– Ох, как я вымоталась, банзи! Если честно, мне едва сил хватило этого увальня ублажить. Ну да ладно, зато у нас его лиголь есть, а сверх него – двести мельдов, но Теревинфии мы про них не скажем, а она не прознает. Ты же никому не разболтала?
– Нет, – ответила Майя. – Про твой выигрыш знаем только мы с тобой и уртайцы.
– Я видела, как вы с Байуб-Оталем ворковали, только вот не поняла, было что между вами или нет. Ну, рассказывай скорее!
– Ох, даже и не знаю, чего ему нужно, – вздохнула Майя и поведала подруге о странном поведении Байуб-Оталя.
– Ну надо же! – удивленно воскликнула Оккула, выслушав рассказ. – Сначала отверг, а потом о встрече попросил? Странный тип. Может, он сегодня не в настроении и потому решил до следующего раза потерпеть?
– Может быть… – нерешительно промолвила Майя. – Понимаешь, мне Эльвер-ка-Виррион сегодня сказал, что… Ой, меня же к нему послали сразу, как мы приехали.
– Ах, вот куда ты запропастилась! Я и не знала… Он доволен остался?
– Еще как! И я тоже. Он очень милый! А потом он мне и говорит, что я должна уртайцев развлекать и Байуб-Оталю голову вскружить, чтобы он со мной еще раз увидеться захотел.
– Так вот в чем дело! Похоже, Леопарды его в чем-то подозревают и хотят, чтобы ты из него всю правду вытянула.
– Ой, как-то сложно все это. Проще ведь у Сенчо спросить, он все про всех знает.
– По-моему, Кембри верховному советнику не верит, я же тебе говорила, – напомнила Оккула. – Значит, Эльвер-ка-Виррион сначала сам тебя отбастал, а потом велел к Байуб-Оталю в постель залезть? Гад он, красавчик этот, вот что я тебе скажу. Нельзя так с людьми обращаться, пусть даже и с невольницами.
– Нет, ты не поняла, – возразила Майя. – Эльвер-ка-Виррион велел, чтобы я Байуб-Оталю голову вскружила, только и всего. Ну, чтобы он еще раз со мной встретиться захотел.
– Так он же захотел?
– Ох, не знаю я… Он как услышал, что наш хозяин – Сенчо, так прямо весь и передернулся. Вроде как передумал.
– Ладно, поживем – увидим. Не расстраивайся, все как-нибудь обойдется. Подумаешь, велика важность – уртайцы! У тебя, банзи, скоро от поклонников отбою не будет, не сомневайся.
– Ах, пока ты Эвд-Экахлона ублажала, на меня никто внимания не обращал, все про тебя расспрашивали.
– Еще бы, им такие чудеса показали, вот любопытство и взыграло. Если бы мы с пира не уехали, за тобой сейчас бы целой толпой увивались. – Поразмыслив, Оккула добавила: – Да, похоже, мое представление их заинтересовало. Ну, так и было задумано. Не бойся, банзи, мы и для тебя что-нибудь измыслим. Понимаешь, здесь, в верхнем городе, мало быть красавицей, надо еще и необычностью прославиться. Красивых девчонок кругом полно, только они ни в какое сравнение с Неннонирой не идут. Неннонира, она такая… Знаешь, как сказка волшебная: сто раз слушаешь и не надоедает. А еще она очень умная. Мне Теревинфия говорила, что по совету Неннониры какой-то важный Леопард так удачно капитал вложил, что сколотил себе целое состояние, да и саму шерну не обидел, кучу денег ей отвалил.
– Ну, это не по моей части, – вздохнула Майя.
– И не по моей, – согласилась Оккула. – Зато я умею морок на людей наводить, особенно когда захмелеют. Нет, для тебя мы придумаем что-нибудь особенное. А, знаю! Быть тебе знаменитой танцовщицей!
Екжа остановилась.
– Приехали, – сказала Оккула, выглядывая из-за занавески. – Ну что, пойдем в дом?
31Мильвасена
Оккула отказалась выходить под дождь и потребовала, чтобы возчик позвал привратника и завел екжу в крытый внутренний дворик. С заспанным Джарвилем Оккула объяснялась учтиво, поблагодарила за заботу, с церемонной небрежностью вложила ему в ладонь два мельда, взяла фонарь и чинно прошествовала в женские покои.
– Ой, хоть бы нам теплой воды догадались оставить, – вздохнула Майя в дверях и, взяв фонарь у подруги, зажгла фитиль в лампе у стены. – Не хочется бедняжку Огму среди ночи будить.
– О великий Крэн, что это? – внезапно воскликнула Оккула. – Слышишь?
Девушки замерли и прислушались: откуда-то из опочивален доносились сдавленные рыдания и прерывистые всхлипы.
Подруги переглянулись.
– Дифна? – прошептала Майя.
– Нет, не она. И не Огма.
– Может, Теревинфию позвать? Или Джарвиля?
– Еще чего не хватало! – решительно заявила Оккула. – Девчонка же плачет. Нет уж, сами разберемся.
Они на цыпочках прошли по женским покоям, миновали бассейн, где в свете ламп мерцала вода, и заглянули к себе в опочивальню. Там никого не было.
– Дифна не у себя, она бы тоже услышала, – заметила Майя.
– Ее наверняка боров к себе затребовал. В опочивальне Мерисы кто-то есть. Давай посмотрим. – Оккула подняла лампу и направилась к дверям.
На кровати, завернувшись в покрывало, тихонько всхлипывала девушка. При виде Оккулы она испуганно прижалась к стене. Майя проскользнула мимо подруги, присела на краешек кровати и взяла незнакомку за руку.
– Не бойся, – ласково сказала Майя. – Ты кто такая?
Девушка молча выдернула пальцы из Майиной ладони.
– Не бойся, – повторила Майя. – Мы тебя не обидим.
Незнакомка – похоже, Майина сверстница – была худенькой и стройной, с огромными глазами, каштановыми волосами и четко очерченным ртом. Пухлые губы кривились и дрожали, зареванное личико сморщилось.
– Ох, это же Мерисе замена! – догадалась Оккула и, присев на кровать рядом с подругой, раздраженно воскликнула: – Теревинфия, коровища бастаная, бросила девчонку одну, а сама спать отправилась!
– Ш-ш-ш! – испуганно прошептала Майя. – Вдруг сайет тебя услышит?!
– Плевала я на нее! Пусть только появится, я ей все как на духу выложу, ничего не утаю. Знает же, что, если девчонку силой принуждать, никакого толку не будет. Тут осторожно надо, с умом. Даже Домрида это понимала! А Теревинфия о себе возомнила. Вот попортит хозяину имущество, он ее быстро вразумит.
– Знаешь, чем понапрасну возмущаться, лучше успокоим бедняжку, – предложила Майя. – Давай…
– За сайет ее работу сделаем, – оборвала ее Оккула. – Самое оно после пирушки с уртайцами. Ладно, банзи, там у нас вино осталось, еда тоже найдется. Ты посиди с девчонкой, а я что-нибудь быстренько соберу.
– Ты не бойся, что кожа у нее черная, – сказала Майя девушке, как только Оккула вышла за дверь. – Она из дальних краев, там все такие. И сердце у нее доброе. Ну, успокойся, расскажи мне, кто ты и откуда. Как тебя зовут?
– Мильвасена, – тихонько ответила девушка низким, хорошо поставленным голосом, откинулась на подушки и задышала медленно и глубоко.
– А откуда ты родом?
– Из Халькона.
Майя хотела было полюбопытствовать, у кого ее Сенчо купил, но вовремя сообразила, что это только расстроит бедняжку.
– Ты ужинала? – спросила она.
– Да. – Девушка потянулась за полотенцем и утерла слезы. – Спасибо, что заглянули ко мне. Я… Мне… – Она с видимым усилием подавила всхлип. – Простите, что доставила вам лишние хлопоты. Мне ничего не надо, ступайте.
Майя вздрогнула, ошеломленная ее небрежным, уверенным тоном и выбором слов, – так девушки из знатных семей обращались к прислуге. Похоже, Мильвасена пыталась вести себя с достоинством. Жалкие потуги бедняжки вернуть утраченное самообладание вызывали в Майе только сочувствие.
– Нас сейчас трое, – дружелюбно объяснила Майя, решив, что дальнейшие вопросы ни к чему не приведут. – Ты четвертой будешь. Живется здесь неплохо, главное – сайет почтение выказывать, потому что она всем заправляет. Сам верховный советник на нее полагается.
Мильвасена вздрогнула и закусила губу, – похоже, новая рабыня уже подверглась осмотру Сенчо.
– Ничего, вольную ты себе выправишь, – продолжала Майя. – Знаешь, если денег на откуп накопить, то хозяин обязан тебя на свободу отпустить, закон такой. Поэтому с Теревинфией лучше не ссориться, иначе она козни начнет строить. Вот Дифна наша – она чуть старше Оккулы, а уже скоро откуп заплатит. Глядишь, к весне станет шерной.
– Я не желаю становиться шерной, – холодно ответила Мильвасена и закрыла лицо руками, будто огораживаясь от всего, что ее окружало.
Майя встала, подошла к окну и поглядела в дождливую ночь. Вскоре вернулась Оккула с тарелкой еды и флягой вина.
Мильвасена испуганно ахнула.
– Меня даже клопы боятся, не кусают, – проворчала Оккула. – Послушай, детка, – ночь на дворе, ты расстроена, оно и понятно. А потому лучше с нами не спорь, а делай как велят. Мы тебе зла не желаем. Вот, тут хлеб и сыр, а во фляге – вино, я его подогрела. Как поешь, пойдешь с Майей в соседнюю опочивальню, а я здесь переночую.
Девушка хотела возразить, но Оккула оборвала ее:
– Все, сегодня больше никаких разговоров. Я с ног валюсь. – Она вздохнула и, сложив руки на груди, обратилась к Майе: – Банзи, я тебе теплой воды в лохань налила, пойди умойся.
Майя поцеловала ее в щеку и вышла. Чуть погодя Оккула привела в опочивальню Мильвасену и уложила в постель, заботливо подоткнув одеяло. Через несколько минут девушка уснула.
– Ну все, теперь часов десять проспит, не проснется, – прошептала Оккула, протягивая Майе полотенце и помогая ей надеть ночной лиф: его велела носить Теревинфия.
– Как это ты ее так быстро успокоила? – недоуменно спросила Майя.
– Тессика подсыпала, вот она и успокоилась.
– Чего-чего подсыпала? – удивилась Майя. – Зачем это?
– Тессик – сонное зелье, его ортельгийские жрицы делают на Квизо – есть такой остров посреди Тельтеарны. Так вот, в прошлом году мне один дильгаец отсыпал немного. Ага, тот самый, что дымную штуковину подарил. Я и не думала, что пригодится, но на всякий случай узнала, сколько можно давать, чтобы до смерти не усыпить. Только ты смотри никому не проболтайся, банзи. А теперь давай спать, я еле на ногах стою. Все равно нам ночь порознь проводить, не успеешь соскучиться.
На следующее утро Майя проснулась под привычный шорох дождя. Мильвасена еще спала. В женских покоях Огма мыла бассейн. Майя послала ее за завтраком, села у очага и задумалась о странном поведении Байуб-Оталя. Тут в покои вошла Оккула, свежая и нарядная, с позолотой на веках и на ногтях.