Майя Плисецкая и Вадим Верник.
Миккели, 1996 год.
Середина октября. Стоят прохладные пасмурные дни, воздух пропитан густым туманом, он стелется до земли. Туман окутывал город в течение всех дней, дымка никогда не рассеивалась. В городе все в шаговой доступности. Наша гостиница – в десяти минутах от концертного зала, и то если идти медленным шагом.
Программка выступлений Майи Плисецкой в Миккели. 1996 год.
И вот мы на месте. Полдень. Закулисный холл концертного зала. Навстречу неспешно идет Майя Плисецкая! Крохотного роста, в черном трико, шароварах и специальных дутых валенках. Стандартная балетная униформа. Раньше мне казалось, что Плисецкая ростом повыше. Только фантастически длинные руки и лебединая шея выдают в ней легендарную балерину.
– Как добрались? Как устроились? – одаривает улыбкой. И сразу к делу, без лишней лирики.
Я обратил внимание, что Плисецкая не любит терять время понапрасну. Я не раз слышал от нее:
– Давайте торопиться. У нас не слишком много времени. Время не безгранично.
Эта собранность и концентрация у нее в крови.
Майя Михайловна пригласила в свою гримерку. Светлая комната, в напольной вазе – три большие красные розы, на гримировальном столике вселенский беспорядок: пуанты, заколки, бесконечные балетные аксессуары, афиша. Сразу видно, временное жилище. Я высказываю свои пожелания: интервью хотелось бы разбить на несколько глав и записывать каждый день по одной главе. Кроме того, важно снять репортажные моменты, фиксирующие закулисную жизнь Плисецкой. В Миккели мы приехали на пять дней, и глав будет пять.
– Меня все устраивает. Только должна предупредить: сниматься буду без грима и специального макияжа.
Конечно, это заявление несколько озадачило – все-таки возраст солидный. Я поинтересовался у оператора Андрея Квардакова, есть ли у него какие-то специальные фильтры. Но ничего не понадобилось. И не потому, что Плисецкая передумала. Нет, она осталась верна себе – только деликатно подкрашенные губы и ресницы. А в остальном… Как только включалась камера, происходило следующее. Все морщины на лице Плисецкой разглаживались, и она молодела лет на двадцать! И это преображение происходило каждый раз, когда звучало слово «мотор!». Сначала я думал, что мне это только кажется и что желаемое я выдаю за действительное. Но вот я слышу от редактора Тони Суровцевой: «Ты замечаешь, что Плисецкая как-то меняется в кадре?» Я провел немало съемок, но ничего подобного больше не видел. Такое сильное энергетическое поле излучала только Майя Плисецкая.
Интервью с Майей Михайловной мы записывали в разных местах. Первую часть решили снимать здесь же, в гримерке.
Кадры из документального фильма «Майя. Урок классического танца» (в цикле «Субботний вечер со звездой»). 1996 год.
Конечно, я страшно волновался. Боялся, если что-то не понравится, услышать грозные реплики – все-таки наслышан о том, как Плисецкая рубит сплеча. Первые слова буквально выдавливал из себя. Но волнение оказалось напрасным. За все время нашего общения ничего, кроме внимательного и доброжелательного отношения, я не почувствовал. И это тоже для меня было открытием. А общались мы много – и в кадре, и за кадром. Все, что рассказывала Плисецкая, настолько увлекало, и было одно желание – чтобы камера не выключалась ни на секунду. Обо всем хотелось узнать из первых уст.
Игорь, Григорий и Вадим Верники на Шпицбергене.
…В детстве – загадка взрослого характера и разгадка взрослых тайн жизни. В детстве – загадка неутомимости любви. И разгадка семейного неуюта. В детстве – загадка неудач в карьере и разгадка удач. Детство всегда неповторимо и радостно. Даже если вы получаете уроки одиночества и терпения. Уроки детства помнишь всю жизнь. Потому что они – первые.
– Детство я провела с родителями на Шпицбергене, папа – дипломат. Там, по-моему, и книг-то не было. Там были собаки, на которых с санями мы катались. Причем полгода темно. Полярная ночь. Я гоняла на лыжах, очень долго. С гор отвесных – что такое страх, вообще не понимала.
Несколько лет назад друзья организовали экспедиционный круиз по Арктике и пригласили меня. Начиналось путешествие в норвежском городе Лонгйир. Это самый северный населенный пункт мира, где живет подавляющее большинство жителей Шпицбергена, местные называют его мегаполисом. Здесь у улиц нет названий, а за пределы города запрещено выходить без ружья из-за белых медведей, свободно разгуливающих по острову.
Первое, что я увидел при выходе из крошечного аэропорта в Лонгйире, это предупредительный знак с красной жирной окантовкой, внутри помещен профиль белого медведя, и надпись на норвежском: «Gjelder hele Svalbard», что в переводе означает «Распространяется на всей территории Шпицбергена». Август, температура воздуха от – 5 до нуля, здесь это самое теплое и комфортное время года. Туманы сменяются моросящим дождем или снегом, солнца почти не бывает. Зато какая фантастическая природа! Бесконечные фьорды, гигантские льдины голубого цвета (ничего подобного я нигде больше не встречал). Если стоять на берегу, покрытом черным песком (тоже экзотика!), можно услышать, как звенит тишина. На одном острове неподалеку от столицы Шпицбергена я попал в атмосферу «Сталкера» Тарковского: посреди пустоты и безмолвия вдруг плотным кольцом тебя окружают остатки цивилизации – брошенные железные балки, разбитые двери, какие-то огромные колеса. А по-соседству – гигантская поляна из желтых полевых цветов, уходящая высоко в горы. На другом острове в маленьком домике живет одна семья, одна на всем острове. Ты идешь по тропинке в центр острова и вдруг отовсюду взмывают вверх огромные птицы, кружат над тобой, и, защищая свои гнезда, пытаются атаковать. Чистый Хичкок! Так что многое можно понять о маленькой девочке Майе, когда представляешь ее в этом суровом арктическом пейзаже.
– А вы на кого больше похожи: на маму или на отца?
– Мне сейчас трудно судить, потому что я все-таки лишилась отца, когда мне было 11 лет. Так уж идеально его характер я и не знала. Потом, он постоянно был занят. Я его мало видела. Я не могу твердо сказать, какой у него был характер. Но огромное влияние на меня оказывала моя тетка, у которой я осталась, когда родителей посадили.
– Суламифь Мессерер.
– Да. Она очень ершистая, очень задиристая, нетерпеливая, а я – обезьяна. Знаете, как она, так и я.
Рахиль и Михаил Плисецкие с маленькой Майей.
Майя Плисецкая с двоюродным братом Борисом Мессерером (фото слева).
Майя Плисецкая и Асаф Мессерер (фото справа). Фото из архива Бориса Мессерера.
Воспоминаниями о Плисецкой со мной поделился знаменитый художник Борис Мессерер, ее двоюродный брат, сын Асафа Мессерера, великолепного танцовщика и многолетнего педагога-репетитора в Большом театре. Мессерер оформлял легендарную «Кармен-сюиту», и это была инициатива Майи Михайловны. Когда я задумал книгу о Плисецкой, то позвонил Борису Асафовичу с просьбой предоставить несколько фотографий из своего архива.
– У меня огромный архив, надо поискать. Что-то обязательно найду и пришлю вам на почту. Какой у вас имейл?
Я продиктовал адрес своей электронной почты и был восхищен деловым мышлением Мессерера, которому в этом году исполнится 92 года. Ровно через неделю получаю заветные фотографии, и это действительно уникальные снимки! Вот Майя Плисецкая и Борис Мессерер в детском возрасте; а еще фотографии из-за кулис сразу после премьеры «Кармен-сюиты»: на снимке сияющая Плисецкая, рядом хореограф Альберто Алонсо и Борис Мессерер; вот Плисецкая и Уланова запечатлены в синхронном прыжке в балетном классе Асафа Мессерера, куда стремились попасть все звезды Большого; а какая чудесная фотография Асафа Мессерера со своей 14-летней племянницей Майей!.. Я поблагодарил Бориса Асафовича за такие шикарные фото-воспоминания и получил приглашение приехать к нему в гости, в знаменитую мастерскую на Поварской, где любили собираться писатели, артисты, художники. Кстати, именно там в 1996 году мы записывали интервью для нашего фильма с Борисом Мессерером и его супругой, выдающейся поэтессой Беллой Ахмадулиной.
Рахиль Мессерер в фильме «Прокаженная». 1928 год.
Рахиль Мессерер.
Из разговора с Борисом Мессерером:
«Отец Майи, как враг народа, был расстрелян в 1938 году. Вы понимаете, какой отпечаток это наложило на психику дочки. И маму арестовали как жену врага народа. В момент ареста она была беременна младшим сыном Азарием; ее отправили в ссылку, в Чимкент. Когда шел обыск в их московской квартире, родственники Майи, наши общие родственники, больше всего боялись, чтобы Майю и ее брата Александра не забрали в детский дом, как это обычно происходило с детьми “врагов народа”. Там детям давали другие фамилии, и они потом не могли найти своих родителей. Так вот родственники во время обыска дежурили у подъезда Большого театра, где Майя и Саша находились на каком-то спектакле, и потом забрали их к себе. Майю воспитывала Суламифь Мессерер, превосходная танцовщица, а Александр воспитывался вместе со мной, у моих родителей.
Суламифь Мессерер. 1947 год. Фото Анатолия Гаранина.
Мать Майи, Рахиль, замечательная женщина, прожившая чрезвычайно трагическую жизнь. Мудрая, измученная потерями близких. Она была невероятно мягкий человек, ее все любили, кто с ней соприкасался. Конечно, у Майи характер гораздо более резкий, невероятно своенравный. Она всегда должна была в любой мелочи настоять на своем. Сделать так, как она хочет. Это было как бы ключом к ее характеру. А Рахиль всем все прощала и ходила на спектакли Майи всю жизнь. В этом смысле она прожила счастливую жизнь, потому что дожила до всех триумфов своей дочери».
Рахиль Михайловна Плисецкая в прошлом киноактриса, и просмотр фильмов с ее участием для маленькой Майи – обязательная программа.
– На фильмах мамы я рыдала, потому что всегда это были страшно трагические фильмы. Но кино мне нравилось разное.