиссарски”. Комиссарство его закончилось в 1921 году, и к 1922-му Лурье решил эмигрировать и ездил в Москву за подписью Луначарского и за визой. Может быть, Ахматова ездила в феврале с ним в Москву и там подарила этот сборничек?