– Ну, наверное… – нерешительно протянула Майя, недоуменно наморщив лоб, а потом рассмеялась, сверкнув ровными белыми зубами. – Только не пойму я, зачем ему это? Там же одни болота…
– Не важно, – оборвал ее маршал. – Так вот, если бы король Карнат согласился отдать Байуб-Оталю Субу, то взамен потребовал бы кое-что от своего нового вассала. Только нам это совсем не выгодно, понимаешь?
– Так у него же нет ничего, мой повелитель, – изумилась Майя.
– Видишь ли, он может приказать субанцам пойти войной на Палтеш или на Беклу вместе с войсками короля Карната. Скажи, Байуб-Оталь не говорил, где побывал, после того как из Беклы уехал?
– Нет, мой повелитель. А спросить я у него не могла, он бы сразу неладное заподозрил.
– Значит, ни слова не сказал про то, что через Вальдерру переправлялся или в Субу ездил?
– Нет, мой повелитель.
– Подумай хорошенько. Не припомнишь ли чего теперь, после моего объяснения? Может, он как-то намекнул, что связывался с королем Карнатом?
– Нет, мой повелитель. Он только повторял, мол, скажет только то, что всем известно, раз уж я все его слова верховному советнику донесу. Опасливо со мной держался, вроде как настороже.
– Ладно, хватит об этом, – раздраженно отмахнулся Кембри. – Майя, я хочу, чтобы ты еще крепче с ним сдружилась. Скажи, что ты ему сочувствуешь, что считаешь, будто с ним несправедливо обошлись. Войди к нему в доверие: мол, ты Леопардов ненавидишь, из-за них в неволю попала и все такое… Только осторожно, не давай ему повода для подозрений. Не забудь, ты простая деревенская девчонка. Разговори его, попроси о Субе рассказать побольше, притворись, что тебе интересно. Он явно что-то замышляет, и тебе надо выяснить, что именно. Если разузнаешь все, что нам нужно, тебя на волю отпустят. Ясно тебе?
– Правда, мой повелитель? – обрадованно спросила Майя.
– Правда, правда. Только не вздумай мне лгать – я обман сразу распознаю, тогда тебе худо придется. Вот, держи свой лиголь. Сайет что скажешь?
– А то и скажу, что лапанский владыка меня отбастал, мой повелитель, – лукаво улыбнулась она.
Кембри кивнул и отвернулся. Девушка почтительно приложила ладонь ко лбу и покинула опочивальню.
Дераккон дождался, пока дверь не закроется, и вышел из-за ширмы.
– Похоже, ничего интересного от Байуб-Оталя девчонка не узнала, – сказал он.
– По-моему, он тайно связался с Карнатом и пообещал ему поддержку субанских войск при нападении на империю в обмен на владычество над Субой, – заметил маршал. – С его точки зрения, это выгодная сделка. Субанцы помогут армии Карната переправиться через Вальдерру. Однако не следует забывать и о возможном заговоре. К примеру, вдруг Сенчо об этом известно, и он использует Байуб-Оталя в своих целях, для переговоров с Карнатом, а нам сообщают заведомо недостоверные сведения. Так что в итоге Карнат с помощью субанцев перейдет Вальдерру, вторгнется на наши земли, завоюет империю, потом щедро наградит Сенчо и отправит его на покой, пусть себе обжирается до смерти. А Байуб-Оталь станет вассалом Карната и владыкой Субы, так что все заживут припеваючи.
– Ох, как мерзко ставить на кон жизни людей! – воскликнул Дераккон. – Подумать только, было время, когда я считал, что правление Леопардов принесет счастье простому народу!
– Надеюсь, девчонка что-нибудь полезное разузнает, – хмыкнул Кембри, пропустив мимо ушей замечание Дераккона. – А если и не узнает, невелика беда.
– Красивая девушка, – сказал Дераккон. – Интересно, она в Тонильду вернется, если ей вольную дадут?
– Нет, ее придется убрать, когда нужда в ней отпадет, – ответил маршал. – Чтобы о наших планах не разболтала. – Он пожал плечами. – Жалко, конечно, но таких, как она, на наш век хватит. Но я вас вот о чем хотел предупредить, мой повелитель: как я из Беклы уеду и покуда верховному советнику нездоровится, не забывайте собирать сведения о положении дел в Хальконе, особенно в отношении Сантиль-ке-Эркетлиса, который представляет для нас серьезную угрозу даже после устранения Энка-Мардета. Вот только нынче утром мне донесли о некоем Таррине…
Майя открыла дверь в женские покои и вздрогнула от неожиданности – у порога стояла Мильвасена.
– Послушай, – начала она, схватив Майю за руку.
– В чем дело? – встревоженно спросила Майя.
– Оккула… Я тебя дожидалась, хотела…
– Что с Оккулой? Ее продали? – воскликнула Майя.
– Ш-ш-ш! Не кричи, – торопливо зашептала Мильвасена.
– Где Теревинфия?
– У… – Мильвасена мотнула головой, не желая произносить имя хозяина. – Дверь заперта?
– Да! Что с Оккулой стряслось, говори скорее!
– Она… будто не в себе. Напугана и расстроена. Она у себя в опочивальне.
– Оккула напугана? Не может быть! Да что случилось?
– Ох, не знаю, – пролепетала Мильвасена. – Она вернулась от него… – Девушка снова дернула головой. – Где-то час назад, прямо сама не своя. Я ее такой расстроенной прежде не видела. Я у нее спросила, может, ей помощь нужна, но она меня даже не слышала.
Майя, совершенно забыв о том, что надо доложить Теревинфии о возвращении, вбежала в женские покои и поспешила к опочивальням.
Оккула, в одной нижней сорочке, лежала ничком на кровати, вытянув над головой руки с крепко зажатой в них фигуркой Канза-Мерады, и дышала медленно и надсадно, будто мучимая невыносимой болью.
Майя никогда прежде, за исключением случая с ортельгийским торговцем в Хесике, не видела подругу такой расстроенной. Ей очень хотелось помочь, но было непонятно, как именно. Майя осторожно присела на кровать и дотронулась до руки Оккулы. Чернокожая невольница приподняла голову от подушки и поглядела на Майю глазами, полными слез:
– Какой сегодня день? Я долго спала?
Майя испуганно вздрогнула: Оккула смотрела на нее невидящим взглядом, словно не узнавая. Поговаривали, что человека можно лишить рассудка колдовством или заговором, и Майя подумала, что на подругу навели порчу.
– Спала? – недоуменно переспросила Майя. – Не знаю… Я только что вернулась. Что с тобой? Тебе плохо?
– Ничего страшного, банзи, – вздохнула Оккула. – Ничего страшного. Ох, мне бы только отсюда выбраться! Отсюда, из Беклы, из вашей бастаной империи! Ах, банзи, если ты меня любишь, помоги мне! У меня нет больше сил!
Она притянула Майю к себе и страстно поцеловала.
– Оккула, объясни: в чем дело? Что случилось? Не пугай меня!
– Прости, я не хотела тебя пугать, – прошептала Оккула, разжала объятия и погладила Майю по плечу. – Я сама до смерти боюсь, как с самого Говига не боялась.
– Чего ты боишься?
– Ох, и останавливаться нельзя… Я же для этого сюда и вернулась… – Оккула утерла заплаканное лицо уголком покрывала. – Ах, банзи, молись за меня! Молись так, как никогда и ни за кого не молилась!
– Да, моя хорошая, – ласково, будто ребенку, ответила Майя. – Что случилось? Расскажи мне, ничего не скрывай!
– Нет, не спрашивай! Тебе это знать незачем! – возразила Оккула и огляделась. – Где она?
– Теревинфия? Мильвасена говорит, к Сенчо ушла. Закрыть дверь?
– Нет, не стоит! А то придет и будет под дверью стоять подслушивать, – запротестовала Оккула, уселась на краешек кровати и закрыла лицо ладонями.
Майя молча сидела рядом.
– Ты где была? – наконец прошептала Оккула.
– У Кембри. Он меня расспрашивал про…
– У Кембри? Ты же к лапанскому владыке…
– Ну, он нарочно так сказал…
– Он не говорил, когда весенний праздник собираются устраивать?
– Нет, он про Байуб-Оталя…
– Ах, он же наверняка знает, банзи! Мелекрил вот-вот закончится, день весеннего праздника уже назначен… – Она умоляюще взглянула на Майю.
– Нет, он про это ничего не сказал. А зачем тебе это знать? Разве весенний праздник уже скоро?
– Конечно, банзи. Весенний праздник всегда устраивают сразу после окончания сезона дождей. Вот когда день объявят…
– Ш-ш-ш, успокойся, не кричи, а то Теревинфия прибежит! Зачем тебе знать когда?
– Потому что… Ох, банзи, я больше не могу. Сил нет никаких. Я устала до смерти!
– Ах, что ты, Оккула! – испуганно вскричала Майя, не веря, что подругу может что-то сломить. – Не говори так, не надо! Лучше скажи, кто тебе зла желает? Я Кембри пожалуюсь! Я что угодно ради тебя сделаю…
– Ему сегодня лучше стало, – прошептала Оккула. – Он сытно пообедал, с удовольствием, как прежде, а потом за Мильвасеной послал…
– Сенчо?
– А как дождь закончился, я хотела заставить его на веранду выйти, ну, чтобы рабы ложе вынесли, но у меня ничего не получилось… Внутри все так и расползается, как ветхое полотно под иглой; я будто крошусь на кусочки, в пыль рассыпаюсь. Не получается у меня, банзи, ничего не получается! Ох, что же делать?! Если мне не удастся его в нужное место заманить, когда время придет…
– Ты просто очень устала, – укоризненно заметила Майя. – Тебе выспаться надо. Ложись сегодня со мной, как раньше. Мильвасене я объясню…
– Нет, нельзя. Теревинфия пронюхает, станет выпытывать зачем да почему. Ой, поскорее бы уже день весеннего праздника назначили…
– Знаешь, старая Дригга, соседка наша, говаривала, что усталые глаза только беды видят. Давай лучше я тебе вина согрею с медом. Огонь в очаге еще горит. – Майя встала.
– Ох, только бы не сорвалось… Только бы не сейчас… – зашептала Оккула, раскачиваясь на краешке кровати. – О Канза-Мерада, вспомни, как грабили и убивали тех, кто поклонялся тебе! Дай мне сил, о богиня, помоги выполнить обещанное!
Она соскользнула с кровати и замерла, коленопреклоненная, прижав к полу лоб и раскрытые ладони вытянутых рук, будто в ожидании ответа от черной фигурки на постели. Майя, не зная ни что сказать, ни что делать, застыла у двери.
Наконец Оккула встала, задула светильник и повернулась к окну. В темноте четко вырисовывался прямоугольник ночного неба с редкими звездами. Еле слышно шуршали ветви под легким ветерком.
Внезапно тишину прорезал злобный дикий крик, а следом раздался отчаянный визг какого-то крошечного зверька. Майя вздрогнула и вжалась в стену, но Оккула даже не шевельнулась. Чуть погодя за окном мелькнула тень совы, сжимающей в когтях добычу. Бесшумно взмахнули широкие крылья, и все стихло.