Майя Плисецкая на репетиции. Буэнос-Айрес. 1976 г.
«Если меня дирижеры спрашивали про темп, я всегда говорила: играйте как написано у композитора в партитуре. “А если кто-то из солистов не успевает?” – “Тогда пусть идет домой”. Я всегда была очень требовательна. И к себе тоже. Люди говорят, что это плохой характер…»
Известие о присуждении мне Ленинской премии застало меня в Италии. Я была поражена, с какой любовью, с каким благоговением относятся там к имени Ленина. У поздравлявших были восторженные лица. Все газеты сообщили об этом событии. Там, далеко от Родины, я почувствовала, как много значит для итальянцев премия, носящая имя великого Ленина.
Получая Ленинскую премию, я хочу поблагодарить мой родной Большой театр, Комитет по Ленинским премиям и Советское правительство за высокую награду, которой я удостоена.
Конечно, речи для таких мероприятий готовились заранее, и не исключено, что балерина просто озвучила те фразы, которые ей предназначались. Но высокая награда действительно порадовала балерину.
«Из сегодняшних дней можно усмехнуться: Майя Плисецкая – лауреат премии Ленина. Как такое возможно!.. Но, получив этот высший знак советского отличия, я была в те дни горда и счастлива. Лицемерить не буду. Меня предпочли тайно, не обратив внимания на ворох подметных писем, отправленных моими “доброжелателями” в адрес президиума комитета. До меня Ленинскую премию в балетном искусстве получили лишь двое: Уланова и Вахтанг Чабукиани. Я стала третьей в этом ряду» («Я, Майя Плисецкая»).
– Она тяжело шла к своему успеху, – говорил друг балерины и ее давний поклонник Игорь Пальчицкий. – Нелегко ей было, но… она пришла. И очень много лет была настоящей хозяйкой театра. И от этого театра, и от этой страны она получила все. Все регалии, все премии. Она жаловалась, что она не могла танцевать что хотела? Она не одна была в таком положении.
Присуждению главной в стране премии предшествовали творческие вечера Плисецкой, прошедшие в Большом театре 25 февраля и 9 апреля того же года. Первый из двух концертов, в программу которого входили большие фрагменты из балетов «Дон Кихот», «Спящая красавица», «Спартак» и ее знаменитый концертный номер «Умирающий лебедь», транслировался по телевидению. Миллионам зрителей Советского Союза была подарена возможность увидеть, как танцует Майя Плисецкая.
Балерина получала множество писем от восхищенных телезрителей. Одно из них было от давних почитателей балета: «Мы помним еще Павлову и Карсавину и вполне отдаем себе отчет в том, какой колоссальный труд, даже при врожденном таланте, необходим для такого совершенства. Мы не могли удержаться, чтобы не написать Вам, что Вы жемчужина русского балета и национальная гордость России».
В следующем, 1965 году Большой театр поручил своему главному балетмейстеру Юрию Григоровичу перенести его оригинальную постановку балета Арифа Меликова «Легенда о любви» на московскую сцену. Одну из главных партий в этом балете предстояло танцевать Майе Плисецкой.
– Я с большим волнением работаю над образом моей героини, восточной царицы Мехменэ Бану, – признавалась в то время Майя Михайловна. – Это образ страстной, любящей женщины, жертвующей своей красотой, чтобы спасти жизнь сестры.
Интересно то, что после премьеры «Легенды…» в 1961-м в Ленинградском театре имени Кирова балетмейстер ставил его в Новосибирском (1961) и Азербайджанском (1962) театрах оперы и балета, а также за рубежом – в Чехословацком национальном театре (1963). И вот наконец в Большом театре решили, что настала и его очередь.
Накануне премьеры Плисецкая говорила о новой партии:
– Эта работа совершенно захватила меня… Я ее даже боюсь. Что за величие и истинность страстей, что за могучесть духа, какая сложность характера и какая глубина страданий!
По мнению балерины, во всем мировом балетном репертуаре не было ни одной женской трагической роли, равной по силе Мехменэ Бану. «Ни одна женщина не пошла бы на это, – считала балерина. – Жизнь отдать – да. Красоту – нет! Даже для любимой сестры».
Но по сюжету драмы турецкого писателя Назыма Хикмета, по которой написано либретто балета, царица пошла на такую жертву, и волею злой судьбы младшая сестра вскоре стала ее соперницей – они обе полюбили придворного художника Ферхада. Прекрасная принцесса Ширин и царица Мехменэ Бану, красота которой невозвратимо потеряна ради жизни любимой сестры…
Партия Мехменэ Бану, как и все в этом балете, была решена балетмейстером средствами сложнейшего современного танца. Плисецкой в ней нравилось все, от начала и до конца. И разве можно представить, что годы спустя их творческий разрыв с Григоровичем будет предопределен, а разногласия достигнут наивысшей точки настолько, что Майя Михайловна поставит под сомнение даже его профессиональные качества?
Пока же, во время подготовки «Легенды…» на сцене Большого, она признавалась:
– Бывают роли, где нравятся отдельные эпизоды. Здесь мне нравится каждый момент сценической жизни Мехменэ. Самые позы, самые движения, их великолепно найденная, подчиненная логике образа последовательность, так выразительны, что их надо только точно выполнять, не допуская никакой отсебятины.
Московская премьера «Легенды о любви» с успехом прошла 15 апреля 1965 года. Первым Ферхадом на сцене Большого стал Марис Лиепа – бывший муж Майи Плисецкой, что добавляло некоторой пикантности их дуэту.
Партия Мехменэ Бану была признана всеми «новым художественным достижением» Майи Плисецкой. «Эта роль по драматургии и хореографии счастливо совпадает с артистической индивидуальностью балерины», – признавала Галина Уланова. Большую статью о премьере опубликовал глубоко уважаемый Плисецкой Михаил Габович, также отметивший как большую удачу созданный ею образ Мехменэ Бану: «Сложный, противоречивый мир хикметовской Мехменэ раскрыт артисткой с предельной глубиной, в пластической красоте выразительного танца. Он драматичен, этот танец, в своих кульминациях подымаясь до высот трагедии. Артистка, как факел, зажигает одно движение за другим, создавая пламенеющий образ страстных мятущихся чувств».
В мае – июне 1965-го Большой театр отправился в очередные гастроли – на сей раз в Венгрию, Югославию и Австрию. Из спектаклей показывали «Легенду о любви», «Жизель», «Конька-Горбунка», «Вальпургиеву ночь», «Умирающего лебедя» и другие концертные номера. Повсюду интерес к гастролям был огромным, но выражался он по-разному. Если в Австрии большим успехом пользовалась классика, то в Югославии с триумфом прошел «Конек-Горбунок». Высоко оценили югославские зрители и «Легенду о любви». Балерина Милица Иованович писала об исполнении Мехменэ Бану Майей Плисецкой: «Ее Мехменэ Бану драматична, монументальна, трогательна, демонична и мирна, прочувствованно трагична и вместе со всем этим безупречно балетна. И если бы балет Большого театра имел свою династию, Плисецкая была бы теперь абсолютной королевой».
Невозможно перечислить все зарубежные гастроли Плисецкой, их было множество за ее творческую карьеру. Но хочется сказать о самых знаменательных. Одной из таких стала поездка на Кубу в ноябре 1965 года, когда выступления Майи Плисецкой и Николая Фадеечева прошли в самом большом театре Гаваны – «Чаплин». Огромный зал вмещал шесть тысяч зрителей, но самым невероятным было то, что билеты здесь продавались за одну цену и без указания места. Стоило ли удивляться тому, что уже с полудня перед театром выстраивалась огромная очередь желающих войти первыми и выбрать себе места получше? Одного спектакля «Лебединое озеро» и одного концерта, конечно же, оказалось недостаточно: «Лебединое» пришлось показать дважды, а концерт – трижды…
Несмотря на большую загруженность в театре и постоянные зарубежные поездки, Плисецкая не оставалась в стороне и от важных политических событий, происходящих в стране. Одним из них в феврале 1966 года стало подписание ею известного письма 25-ти деятелей советской науки, литературы и искусства Л.И. Брежневу против реабилитации И.В. Сталина. В письме говорилось, в частности:
«Мы считаем, что любая попытка обелить Сталина таит в себе опасность серьезных расхождений внутри советского общества. На Сталине лежит ответственность не только за гибель бесчисленных невинных людей, за нашу неподготовленность к войне, за отход от ленинских норм в партийной и государственной жизни. Своими преступлениями и неправыми делами он так извратил идею коммунизма, что народ это никогда не простит… Никакие разъяснения или статьи не заставят людей вновь поверить в Сталина; наоборот, они только создадут сумятицу и раздражение»[3].
Так, выступая фактически от имени народа, письмо подписали 25 известных деятелей науки, литературы и искусства, среди которых значились академики П.Л. Капица и А.Д. Сахаров, писатели В.П. Катаев, К.Г. Паустовский и К.И. Чуковский, народные художники П.Д. Корин, Ю.И. Пименов и С.А. Чуйков, актеры и режиссеры О.Н. Ефремов, А.А. Попов, М.И. Ромм, И.М. Смоктуновский, М.М. Хуциев и Г.А.Товстоногов. Балерина – одна-единственная: М.М. Плисецкая. Примечательно и то, что других женщин среди подписавших петицию не было.
Майя Михайловна не упоминала в своей книге об этом письме, как будто ничего подобного не происходило. Может быть, и она вслед за академиком А.Д. Сахаровым впоследствии могла бы заметить: «Сейчас, перечитывая текст, я нахожу многое в нем «политиканским», не соответствующим моей позиции…»? Но навряд ли так – подобных убеждений Плисецкая не меняла.
Майя Плисецкая с Ниной Макаровой, Арамом Хачатуряном и Родионом Щедриным. 1971 г.
«Поклоны – составная часть спектакля. От кометы в руках зрителя должен остаться хвост».
Несомненно, одним из самых запоминающихся для нее стало очередное турне по США в апреле – июле 1966 года. Кроме спектаклей и невероятного успеха – опять приемы, банкеты, фуршеты, круговорот встреч со знаменитостями и, конечно же, новые встречи с американским другом балерины – сенатором Робертом Кеннеди.