Майя и другие — страница 50 из 58

их-то позитивных и парадоксальных психологических установках, расположить этим собеседника… А внутри четко двигалась к своей цели и выгоде, как летчик с холодным умом, сидящий за штурвалом и уверенно управляющий шпионским самолетом.

Она феноменально лицемерила и получала от этого наслаждение, как игрок. Или как дочь феноменальной актрисы.

Женщины относились к ней хорошо. У нее было много полезных знакомств.

Мужчины иногда покупались на ее телеса, а также на многообещающую сексуальную напористость в сочетании с тем, как она сюсюкалась-пресмыкалась перед ними. Но отношения всегда длились недолго, в финале мужчины бежали от нее, как от черта. Она приходила к матери пьяная и кричала: “А ты знаешь, тварь, что ты сломала мне жизнь?!” N безутешно плакала, ловила руки дочери, чтобы целовать их: “Доченька, милая моя, любимая моя…”

Дочь работала в какой-то околокиношной конторе и в качестве мелкой сошки-организатора летала на различные фестивали, мероприятия… Однажды в самолете она познакомилась с общительной, довольной жизнью чиновницей из какого-то комитета. Разговорились.

– А давайте вашей маме награду сделаем? – с искренним энтузиазмом предложила благополучная чиновница (оказывается, награды делались именно так).

Награду?!

Какую именно? Какие льготы? Кто вручает? Где?

Что собирать, какие справки?!

О, началась дружба с чиновницей…

Это нонсенс: представить знаменитую актрису N, которая отправляется в Кремль за наградой из рук президента, против которого она выступала с момента его появления в политике… Дочь начала готовить мать: “Это такая высокая честь для нас, мама”. Но готовить актрису не надо было: “Конечно, доченька, конечно!”

Дочь перестраховывалась, ведь в принципе было ясно, что знаменитая актриса N стала миролюбивым существом.

“Впала в благостность!” – прокомментировала эту перемену знаменитая актриса S, известная оппозиционерка.

Раньше они очень дружили… Какое счастье – понимание! Как это сближает… Они одинаково смотрели на многое, но прежде всего на политику, эти две актрисы – знаменитая актриса N и знаменитая актриса S. Баррикады, митинги, стояния – это не обходилось без них! Они отправлялись туда не ради эмоций, они верили, что своим присутствием, своими знаменитыми именами усилят значимость происходящего, борьбы за правду. Приблизят справедливость, которая была их идеалом. Они были идеалистки! Прекрасные идеалистки…

Потом они потеряли друг друга. Актриса S много снималась, заболела, долго лечилась за границей, что удалось сохранить в тайне от прессы, но это обернулось выпадением из информационного поля. Ей никто не звонил, не было никаких предложений, как будто она не выздоровела, а умерла. Тогда S пошла на похороны суперкинозвезды, которую выставили в Доме литераторов, и, сказав со сцены несколько слов, стала так рыдать над гробом, что вокруг начался торопливый многоточечный треск – ее снимали фотографы… S не унималась, вскидывала руки, наклонялась над гробом, чуть ли не падала, треск усиливался, как будто нарастала мощность электрического разряда, – теперь S знала, что ее возвращение состоялось, ее фото будут во всех СМИ, ей снова начнут звонить, и позволила постепенно увести себя, сгорбленную от слез, со сцены. За кулисами, где было много знаменитостей, встреч, общения (даже шуток, пардон), она увидела свою подругу, нашу знаменитую актрису N, которая сидела на табуретке – неопрятная, растрепанная, обрюзгшая – и всем радостно улыбалась…

Знаменитая актриса N сбежала из дома, чтобы попасть на похороны, но устроители не выпустили ее на сцену.


Знаменитая актриса S (плакавшая над гробом, оппозиционерка) осмысляла происходящее. (Она узнала, что знаменитая актриса N скоро отправится в Кремль, чтобы получить орден из рук своего гражданского врага.) S попыталась как-то встряхнуть N.

– Ты политическая проститутка! – крикнула она ей по телефону.

Знаменитая актриса N живо откликнулась, стала говорить о благодати.

– И не только политическая! – вопреки отчаянию не сдавалась S.

Снова о благодати…

S позвонила дочери N и с надрывом заявила:

– Как тебе не стыдно?!

Сначала язвительные, а затем героические, даже пафосные интонации звучали в эмоциональной отповеди дочери…

– Вам-то хорошо, бегаете с одной съемки на другую, деньги загребаете! Снимаетесь во всяком фуфле! А потом на всех углах интервью для простачков раздаете: какая вы несчастная актриса – про-тив-но! Купили себе “мазду” новую, думаете, я не знаю?! А мама моя целыми днями сидит взаперти! И плевала я на ваши принципы гражданские! Я за каждую радость для моей мамы буду бороться, понятно? Куда нас повезут – туда мы и пойдем! У меня только один принцип: чтобы ей было хорошо, ясно? Понятно?

– А где достоинство?! – кричала и перебивала S.

Дочь не слышала ее:

– Противно слушать!

– Где такие понятия, как честь, как моральный кодекс? – упрямо вопрошала уже дрожащим беззащитным голосом своих популярных киногероинь актриса S.

– В жопе! – рявкнула дочь.

И продолжала отповедь:

– Это для вас она исторический портрет, понятно?! Это для вас она репутация! А для меня она просто живой человек! Которому сегодня плохо, сегодня! И я сделаю все, чтобы она жила! И чувствовала себя – живой! Понятно?! Радость… – Она талантливо перевела дыхание. – Радость дороже, чем достоинство!

(Удачный финал этого монолога дочь взяла на вооружение и впоследствии не раз использовала – как шах и мат.)

S была обескуражена…

Тем временем предприимчивая дочь “разруливала” вопрос с ремонтом. С “Первого канала” к ним все-таки обратились. Смысл телешоу заключался в том, что звезде бесплатно ремонтировали спальню (или кухню, или кабинет), а потом звезда входила и реагировала. Очень интересно.

Квартира знаменитой актрисы N была запущенная, постаревшая, соответствовала хозяйке. Телевизионщикам даже в голову не пришло, что когда-то здесь коротила (коротила!) сексуальная энергия – входили мужчины, голова билась о подушку, оргазмы выворачивались стонами… и скучные стены, которым всегда все равно, – это свидетельницы… Свидетельниц ободрали, выровняли и наклеили новые обои – красные, с золотыми узорами. В золотых рамах повесили портреты каких-то желтушных некрасивых дворян. Эти умершие люди в старинных богатых одеждах спокойно смотрели с полотен (репродукций) и выполняли функцию благородного декора. Хрустальная люстра, хрустальные бра… Подсвечники… Книги выкинуты. Актриса все равно теперь не читала. С нетерпением ждала шоу, где группа звезд пародировала других звезд, а комиссия (из избранных звезд) ставила оценки. Тонкий плазменный телевизор укрепили напротив высокой широкой кровати. Кровать – под тяжелым бархатным балдахином с опорой на четыре деревянные колонны. На покрывале и с каждой стороны балдахина золотой нитью вышиты крупные инициалы актрисы. Мини-диванчики, пуфики, белиберда в изящном эротичном стиле рококо также были расставлены где надо и не надо.

Эта стилизация под убранство французского замка была не случайна. Знаменитая актриса N стала знаменитой, блестяще исполнив роль графини де Монсоро в исторической картине. Авторы телевизионного выпуска решили обыграть сей факт ее биографии. Креативно вернули в прошлое. Мало того, кому-то из редакторов пришла в голову светлая мысль нарядить знаменитую актрису N в платье графини, и чтобы она в таком виде вошла в спальню принимать работу дизайнеров. Креативно, все креативно! Ярко! Это телевидение!

“Сейчас сюда войдет наша хозяйка… я очень волнуюсь, понравится ли ей комната после ремонта…” – доверительно произнесла ведущая в камеру.

В старинном бальном платье, с высокой прической, в которую были вплетены нити жемчуга, знаменитая актриса N, обмахиваясь веером, вразвалочку прошлась по комнате – она высоко держала подбородок, рот был приоткрыт, а нижняя губа чувственно оттопырена. “М-м-да-а-а… – тянула она, высокомерно оглядываясь. – М-м-да-а-а…” Ведущая, несмотря на растерянность, пыталась организовать диалог, но диалога не могло быть. Знаменитая актриса N, когда слышала вопрос, вдруг начинала игриво хохотать, как хозяйка салона. Хохотала и хохотала, плюс кокетливый взгляд из-за веера. Съемку остановили.

Знаменитую актрису N переодели во что-то повседневное трикотажное. Волосы растрепали, жемчуг вытащили.

“Сейчас сюда войдет наша хозяйка… я очень волнуюсь, понравится ли ей комната после ремонта…” – ведущая с недружелюбным взглядом повернулась к двери.

Знаменитая актриса N вошла открытая, как ребенок. Она с удивлением и восхищением разглядывала комнату, улыбалась, на все вопросы отвечала примитивно, несколько возбужденно, но все-таки адекватно. Все время восторженно повторяла, как это прекрасно, с любовью смотрела в зрачки ведущей. Ведущая подарила ей пылесос.

“Огромное спасибо «Первому каналу»! Спасибо за все, что вы делаете!” – с отдачей сказала переполненная чувствами, счастливая знаменитая актриса N и низко поклонилась.

Дочь, когда телевизионщики свалили к черту, зло выдохнула. Во-первых, она устала от этого ремонта. Во-вторых, нервничала, потому что именно завтра нужно было везти мать в Кремль, а в-третьих, самое главное… дочь испытала черную неконтролируемую зависть. Она вдруг восприняла как несправедливость – то, что спальня матери теперь лучшая.

Она сказала, что в новой спальне пахнет лаком, это вредно, и запретила там находиться. Она осталась ночевать здесь – боялась, что мать убежит, сиделке не могла доверить эту ночь… Она легла в комнате сиделки, а сиделку заставила лечь с матерью на раскладном диване в гостиной. Но в комнате не ловился вайфай, а дочь не могла заснуть без “ВКонтакте”, поэтому вернулась, отправила сиделку обратно. Сиделка все это сносила с каменным выражением помятого лица, а знаменитая актриса