Немного погодя четверо субанцев, отужинав, тоже отправились на покой.
Майя проснулась ближе к вечеру, чувствуя себя отдохнувшей. Правда, по-прежнему ныла щиколотка и страшно болела голова. Душная хижина пропахла тиной; тяжелый, влажный запах забивал рот и ноздри, лип к коже. Майя не двигалась. На камышовой крыше что-то зашуршало, – похоже, там копошился какой-то зверек. Майя повернула голову на звук, боясь, как бы на нее ничего не свалилось, и заметила у окна Байуб-Оталя.
– Тебе получше? – спросил он с улыбкой, услышав шорох за спиной.
Майя кивнула и неловко улыбнулась, хотя на сердце у нее было тяжело. Она села, потирая уставшие глаза.
– Тебя знобит? – встревожился Байуб-Оталь. – Как ты себя чувствуешь?
– Все в порядке, мой повелитель, только голова болит и лодыжка ноет.
– Ты, наверное, проголодалась. Сейчас ужин принесут. А в Субе часто поначалу голова болит, от болотных испарений. Ничего, к этому быстро привыкаешь.
– Мне бы умыться, мой повелитель, сразу полегчает.
– Субанцы привыкли во дворе мыться, – ответил он, усаживаясь на шаткий табурет у окна. – Я сейчас позову хозяйку, она тебе покажет, где умывальня.
– Погодите, мой повелитель, я сначала поем.
– Ну, как хочешь, – улыбнулся он. – Как хочешь, Майя. Ты теперь вольна поступать как пожелаешь. Ты больше не рабыня.
Он окликнул кого-то из окна. Вскоре в хижину вошла старуха с горшком и глиняной плошкой, беззубо улыбнулась Майе, что-то прошамкала Байуб-Оталю и спустилась по лесенке.
– Сейчас тебе поесть принесут – хлеб и рыбу, – объяснил он. – Здесь, кроме рыбы, есть нечего, одна рыбная похлебка – акроу. – Байуб-Оталь перелил содержимое горшка в плошку. – Вот, она и есть. Вкусная.
Майя осторожно взяла плошку, наполненную золотистым супом с редкими пятнышками жира на поверхности и белыми кусочками рыбы, и непонимающе уставилась на нее.
– Здесь ложек нет, – усмехнулся Байуб-Оталь. – Пей через край, а рыбу руками ешь. И осторожно, там кости.
Майя поднесла плошку к губам и сделала глоток горячего супа. Жир обволок ей губы и небо.
Вернулась старуха, принесла вино, черный хлеб и тарелку жареной рыбы.
– Тебе помочь кости вытащить? – предложил Байуб-Оталь. – А то с непривычки тяжело, тут особая хитрость есть. У меня хорошо получается. – Он рассмеялся, ловко надрезал рыбину, запеченную до хрустящей корочки, распластал ее ножом, одним движением удалил хвост, хребет и голову и вышвырнул кости за окно. – И это тоже руками едят – так гораздо вкуснее, честное слово.
Майе было не до смеха – голова раскалывалась от духоты.
– А все субанцы такие бедные? – спросила она.
– Нет, они не бедные, просто у них денег нет.
Она съела рыбу и хлеб, облизнула жирные пальцы и вытерла их о замызганное покрывало, потом пригубила дешевого вина, закусила сушеными смоквами, и ей снова захотелось спать. Головная боль чуть поутихла.
– Ох, бедняжка, – вздохнул Байуб-Оталь. – Мы когда из Беклы вышли?
– Шесть дней уж как, мой повелитель, – ответила Майя.
– Не называй меня так. Хочешь, зови Анда-Нокомис, меня все так зовут. И правда, шесть дней прошло. Такая дорога кого угодно с ног свалит. Ты молодец, не всякой это под силу. Теперь тебе денек лучше отдохнуть. Ты не бойся, я тебя среди друзей оставлю.
– Вы меня оставите? – испуганно переспросила она.
Он встал с табурета и подошел к окну.
– Видишь ли, нам с Ленкритом надо побыстрее добраться до Мельвда-Райна, – нерешительно произнес Байуб-Оталь. – Сын его нас уже там дожидается, войско из Верхней Субы привел. И неизвестно, что задумал Карнат. Одно дело – с соплеменниками договариваться, а совсем другое – с союзниками. Всегда может возникнуть какое-нибудь недоразумение. Нельзя допустить, чтобы король в нас разуверился.
Из слов Байуб-Оталя Майя поняла только то, что он собрался уйти без нее. Тут, будто бы вспомнив, с кем он разговаривает, Байуб-Оталь подошел к ней и уселся рядом с настилом.
– Послушай, я тебе сейчас все объясню, – начал он. – Войско Карната, короля Терекенальта, стоит лагерем лигах в пятнадцати отсюда, близ города Мельвда-Райн. Мы, то есть субанцы, вступили с ним в союз. Мы с Ленкритом – правители Субы, и нам необходимо немедленно отправиться в Мельвду – по воде. Понимаешь, в Субе дорог нет, все перемещаются вплавь. Если мы выйдем сейчас, не мешкая, то завтра к полудню прибудем на место. Отсюда, из восточных топей, прямой путь вниз по реке Нордеш. А ты к нам чуть позже присоединишься.
– Я, мой повелитель… то есть Анда-Нокомис… Зачем?
– Видишь ли… – Он замялся. – Нет, я сейчас тебе объяснять не стану, тебе потом все расскажут.
– А почему мне с вами сейчас нельзя, Анда-Нокомис?
– Майя, ты слишком измучена, тебе надо отдохнуть и выспаться, а завтра после обеда отправишься в путь. Здесь Тескон останется, вот он тебя и поведет. Я тебе и спутницу нашел – надежную и смышленую.
– Ой, так нас только трое будет?
– Гм, и впрямь хорошо бы с вами кого-то постарше послать. – Он на миг задумался, а потом воскликнул: – Ну конечно! У-Нассенда в Мельвду собрался, вот с ним вы и пойдете. Лучше не придумаешь.
– У-Нассенда? – переспросила Майя.
– Старик, которого ты утром встретила. Он знахарь. С ним вас никто не тронет – его все в Субе знают, ему все дороги открыты.
– Он жрец? – Для Майи, как и для всех жителей империи, знахарство было сродни религии или волшебству.
– Помнится, он как-то упоминал, что был жрецом, но сейчас он просто знахарь, лечит всех, кто к нему обращается, бесплатно. Никому не отказывает. У нас здесь особые хвори – болотная лихорадка, озноб и прочее. Хорошие лекари в Субу редко заглядывают: денег здесь не заработаешь, да и местность странная. Нассенда – единственный, кто во всем разбирается, за это его и уважают, всюду принимают с почтением.
– А он в этой деревне живет?
– У него своего пристанища нет, он все время в дороге. Нам повезло, что вчера вечером он здесь оказался.
Майя никак не могла разделить радостного настроения Байуб-Оталя. Ее охватило отчаяние, – право же, лучше было в Вальдерре утонуть, как Фел. Она привыкла надеяться на лучшее, но какая тут надежда? Майе пришло на ум давнее предупреждение Оккулы: «Ох, банзи, держись подальше от Субы, не то кровавым поносом изойдешь». С Субой бекланцы связывали все расстройства желудка и кишечника. А вдруг она уже заразилась – поэтому и головная боль, и общее недомогание? От болотной лихорадки самый здоровый человек в одночасье помирает. Неужели Майя не уберегла от заразы свое крепкое, прекрасное тело? Она вспомнила, как Сенчо ласкал ее на прохладной благоуханной веранде, защищенной сетками от вездесущей мошкары… «Лягушки на болоте, как субанцы в Субе» – присловье, известное всей империи. Вот узнает Кембри, что Майю переправили в Субу, и сразу решит, что она погибла.
Байуб-Оталь осторожно коснулся Майиной руки, встал и решительно направился к выходу.
– Не бойся, мы ненадолго расстаемся, – сказал он на прощание. – И кстати, я пришлю к тебе девушку, ее Лума зовут.
Майя снова задремала. Во сне ноющая лодыжка превратилась в тяжелый камень, привязанный к ноге; Майе нужно было подняться по бесконечной лестнице на площадку, где под сенью платанов стояла Неннонира, далекая и неприступная.
Постепенно сон рассеялся. Майя утерла испарину со лба. Под крышей жужжали мухи, сквозь щелку пробивался алый луч заката. Откуда-то доносилось заунывное гудение, словно бы ветер завывал сквозь ставни. Майя приподнялась и огляделась: на полу у входа сидела девушка, скрестив ноги и разглядывая что-то внизу. Заунывное гудение – скорее, тихое мычание – исходило от нее; незамысловатый мотив, пять или шесть повторяющихся нот, будто птичья песенка. Девушка напевала ее бессознательно, точно дышала или моргала. Указательным пальцем она так же бессознательно выводила какой-то узор на половице. На тонком запястье болтался уродливый деревянный браслет, грубо раскрашенный синим и зеленым; босые ступни были заляпаны грязью, волосы заплетены в косу, перевязанную обрывком кожаного ремешка.
Майя решила, что это та самая Лума, о которой говорил Байуб-Оталь, и задумалась, как бы расположить ее к себе. Задобрить ее подарками Майя не могла, но не желала выглядеть ни заносчивой, ни совсем уж невежественной, хотя совершенно ничего не знала о субанских обычаях. Вдобавок ее терзала мысль о смертельной заразе – наверняка Луме известно, как уберечься от болезни. Вот бы это выпытать, а там, глядишь, и сбежать удастся… Отчаяние с новой силой нахлынуло на Майю; она совершенно не представляла, как устроить побег. Ладно, сейчас об этом думать не стоит.
– Тебя Лума зовут? – спросила она, стараясь, чтобы вопрос прозвучал как можно приветливее.
Девушка неохотно оторвалась от созерцания узоров в пыли, подняла голову, моргнула, улыбнулась и закивала. На вид ей было лет семнадцать; глаза темные, с тяжелыми веками; нос широкий, а губы пухлые – в общем, не дурнушка, на дильгайку похожа, только кожа землистая, и в углу рта заеда.
– Лума, – кивнула девушка, облизнув губы.
– Прошу тебя, расскажи мне, как у вас жить принято, – попросила ее Майя. – Я в Субе первый раз, у меня на родине все иначе.
Девушка с улыбкой развела руки в стороны и произнесла:
– Шагре.
– Анда-Нокомис сказал, что ты со мной в Мельвда-Райн пойдешь. Ты там была?
Лума снова кивнула.
– Правда? – обрадовалась Майя. – Ну и как там?
– Шагре, – ответила девушка.
Майя недоуменно уставилась на нее.
– Хочешь есть? – спросила Лума, выговаривая слова на субанский манер.
– Что? Ой нет, спасибо, я недавно ела, – ответила Майя.
Девушка приняла ее ответ за согласие и направилась к выходу.
– Погоди, – окликнула ее Майя.
Лума остановилась и испуганно поглядела на нее, почесывая подмышку.
– Я умыться хочу, – сказала Майя, однако, встретив недоуменный взгляд, жестами изобразила, как плещет воду на лицо и шею.
– А, мыться! – сообразила Лума и рассмеялась, довольная тем, что поняла Майю. – Ты сейчас хочешь?