Верховный барон Беклы, словно бездомный старик, застигнутый ночной бурей, отвел невидящий взгляд от окна, рассеянно кивнул и закрыл лицо руками. В складках серого одеяния блеснул медальон в форме леопарда на золотой цепи. За последние два дня Дераккон постарел на десять лет, узнав о том, что Форнида взяла в плен его сына и двинулась на Беклу. После встречи с Нассендой верховный барон забросил государственные дела; с провинциальными владыками говорил вежливо, но рассеянно, ответам их не внимал. Кембри тоже тревожился о судьбе сына, но, в отличие от Дераккона, был собран, целеустремлен, готов к решительным действиям и терпеть нытье верховного барона не собирался.
– Сейчас самое главное – разгромить Эркетлиса, и побыстрее, пока смутьяны весь юг против нас не подняли, – заявил он, стукнув кулаком по столу. – Поэтому я немедленно отправляюсь в Лапан, приму командование войсками. А в Беклу вернусь, как только с Эркетлисом будет покончено.
Дераккон снова кивнул.
– Возможно, некоторые… – обратился Кембри к Эвд-Экахлону, не уточняя, кого имеет в виду, – сочтут необходимым для защиты столицы от Форниды оставить в Бекле отряды, прибывающие из провинций. Вам я поручаю проследить, чтобы это пополнение было немедленно отправлено в Лапан. Действовать нужно уверенно и четко.
– Но ведь Форнида… – начал уртаец.
– Форниду и Хан-Глата следует задержать, чтобы дополнительные силы успели беспрепятственно добраться в Лапан. Мне необходимы эти четыре тысячи бойцов, ясно вам?
– А как же Бекла? – спросил Эвд-Экахлон.
– Я оставлю вам несколько полков, недели две против Форниды продержитесь.
– А потом что?
– Как Форнида в город войдет, вы отступите в крепость и будете ее оборонять. А я разгромлю Эркетлиса и вернусь. Форниде против меня не выстоять – она с упорством безумца рвется к власти и забывает, что численное преимущество на моей стороне.
– Маршал, а кто будет командовать обороной столицы? – спросил Дераккон, задумчиво водя пальцем по столу.
– Мой повелитель, если вы согласны с моим предложением, то возглавить бекланские полки следует вам. Ваше присутствие укрепит боевой дух солдат. Две недели вы продержитесь.
– Мне бы не хотелось… – замялся Дераккон.
– Мой повелитель, солдаты вас любят, вы придадите им храбрости…
Дераккон мрачно, как преступник на плахе, взглянул на Кембри:
– Поймите, маршал, я готов сразиться с врагами и умереть в бою, но сейчас, когда мой сын попал в плен к этой…
Кембри вскочил, с грохотом перевернув скамью, и угрожающе наклонился через стол; массивная фигура маршала заслонила свет.
– Ваш сын? Вы считаете, что только ваш сын в беде?! – заорал Кембри.
Эвд-Экахлон осторожно тронул его за плечо, напоминая о военачальниках в соседней комнате.
– Лучше бы моему сыну оказаться на месте вашего, – грозно прошептал маршал, отвернулся и широким шагом вышел из покоев.
Эвд-Экахлон последовал за ним через весь дворец Баронов, к северной веранде, откуда открывался вид на склон Леопардового холма.
– Между прочим, я совсем забыл спросить… Вы договорились с Майей? – небрежно осведомился Кембри.
Наследник уртайского престола отвел взгляд и промолчал. Маршал остановился и недоуменно вскинул густую бровь.
– Она мне отказала, – признался Эвд-Экахлон.
– Отказала? – нахмурился Кембри. – О боги! Это еще почему?
– Не знаю. Не хочет выходить за меня замуж, и все тут. Я рассердился. И вообще, это очень унизительно, хотя вы совершенно правы – наш брак пошел бы на пользу Урте.
– Девчонка сама себе худший враг, – вздохнул Кембри. – Жаль, конечно, она очень мила. Ну, теперь уже ничего не поделаешь. Сначала разберемся с Эркетлисом и Форнидой, а потом Майю придется убрать.
– Значит, Мильвасена станет благой владычицей?
– Разумеется, – кивнул Кембри. – Теперь это особенно важно. Если дочь хальконского барона станет, с нашего позволения, благой владычицей, то Эркетлис на Беклу напасть не сможет. А Мильвасена объявит его богохульником, и народ от него отвернется.
– А как же Майя?
– Смерти ей не миновать, – помолчав, изрек маршал. – Правда, если люди заподозрят, что дело нечисто, то взбунтуются. Нет, сейчас не время об этом думать…
– Послушайте, а если Форнида Беклу захватит, то Майю не пощадит, – припомнил Эвд-Экахлон.
– Что ж, тоже выход, – неохотно признал Кембри. – Ладно, поживем – увидим.
78Ужин с Нассендой
Нассенда, освещенный золотистым сиянием лампы, сидел напротив Майи. Йельдашейское вино на столе сладко пахло медом. Майя накормила гостя ужином, от которого не отказался бы даже верховный барон, и с радостью отдала бы ему все свои драгоценности, особняк и даже саму себя. Огма расстаралась, и трапеза удалась на славу.
Майя целый час укладывала кудри в сложную прическу, оплетая локоны золотыми бусинами, потом надела благопристойное платье белого шелка с розовыми вставками и складчатой юбкой, белые кожаные туфельки, украшенные золотыми леопардами, и обвила шею адамантовым ожерельем, после чего, преисполнившись радостной уверенности, вышла к Нассенде. В его присутствии все ее тревоги испарились. Седовласый кряжистый лекарь напоминал Майе раскидистое древнее дерево, которому поклонялись поколения тонильданских крестьян; женщины подвешивали к ветвям тряпичных куколок, моля богов об избавлении от бесплодия, и пучки пряных трав и засушенных цветов – ради избавления от хвори; так и Нассенде можно было пожаловаться на невзгоды, и он бы не согнулся под их тяжестью.
«Я отказала Эвд-Экахлону, и теперь наверняка расстанусь с жизнью, – думала Майя. – Что ж, ну и пусть!» Молодые люди легко смиряются с мыслью о неминуемой смерти, потому что, в отличие от стариков, не отягощены ни воспоминаниями о прошлом, ни долгими размышлениями. Сейчас Майя хотела не только выразить глубокую благодарность Нассенде, но и предстать перед ним во всей красе: вот она какая на самом деле – Серрелинда, спасительница империи, народная любимица, героиня Беклы. Однако при виде субанца она снова твердо решила, что преодолеет все невзгоды, – в этом убеждало одно его присутствие.
– Как хорошо, что есть мастера, умеющие создать чудо, по красоте сравнимое с творением богов, прелестное, как птица или цветок! – заметил Нассенда, разглядывая подарок Рандронота – резную шкатулку, украшенную рыбами.
Он с наслаждением вертел безделушку в руках, подносил ее к свету и бережно касался тонкой резьбы. Майя обычно поступала так же – ей нравилась гладкость и строгая симметрия искусных украшений.
– У-Нассенда, вот мне любопытно, отчего резчик решил тут рыбок изобразить? – спросила она. – Может, его попросил тот, для кого шкатулку делали?
– Нет, наверное, это потому, что она сама из рыбы сделана.
– Как это – из рыбы? Вы шутите!
– Нет. Она из рыбьей кости.
– У-Нассенда, меня не обманешь. Я же у озера родилась, про рыбу все знаю. Рыбьи косточки – они махонькие. Если это – рыбья кость, то сама рыба размером с гостиную должна быть.
– Она таких размеров и была, если не больше. Сам я их не видел, но, говорят, такие великаны водятся за тысячи лиг отсюда, в громадных водоемах, в сравнении с которыми озеро Серрелинда – крошечный пруд. Вот посмотри, здесь вырезаны неизвестные нам рыбы, но ведь они наверняка существуют.
Кому другому Майя посоветовала бы охолонуть в озере, но Нассенда, похоже, не лгал и не шутил. Впрочем, ей было все равно, правда это или выдумки, – она получала огромное удовольствие от беседы со старым знахарем.
– Прекрасные вещицы выглядят еще красивее, когда знаешь, что они попали к нам из дальних краев. Потому и звезды в небе кажутся прекрасными – неизвестно, откуда они взялись, но глаз радуют.
– Но ведь и Бекла – прекрасный город, – сказала Майя.
– Да, конечно, однако теперь она больше похожа на озеро с зарослями кувшинок в застоявшейся воде – красивое, но смертоносное. Природную красоту люди испортили, превратили в обманчивую прелесть. – Он умолк и погрузился в размышления, потом добавил: – Да, конечно, субанцы невежественные и глупые, живут среди болот, в грязи и нищете, болеют часто, умирают рано – ну, раньше, чем остальные жители империи. Однако в Субе нет ни воров, ни мошенников, ни убийц. Суба – единственное место в империи… – Он вздохнул. – Да, я по-прежнему считаю ее частью империи… Так вот, в Субе путешествовать безопасно, оружия при себе не носят, стражников не нанимают, даже двери в домах не запирают. Я в Беклу пришел, чтобы кровопролитие остановить. Тебе это удалось, а у меня, боюсь, ничего не выйдет.
Майе хотелось поговорить с лекарем совсем не об этом.
– У-Нассенда, можно я раскрою вам тайну? Про это никто не знает.
Он вопросительно взглянул на нее, будто догадываясь, что она собирается рассказать.
– Понимаете, я субанка! – гордо заявила Майя. – А сестра моей матери – Нокомиса! Вот ведь как!
Потом она торопливо и сбивчиво пересказала слова Таррина об убийстве ее отца, бегстве матери и рождении Майи. Нассенда слушал молча, не перебивал, только растрогался так, что на глаза навернулись слезы. Поразмыслив над услышанным, старик наконец произнес:
– Знаешь, я скажу тебе кое-что, чему ты, наверное, не обрадуешься. Ты – первая красавица в империи, тобой все восхищаются и все тебя вожделеют. Но как бы там ни было, по-моему, счастливее всего ты будешь, если переедешь жить в Субу.
Майя посмотрела на залитое лунным светом небо, на гладь озера Крюк, на склоны Крэндора, теряющиеся в благоуханной ночи, потом обвела взором роскошную гостиную и вздохнула:
– А субанцы меня признают, У-Нассенда? Ну, после Мельвды…
– Вообще-то, да, хотя для этого придется приложить усилия. Легкой жизни я тебе не обещаю.
– Я знаю… – Майя бросилась к старику, прильнула к его коленям и разрыдалась. – Ох, Нассенда, мне так хочется спокойной жизни! Я устала все время бояться, никому не доверять… Против меня все что-то замышляют…
Он ласково погладил ее по голове и с удивительной прозорливостью спросил: