ржавы, победившей нацизм, освободившей Европу и в считанные годы сумевшей подняться из руин.
Майя Плисецкая с партнером в балете «Конек-Горбунок». 1960 г.
К 70-летию Сталина он был признанным лидером всех мировых левых сил и складывающейся мировой системы народной демократии и социализма.
Наконец, он был главой одной из двух ядерных держав и верховным руководителем наиболее мощной армии в мире. И при этом на территории Германии, Австрии, Польши, Венгрии, Румынии находились вооруженные силы, для которых приказ Сталина был приказом Родины.
Юбилей Сталина невозможно было не отмечать, а это означало, что отмечаться он будет планетарно.
Не понимать этого Сталин не мог… Если даже представить на минуту, что он директивным образом отказался бы от любого официального чествования себя – как это иногда и делают юбиляры, то этого бы никто не понял не то что в стране, но прежде всего во внешнем мире. Отсутствие в СССР торжеств, и торжеств пышных, в честь юбилея Сталина вызвало бы оживленные комментарии, догадки и т. п. Поэтому праздновать надо было» (Сергей Кремлев. «Зачем убили Сталина? Преступление века»).
Аргументы более чем убедительные. Но думается, навряд ли Майя Михайловна интересовалась подобными книгами…
Долгие подготовительные репетиции к юбилейному концерту следовали одна за другой. Плисецкая должна была выступить с небольшой вариацией Уличной танцовщицы из «Дон Кихота» – динамичном танце, построенном на высоких прыжках. Отличный прыжок в лучшие годы балетной карьеры всегда был ее главным козырем. Беда в том, что сцена в Георгиевском зале Кремля, где проходил концерт, оказалась очень скользкой, нетанцевальной – паркетный пол до блеска натерт воском. Как бы не поскользнуться и, еще страшнее, не упасть. Но ее выступление прошло без неожиданностей. Балерина приседала в реверансах в ответ на аплодисменты – это тоже она всегда делала с блеском.
«Как станцевала, хорошо, плохо ли, не понимаю. Но устояла, не грохнулась. Слышу глухие аплодисменты. Сталин, наклонившись, что-то говорит Мао Цзэдуну. Между ними, как на переводной картинке, всплывает лицо безымянного переводчика. О чем говорят вершители судеб? Кланяюсь, натужно улыбаюсь и, как приказали, не задерживаясь, ныряю в приоткрывшуюся бело-золотую дверь. Ловлю себя на мысли, что опустила при реверансе глаза в пол. Признаюсь, через годы – встретиться взглядом со Сталиным мне было просто страшно. Интуитивно.
В утренних газетах краткое коммюнике ТАСС о праздничном концерте в Кремле. И моя фамилия там. Это победа. Можно теперь и побороться за свое будущее. Того глядишь, дадут станцевать что-то новое…» («Я, Майя Плисецкая»).
«Кланяясь, приседая в низком реверансе, она так и не решилась поднять глаза и взглянуть в лицо того, кто убил ее отца и так страшно мучил ее мать и маленького брата», – годы спустя трансформирует сказанное автор биографии Плисецкой.
Невероятная Китри
В начале следующего, 1950 года Плисецкая была несказанно обрадована, получив главную партию в балете Людвига Минкуса «Дон Кихот» – Китри, которая считается одной из труднейших во всем классическом репертуаре. Вспомним брошенное ею: «Того глядишь, дадут станцевать что-то новое…» Вот и сбылось!
Для каждой танцовщицы этот любимый зрителями балет – серьезное испытание. В нем присутствует весь богатейший арсенал классики: жизнерадостные, темпераментные танцы в первом акте, академически строгие – в большой сцене «Сон Дон Кихота» и, наконец, знаменитое гран-па третьего акта с его виртуозным па-де-де главных персонажей, Китри и Базиля. Здесь же – и вершина балеринской техники: тридцать два фуэте, всегда с восторгом принимаемые зрителями.
По признанию Плисецкой, ей нравился этот балет потому, что он «танцевально труден и блистателен», и потому, что «гениально поставленная Горским партия Китри эффектна, зажигательна, и балерина может показать в ней все свои возможности».
Своей популярностью у любителей балета этот старый шедевр обязан прежде всего удачной хореографии А. Горского, считают и критики. Но музыка, почему забывают о музыке?.. Бравурная, зажигательная музыка Людвига Минкуса, мелодичная и ритмичная одновременно – она не оставляет равнодушным никого из услышавших ее впервые. А если еще и сопровождается великолепным танцем в исполнении лучшей в мире Китри, то успех балету обеспечен.
Молодая балерина с головой окунулась в работу. Репетитором была Елена Ильющенко, по словам Плисецкой, «острая на язык, всегда невозмутимая, аккуратная». На репетициях она называла Майю не иначе как «стихией», и было отчего. Педагог не признавала никакой отсебятины и боролась за чистоту танца – такого, каким его сочинил хореограф. Но балерина все-таки смогла сказать в нем свое слово!
«Спектакль прошел успешно. Я была на подъеме. Легче работается, репетируется, когда тебе не строят каждодневно козни. Тассовское упоминание фамилии “Плисецкая” в коммюнике о праздничном концерте в день рождения Сталина продержало меня на плаву добрых полгода.
Были на премьере и курьезы. В первом акте, заканчивая в вариации туры по диагонали, я утеряла равновесие и в финальной точке оказалась идеально в музыку на полу. Словно так только и нужно. Век будешь репетировать, а такое не отчебучишь. Публика оценила мою находчивость и хлопала всласть. В сцене “Сон” я опоздала на восемь тактов с выходом – режиссеры не предупредили, что ”Сон” идет тотчас вслед за ”Лесом”. Я услышала музыку, побежала к кулисе. Пробежка уложилась ровно в восемь тактов. Но и это вполне обошлось. Амур к девятому такту разворачивается лицом ко мне, а я тут как тут. Словно он меня вызвал. Все гладко. В финальном па-де-де двадцать восемь фуэте прокрутила идеально, а на последние четыре повело в сторону. Финальная поза пришлась не на центр» («Я, Майя Плисецкая»).
Впрочем, это все от излишней придирчивости к самой себе и стремлению к совершенству. Дебют в «Дон Кихоте» прошел блестяще!
«У Майи был особый талант, и где бы она ни находилась, сразу становилось ясно: она – первая, она – звезда, – вспоминает Э. Кашани. – Когда она танцевала в «Дон Кихоте», с первого ее выхода и до конца первого акта стоял беспрерывный гром аплодисментов. Только она появлялась на лесенке с веером – зал начинал реветь».
И действительно: первый акт в этом балете благодаря Плисецкой превращался в ослепительный танцевальный каскад. Выходная вариация исполнялась ею на одном дыхании и всегда шла под бурные аплодисменты – такие, что балерина даже не слышала музыку до самого ее конца.
Остается добавить, что, пожалуй, ни одна исполнительница партии Китри не достигала такого технического совершенства, как Майя Плисецкая. Она буквально парила в воздухе в прыжках, пересекала сцену в стремительных вращениях, замирала в высоких поддержках на одной вытянутой руке партнера…
«Взгляните на нее в «Дон Кихоте», взлетев и откинувшись назад, она видит свою стопу. Сегодня так делают все (кто может), первой так взлетела Плисецкая», – писал Василий Катанян. «Знаменитый выход Плисецкой в «Дон Кихоте» был найден ею заново, это были ее движения, ею изобретенные позы, она изменила прежний рисунок танца, – подчеркивал Борис Львов-Анохин. – Теперь найденное ею повторяют многие, даже, может быть, не подозревая, что впервые все это было воплощено Плисецкой».
– Некоторые вещи, которые я делала, вызывали скандалы. Сегодня же эти скандалы объявлены классикой, – говорила сама Майя Михайловна.
Первым Базилем Китри-Плисецкой стал Юрий Кондратов – один из лучших танцовщиков и балетных партнеров своего времени, что Майя сразу оценила и всегда признавала. Позднее в паре с ней на сцену выходили и другие Базили, и один из них – молодой Марис Лиепа. Еще непривычно худощавый и темноволосый, но уже узнаваемый Марис, потому что яркая индивидуальность видна сразу, он с заметным обожанием глядит на Китри-Плисецкую во время их танца в первом акте. Как замечательно, что кинопленка смогла сохранить для нас такие чудесные мгновенья!
Майя Плисецкая со своим первым мужем Марисом Лиепой в балете «Спартак». 1971 г. Фотограф – Георгий Соловьев
По счастью, сохранилось несколько записей выступления балерины в первом акте «Дон Кихота», и всегда это настолько феерично, виртуозно и хореографически чисто, что ничего, кроме восторга, вызвать не может.
Прислушаемся вновь к профессиональному мнению балетоведа:
«Прыжки Плисецкой в “Дон Кихоте” и некоторые другие особенности ее образной пластики стали входить в арсенал выразительных средств нашего балета. До Плисецкой в женском танце не было таких больших прыжков с прогибом корпуса в воздухе и длительной задержкой позы в полете. После ее ”Дон Кихота” им стали подражать, и теперь они уже довольно широко распространены. Так же стали подражать и волнообразным движениям рук Плисецкой в партии Одетты. Конечно, в точности эти индивидуальные, характерные движения балерины повторить невозможно. Но то, что она обогатила лексику советского балета, несомненно» (Н. Рославлева. «Майя Плисецкая», 1968).
Наверно, многим исполнительницам партии Китри хотелось подражать Плисецкой, но можно ли повторить ее невероятное обаяние в этой роли? А легкое, кокетливое покачивание головой в танце ее Китри рядом с Базилем? И, само собой, ее феноменальную технику…
Вспоминая свой дебют в любимом балете, Майя Михайловна подчеркнула один интересный момент.
«Был и еще один зритель, что стало известно мне много позднее. Тринадцатилетний Рудольф Нуриев, оказавшийся ненароком проездом в тот вечер в Москве. Когда петербургские друзья позднее рассказали мне это, я поинтересовалась его реакцией.
– Нуриев после первого акта плакал, – был ответ.
При встрече я спросила у Руди, правда ли это либо лишь дружеское преувеличение.
– Неправда. Я не плакал, я рыдал. Рыдал от счастья. Вы устроили пожар на сцене…» («Я, Майя Плисецкая»).
В начале марта 1950-го Рудольфу не исполнилось и двенадцати. Этот мальчик, постоянно живя в Уфе в довольно бедной семье, был «ненароком» проездом в Москве и попал на премьеру «Дон Кихота» с Плисецкой, чтобы рыдать там в антракте? Да так, чтобы все заметили и спустя годы вспомнили рыдающего на премьере Плисецкой мальчика-Нуреева… Сомнительный факт.