Майя Плисецкая. Богиня русского балета — страница 28 из 47

Похвалы. Восхищения. Президент говорит, что маленькая Каролина в восторге от моих слайдов.

Заявила нам с Джекки, что будет балериной, как Вы. Выходит, первая балерина в роду Кеннеди…

Президент говорит, что знает о моей вчерашней встрече с братом, о поразительном совпадении нашего летосчисления…» («Я, Майя Плисецкая»).


На следующее утро после спектакля Джон Кеннеди принял труппу Большого театра в Белом доме. Президент вновь наговорил балерине немало комплиментов. Плисецкая скромничала: танцевала она не слишком хорошо, скованно, и жаль, что они с Жаклин попали именно на этот спектакль. (Театр в Вашингтоне был тесный, со скользкой неудобной сценой.)

– Вы были бесподобны. Я был сражен наповал. (Именно так перевел похвалы президента советник по культуре из нашего посольства.)

– Когда вы танцуете следующий раз? – вежливо поинтересовался президент.

– Завтра. «Баядерку» и «Лебедя». Приходите с Жаклин. Я станцую лучше…

На самом деле назавтра шла «Жизель»… Плисецкая все перепутала после бокала хорошего вина. «Во хмелю я жестикулировала с удвоенной горячностью, моя меховая шапочка сбилась набок, волосы пораспушились, – признавалась Майя Михайловна позднее. – Именно здесь, в Белом доме, Жаклин осенила мое будущее прогнозом: «Вы совсем Анна Каренина».

Приближалось двадцатое ноября – их с Робертом Кеннеди день рождения. Администрация Большого театра стала беспокоиться:

– Что бы вам подарить Роберту Кеннеди двадцатого?.. И как?.. Привезли мы тут, знаете, кстати, расписной русский самовар для одного нашего товарища, юбилейная дата у него, но, думаем, лучше будет вам его отдать. Для Роберта Кеннеди. Нашему товарищу мы что-нибудь иное подыщем с помощью работников совпосольства. Напишите дружеское поздравление своему одногодке – по-русски, разумеется, – а мы уж переведем и точно двадцатого вручим министру вместе с самоваром… Он порадуется, полюбуется. Самовар-то выставочный.

– А он – что, очень большой? – спросила балерина не без опаски.

– Немаленький, Майя Михайловна, немаленький.

– А откуда он у меня может быть? Что министр подумает? Покажите мне ваше расписное чудо.

Самовар оказался, как она и предполагала, огромным, размером с рослого ребенка. Ну где такой она могла найти в Америке?.. А из дома такое в подарок неизвестно кому брать не станешь…

Плисецкая написала поздравление в несколько слов и приложила к нему полдюжины деревянных ложек. Пусть не настолько ценных, но зато – своих. Ее подарок был доставлен Роберту Кеннеди.

Двадцатого ноября Майю Михайловну разбудил громкий, продолжительный стук в дверь ее номера в Бостоне (телефон на ночь она имела обыкновение отключать).

С трудом открыв глаза, именинница отворила дверь и сразу увидела перед собой огромный букет белых лилий – настолько огромный, что за ним не видно посыльного. Второй посыльный протянул ей изящную коробку, зашнурованную широкими парчовыми лентами, и конверт с письмом.

Это был подарок от Роберта Кеннеди.

Развязав банты, она раскрыла коробку – на малиновой бархатной подушечке лежал золотой браслет с двумя инкрустированными брелоками. На одном из них – Скорпион, знак их зодиака. На другом – архангел Михаил, поражающий копьем дракона.

Чуть позже ей позвонил сам Роберт Кеннеди. Плисецкая мучительно отыскивала в заторможенной памяти несколько ответных слов по-английски:

– Thank you… Also… Best wishes…

«Это сущее несчастье быть неграмотной! – напишет она много лет спустя. – Я неграмотна от советской системы, от собственной неизбывной лености, всегдашней мерзкой уверенности, что переведут, объяснят, помогут. А тут никого. Вот и блею, как дитя двухлетнее: Thank you… Also… Best wishes…»


Роберт Кеннеди с женой Этель. 1960-е гг.

«Некоторые видят вещи, как они есть, и говорят: “почему?”. Я мечтаю о том, чего никогда не было, и говорю: “почему нет?”»

(Роберт Кеннеди)

Ох, и тут система виновата – выпускала неграмотных балерин!

Торопясь в класс на утренние занятия, она столкнулась на пороге с очередным посыльным, несущим от Роберта коробку с бутылками вина. Ну а уже в классе именинницу встретили со всей торжественностью. Корзина цветов, приветственный адрес, подписанный всеми руководителями поездки, поздравление от посла Добрынина… «Вот что значит родиться в один день с министром юстиции США!..» – мелькнуло в голове у Плисецкой.

Вечером на спектакль пришел еще один из братьев Кеннеди – Эдвард. Во время финальных аплодисментов он поднялся на сцену и расцеловал приму в обе щеки.

– Это по поручению Боба, – пояснил он.

А потом знаменитый импресарио Сол Юрок устроил прием в честь Майи Плисецкой. Он как никто более умел ценить настоящие таланты.

– Соломон Юрок – деловой человек, хорошо понимающий, на ком можно заработать деньги, – говорила о нем Майя Михайловна. – Он прекрасно отличал хорошее от плохого… Ко мне он относился превосходно. Мне запомнилась его фраза: «Мне нужны кассовые артисты, а если публика не идет, то ее уже ничем не привлечешь».

В тот памятный вечер Сол передал балерине поздравительную телеграмму, полученную от ее мужа Родиона Щедрина. Артисты пировали до глубокой ночи – пели, танцевали, произносили поздравления имениннице… В разгар праздника метрдотель мягкой поступью подошел к столу:

– Телефон, мисс Майя…

Майя Михайловна взяла трубку в тесной кабинке возле бара. И опять услышала голос Роберта Кеннеди.


«Долго и горячо что-то мне объясняет. Ничего не понимаю. Здравомыслящему западному человеку невозможно уразуметь, что я совершенно ничего не понимаю по-английски. Ни единого слова. Включаю свою пластинку: Thank you… Also… Best wishes… Подумает министр наверняка, что я совсем дурочка. С таким репертуаром слов и не пококетничаешь…» («Я, Майя Плисецкая»).


После Бостона балетная труппа Большого театра на несколько дней вернулась в Нью-Йорк, где в огромном зале «Мэдисон Сквер-Гарден» состоялось шесть прощальных концертов с разнообразной программой. Плисецкая так же принимала в них участие. А дальше Большой балет выехал на две недели в Канаду…

История с Робертом Кеннеди имела свое продолжение. Через год, за несколько дней до следующего дня рождения балерины, который она на сей раз отмечала дома в Москве, он вновь напомнил о себе. Заместитель премьера СССР Анастас Микоян, только что вернувшийся из Америки, привез Плисецкой букет из пяти искусно выполненных фарфоровых гвоздик – бледно-сиреневых, необыкновенной красоты. С тех пор гвоздики эти всегда стояли в вазе на спальном столике в московской квартире Плисецкой и Щедрина…

Через день после именин, 22 ноября, у них опять были гости. Идиллию прервал чей-то телефонный звонок: включите телевизор, в Джона Кеннеди стреляли!..

«Приникаем к экрану… Ловим каждое слово… Президент убит… Несчастная Жаклин… Я и сейчас нервами помню чувство оцепенения, пустоты, охватившее меня в тот слякотный страшный московский вечер – кто? зачем? негодяи!..»

Тридцать пятый президент США, менее трех лет занимавший свой пост, станет не последней жертвой в семействе Кеннеди…

Английские встречи

В том же 1963 году Плисецкая приняла участие во-вторых гастролях балета Большого театра в Англии. Билеты на все спектакли были полностью проданы задолго до начала этого турне, а лондонские любители балета проводили в очереди больше суток. Конечно, повышенное внимание привлекал и приезд Майи Плисецкой, о которой британцы много слышали. Но ее выступления превзошли все ожидания.

Газета «Таймс» восторгалась после «Дон Кихота» с Плисецкой: «Здесь мы увидели упоение своим танцем, заразительное веселье и радость… Ее открытая улыбка говорила не столько о чувственности кокетки, сколько о свежести раскрывшегося навстречу солнцу цветка. Ее бравурность била через край, но в ней артистка передавала столько теплоты, столько простодушной радости, что мы сразу поняли – ее сердце такое же большое, как сердце Китри».

Музыкальный критик Клемент Крисп писал: «Ее “Лебединое озеро”, открывшее гастроли, оказалось неожиданным по редкому сочетанию благородства стиля и глубокой эмоциональности. Затем последовал “Конек-Горбунок”, где изумительный танец отличался юмором, во всей полноте развернувшимся в совершенно блистательном “Дон Кихоте”. Так проявились уже две стороны очень большого таланта. Но дальше Плисецкая показала нам в роли Джульетты трагическое и лирическое дарование исключительной наполненности».

Во время тех английских гастролей балерина танцевала Джульетту всего седьмой раз в жизни, причем после довольно долгого перерыва. Очень волновалась при мысли, что она выступает на родине Шекспира, – как воспримут зрители созданный образ? Но успех балета оказался феноменальным, англичане отмечали трагическую глубину, огромную силу духа ее Джульетты. Знаменитая английская балерина Марго Фонтейн пришла на сцену после спектакля, чтобы выразить Плисецкой переполнявшие ее чувства после увиденного: она потрясена драматизмом и ее прочтением роли – оригинальным, никого не повторяющим.

С Фонтейн они были знакомы со времени выступлений на фестивале балета в Финляндии весной 1960 года, где Марго танцевала в «Жизели», а Плисецкая – в «Лебедином». Отношения у двух балерин сразу сложились простые и естественные, как будто они были всю жизнь знакомы.

Виделись они и в Москве в период гастролей там Королевского балета в 1961-м, и в США в 1963-м, когда находившаяся там английская прима не только посещала спектакли Большого балета, но и занималась в классе Асафа Мессерера вместе с Плисецкой.

Майя Михайловна давно была знакома не только с Марго Фонтейн, но и другими английскими танцовщицами – Надей Нериной и балериной русского происхождения Светланой Березовой.

Именно Березова, прима театра «Ковент-Гарден», во время гастролей Большого в Лондоне пригласила Плисецкую в свой дом на поздний ужин. В разговоре тактично предупредила:

– Майя, еще будут Марго Фонтейн, ведь вы знакомы, и… Нуреев. Вас это не смутит? Если да, я вас пойму.