«…Не напрасно все это, – услышала Майя голос Зан-Кереля. – Хорошим людям жизнь сохранили…»
– Ах, как я рада, что ты наконец все понял! – вскричала она. – Тогда, в Мельвда-Райне, я только об этом и думала. Зан-Керель, любимый мой…
Майя успокоилась, объятая уверенностью в том, что все будет хорошо. Зан-Керель смотрел на нее, будто не слыша ее слов. Анда-Нокомис потрепал его по плечу.
– Мы боялись, что у нее рассудок помутился, – сказал он. – С тех пор как ты ушел, она в себя не приходит.
Майя попыталась протянуть к ним руку и что-то сказать, но, как во сне, не могла пошевелиться. Зан-Керель с сомнением поглядел на нее, наморщил лоб и задумчиво произнес:
– Вот теперь пусть сама поймет, каково мне было…
Издалека донесся призывный звук рога – король Карнат сзывал войско. Зан-Керель исчез, и Майя поняла, что ей снова придется переплывать Вальдерру. Солдаты обступили ее со всех сторон и куда-то потащили.
Она открыла глаза. Анда-Нокомис встревоженно смотрел на нее. Майя с усилием вспомнила все, что случилось ночью. Неужели ей привиделось?
В небе ярко сияло солнце. Она села, оглядела стены шалаша, вялые плети трепсиса, складывающиеся в слово «Серрелинда», и уставилась на Анда-Нокомиса.
– Наш друг вернулся, – с улыбкой сказал он.
– Вернулся?!
– Он заходил тебя проведать, пока ты спала. Довел беглых рабов до лагеря саркидцев, за девять часов семь лиг проделал, глаз не сомкнул. Хорошо, что все обошлось.
Майя радостно выдохнула, будто огромная волна вынесла ее из безбрежного океана на сушу. Зан-Керель жив! С неимоверным облегчением она опустилась на постель и лежала неподвижно. Счастье захлестнуло ее с головой. Только потом Майя сообразила, что Зан-Керель не слышал ее объяснений, что они так и не помирились, но теперь это не имело значения: она поможет ему добраться до Катрии и ради этого с радостью пожертвует жизнью, докажет чистоту своих намерений.
97Найбрил
После завтрака к Майе пришел Толлис, узнать, хочет ли она с ним поговорить. Майя от всего сердца поблагодарила его и извинилась за свое поведение ночью. Бедняга Толлис растерялся и начал объяснять, что, мол, он хотел как лучше. О Зан-Кереле никто не упоминал.
Майя, хотя и не знала ничего о солдатской жизни, с восхищением смотрела, как ловко саркидцы сворачивают лагерь. Ни топоров, ни лопат у солдат не было, устроить погребальный костер или вырыть могилу они не могли, поэтому тела убитых рабов предали реке. Один из погибших юношей был похож на Сендиля. Майя обратилась к богам с проникновенной молитвой о душах умерших, плеснула в реку вина, бросила горсть пшеницы и щепотку соли, а потом рассыпала по воде охапку лесных цветов – тимьяна, майорана, бартсии и планеллы, – дабы несчастные обрели покой вместе со Спельтоном.
– А тебе не было страшно? – спросила она Зан-Кереля, решив, что произошедшее дает ей право говорить с ним напрямую, хотя и без прежней теплоты.
– Нет, опасности не было, – сдержанно, но учтиво ответил он.
К ним подошел Толлис, и разговор оборвался.
До Найбрила оставалось лиги три, и к полудню путники туда добрались. Майя невольно представляла себе поселок, похожий на Мирзат – рыбацкую деревушку на берегу озера. Увы, ее ожидало разочарование: Мирзат привольно раскинулся на берегу залива в южной оконечности Серрелинды, а домишки Найбрила теснились на утесе в месте слияния Флеры и Жергена. Гавани не было, и единственной примечательной чертой города стала его неприступность. В незапамятные времена какой-то барон выстроил крепость в малолюдном и неприветливом месте, на скалистом мысе Найбрил, что узким треугольником вдавался в реку. К пристани изредка подходили йельдашейские плоты, груженные шерстью и лесом, которые сплавляли по Флере, где в верховьях, в трех лигах к югу от Икета, купцы держали торговые склады. Впоследствии саркидские правители перекрыли реку дамбой и устроили переправу, но в те времена, о которых идет наш рассказ, в захолустном городке прозябали две тысячи человек – впрочем, вполне довольные тем, что грабителей и погромщиков можно не опасаться. В Найбрил изредка заглядывали коробейники, но путников здесь не привечали.
С крепостных стен сразу заметили приближение отряда Толлиса, и у городских ворот собралась внушительная толпа. Незваных гостей встретил старейшина, выслушал объяснение Толлиса и объявил, что к ночи солдаты должны покинуть Найбрил.
Майе, Зан-Керелю и Анда-Нокомису выделили провожатого, который довел их по крутому западному склону к постоялому двору «Белые розы», служившему также и лабазом, вдобавок здесь торговали рыболовными снастями. Впрочем, таверна не шла ни в какое сравнение с «Тихой гаванью»: Франли, хоть и любила сплетничать, держала заведение в чистоте, а здесь клопов было хоть отбавляй – Майя минут пять посидела на веранде второго этажа, и ее всю искусали.
Путников накормили рыбным супом с черным хлебом, а потом пришел Толлис и недовольно объявил, что отряду пора выступать в обратный путь. Зан-Керель потребовал вина, провозгласил тост за Эллерота и за победу хельдрилов, сердечно поблагодарил Толлиса за помощь и проводил его до ворот, где попрощался с тризатом Миарном и солдатами.
Анда-Нокомис вызвался его сопровождать, но Майя осталась на постоялом дворе – ей было досадно. Она проспала до вечера, умылась теплой речной водой из кадки и вышла на веранду, прихватив с собой табурет – в надежде, что клопы не закусают.
Перед ней расстилалась водная гладь – слияние могучего Жергена и реки Флеры, вьющейся по синеющим вдали лесам и возделанным равнинам на границе между Саркидом и Белишбой. В полях паслись тучные стада, над деревнями поднимался дым очагов: плодородный Саркид, родина героя Депариота. Жерген огибал скалистый утес с правой стороны. Майя вспомнила, как однажды, на пиру в Бекле, Найбрил назвали вишневой косточкой.
Майя задумчиво глядела на бурные воды, бушующие под скалами. Она знала толк в течениях и сейчас легко определила место, где встречались два потока, – там пенились волны, крутя в водоворотах бревна, ветки и прочий мусор. Жители империи наделяли необычные места и предметы магическими свойствами, поэтому Майе представилось, что, как и в чаще Пурна, в реке обитает зловещий дух, который стережет свои владения и не допускает в них смертных.
Летом к найбрилской пристани подходили только плоты, груженные нехитрым товаром, поэтому город служил скорее неприступной крепостью, а не оживленным портом. Бурное течение в верховьях не позволяло безопасного прохода лодкам, хотя у причала покачивалось несколько утлых суденышек, – похоже, с них рыбачили у берега или летом, когда вода спадала, переправлялись через Флеру в Белишбу.
В лучах заходящего солнца тускло алела безбрежная речная гладь, подернутая золотистой рябью. Вдоль берегов чернели полосы ила, рассеченные глубокими трещинами шириной в ладонь. Раскаленный воздух неподвижно повис над водой; широкие листья деревьев поникли, словно восковые; пыльная тропка сбегала с холма к пристани. «Здесь мне ничего не угрожает, – подумала Майя. – Есть еда и кров, все тихо и спокойно. Отчего же мне не по себе? Скорее бы уже в путь отправиться».
Она услышала шорох за спиной и обернулась: в дверях стоял Анда-Нокомис. Майя с улыбкой помахала ему. Он подошел и уселся рядом.
– Солдаты ушли? – спросила она.
– Да.
– Ох, стыдно-то как! Надо было и мне с ними попрощаться, – вздохнула Майя.
– Не кори себя, – заметил Байуб-Оталь. – Зря Толлис их увел, это он от досады. Солдаты хотели в городе заночевать, да старейшина не позволил, так они чуть не взбунтовались.
– Он что, на Зан-Кереля разозлился?
– И это тоже.
– Эх, была б я такая, как прежде, я б его отругала.
– Была бы ты такая, как прежде, ничего бы не случилось.
Она рассмеялась. Байуб-Оталь без улыбки посмотрел на нее.
– Анда-Нокомис, а почему вы никогда не смеетесь? Честное слово, нищего развеселить легче, чем вас!
– А я и есть нищий. Майя, я пришел к тебе денег просить, хоть и не по душе мне это. Хозяин постоялого двора до утра ждать не хочет, требует, чтобы мы сегодня же за постой расплатились. Даже не знаю, что и делать.
– Вам сколько денег надо?
– Триста мельдов.
– Вот, возьмите три тысячи, поделитесь с Зан-Керелем… – Заметив его смущение, Майя поспешно добавила: – Так будет лучше. Берите, берите, не то местные засмеют, как прознают, что вы без трига в кармане.
– А ты сама как же?
– Да мне хватит!
– Правда?
– Хотите, при вас пересчитаю?
Он улыбнулся и покачал головой. Они сидели в молчании, наблюдая, как над рекой догорает закат.
– Ты за вчерашнее не в обиде? – внезапно спросил он.
– Что вы, Анда-Нокомис! – воскликнула она.
Он, явно неудовлетворенный ответом, продолжал смотреть на нее. Майя лихорадочно подыскивала слова, чтобы сгладить неловкость.
– С чего бы мне на вас обижаться? – спросила она.
– Потому что я тебя оскорбил и унизил, – объяснил он. – Я тебя недооценил.
– Ну это же все позади. Я вовсе не обиделась, что вы меня замуж позвали. А ваша любовь для меня очень лестна. Мы теперь друг друга понимаем, правда?
– Что ж, мне даже ответа твоего спрашивать не придется, – вздохнул он. – Если бы ты мне сразу во всем призналась, я не стал бы делать тебе предложение. Но ты свои чувства утаила… Прости, что я раньше не заметил, и только вчера, когда ты решила, что Зан-Керель…
«Ох, да как же он людьми править собирается, когда простых вещей у себя под носом не видит!» – с досадой подумала Майя и спросила:
– Анда-Нокомис, а вы не сообразили, почему я его из тюрьмы в Бекле вызволила?
– Ну, причин для этого было немало: может, ты узнала, что в Дарай-Палтеше мы с ним стали лучшими друзьями, или решила, что его спасение обрадует Сантиль-ке-Эркетлиса, или не захотела оставлять его на расправу Форниде…
«Вот оно в чем дело, – мысленно вздохнула Майя. – Он всегда рассуждает верно, с ним не поспоришь, но холодно и бесчувственно… Глупости все это! Зирек сразу заметил, и Клестида тоже. Даже Мериса и та поняла». Впрочем, Майя ничего говорить не стала.