– Да. Покажи мне, пожалуйста, где у вас умывальня, – попросила Майя, указывая во двор.
Лума кивнула, почтительно поднесла ладонь ко лбу и пропустила Майю к лесенке. Дул легкий ветерок, лениво шевелилась солома на стрехе, колыхалась высокая бурая трава на лужайке за хижинами. За девушками увязалась стайка детворы – кто голышом, кто в лохмотьях. Лума обернулась и хлопнула в ладоши, распугивая их, как цыплят.
Сгущались сумерки. К вечеру жизнь в деревне обычно замирает, жители прекращают свои труды и собираются у очагов, но здесь все было вялым и каким-то замедленным, будто под водой или во сне. Люди выглядели безучастными, не слышно было ни оживленных разговоров, ни взрывов смеха, даже птицы не пели, только откуда-то с болот изредка доносился протяжный резкий крик выпи или ябиру.
Майя несколько раз заводила беседу, но Лума разговорчивостью не отличалась. Девушки шли в молчании.
– А сколько человек живет у вас в деревне? – наконец спросила Майя.
Лума улыбнулась и кивнула.
– Сколько? – Майя обвела рукой хижины.
– А как ты думаешь?
– Не знаю… Триста?
– Шагре, шагре, – одобрительно закивала Лума.
– Пятьсот?
– Шагре.
Тропинка вилась между мелкими озерцами и болотцами. К запаху тины примешивались пряные и сладкие ароматы, – похоже, неподалеку росли болотные кувшинки и ластовень. Кое-где тропа была выложена расколотыми надвое бревнами – в таких местах Лума выходила вперед, и под ее босыми ногами древесина уходила под воду. Со всех сторон звучало несмолкаемое лягушачье кваканье.
Наконец, пробравшись сквозь высокие, в человеческий рост, заросли камыша и осоки, девушки вышли к тихой заводи локтей пятьдесят в ширину. В пологом берегу, поросшем густой травой, виднелись крохотные бухточки, несколько шагов в длину и локтя три глубиной. В них плескались обнаженные до пояса девушки. Одна, заметив Лиму, приветливо помахала ей.
Даже в тонильданской глуши у Майи было свое полотенце, а Морка делала мыло из жира и золы, однако в Субе о такой роскоши, похоже, не слыхали.
– Хорошее место, – с улыбкой пояснила Лума. – Мало других…
Майя с трудом понимала, что именно хочет сказать ее спутница.
– Не бойся, мужчины сюда не приходят, – продолжила Лума. – У них свое место есть. – Она стянула свое одеяние из странной серой кожи, вошла в залив и стала черпать воду ладонями, поливая грудь и плечи.
Майя отошла чуть подальше, поглядела на темную заводь – водорослей не видно, до дна локтей десять – и окунула в воду пальцы. Вода была приятной, прохладной, чуть теплее, чем в озере Серрелинда в это время года. Майя разделась, опустилась на колени и поглядела на свое отражение, любуясь собой. Зеркала у нее не было с тех самых пор, как ее увезли от Форниды, но в неподвижной воде видно было, что синяк под глазом почти сошел, а разбитая губа зажила. Майя с гордостью посмотрела на свои груди и улыбнулась, вспомнив, как позавидовала ей Мериса на празднестве дождей. «Ну, раз красота моя не пропала, я и в Субе выживу, – подумала Майя, нырнув в заводь. – Ох, хорошо-то как в воде, лучше, чем дома!»
Она ушла под воду, проплыла в зеленую глубину и вынырнула на поверхность, залитую алыми лучами заходящего солнца. Знакомый плеск воды плотным коконом окутал Майю, защищал ее от неведомой беды, как когда-то в озере Серрелинда. Майя проплыла к центру заводи, перевернулась на спину и поглядела на облака, розовеющие в вечернем небе.
Неожиданно в тишине раздались встревоженные крики: Лума с подругами собрались на берегу и испуганными восклицаниями подзывали Майю к себе. В их нестройных воплях Майя ничего не могла разобрать, но ясно было, что девушки просят ее вернуться, – наверняка у них на это была какая-то неизвестная, но важная причина. Майя не хотела их расстраивать и с сожалением поплыла к берегу. Тут что-то кольнуло ее под колено – будто острый шип зацепил или комар укусил, – потом снова, у самой щиколотки, и еще раз, у бедра. Она только собралась вылезти на берег, как девушки схватили ее за руки и вытащили на траву, возбужденно переговариваясь:
– Почему ты ее не предупредила?
– Так откуда мне знать…
– Она не из местных…
– Надо же так сглупить…
– Лума, веди ее в деревню! Скорее!
Майя, сидя на траве, внезапно заметила у щиколотки, под самой косточкой, блестящую коричневую полоску в три пальца длиной, чуть толще крысиного хвоста. Полоска лениво шевельнулась, и Майя с ужасом сообразила, что к ее ноге присосалось какое-то странное создание. Ее замутило, и она собралась было оторвать мерзкую штуку, но Лума схватила ее за руку:
– Нет, сайет, не трогать!
– Пусти меня! – Майя попыталась вырваться и тут поняла, что еще несколько гадов впились ей в ноги и руки.
Ее чуть не стошнило. Почему ей не позволяют отцепить с тела эту мерзость? Может, субанцы относятся к ним с суеверным ужасом? Или это священные животные и любой чужеземец должен напоить их своей кровью? Майя завопила и задергалась – теперь ее держали четыре девушки.
Старуха с потемневшими от времени зубами подошла к ним и попыталась что-то объяснить. Майя прислушалась, переводя дух.
– Сайет, это акребы, они в глубоких заводях живут. Не надо было туда заплывать. На мелководье, у берега, опасности нет. А если их оторвать, то челюсти в коже застревают, потом вырезать приходится. Их надо горящим прутиком прижигать, тогда сами отпадают.
Рассудительное объяснение и уверенный голос женщины несколько успокоили Майю, вдобавок ясно было, что ее не считают дурочкой. Она сглотнула слезы:
– Значит, надо с ними в деревню возвращаться?
– Ничего страшного, их немного, – кивнула старуха. – Могло быть штук сорок, они, как мухи, на человека накидываются, с ног до головы облепляют.
– Откуда же мне знать, что она простых вещей не понимает! – негодующе вскричала Лума. – Даже дети малые и те на глубину не суются, акреб боятся.
Майя решила во что бы то ни стало вернуть уважение своих новых знакомых, – судя по всему, ее уже считали либо совсем бестолочью, либо спесивой госпожой, которая носа себе утереть не умеет. Видно, придется ей поближе познакомиться с Субой – загадочным краем, в котором привычная вода таит неведомую угрозу. А что еще скрывает эта страна болот и озер? Всем известно, что здесь даже воздух полон скверны, а ведь Майя им дышит. Вдруг здесь ядовита почва? А огонь? Не совсем понятно, как заразить пламя, но, может быть, костры изрыгают отравленный дым?
От пиявок Майю избавили с обещанной легкостью. Старуха, увидев первую же жаровню с тлеющими углями, заглянула в хижину, где семья сидела за ужином, и объяснила, в чем дело. Муж сочувственно покивал, что-то пробормотал и вышел. Майя снова разделась догола, старуха подпалила прутик и умело сняла присосавшихся к телу пиявок. Майя начала одеваться, но хозяйка жестом остановила ее и протянула глиняную плошку.
– Что это? – смущенно спросила Майя.
Все рассмеялись.
– Откуда она такая взялась? – удивилась хозяйка.
– Из Беклы.
– Ну, если там таких красавиц много, глядишь, и нам польза будет, – улыбнулась хозяйка и обратилась к Майе: – Значит, у вас акреб нет, в Бекле вашей?
– Нет, не встречались, – так же с улыбкой ответила Майя. – Может, вы с нами поделитесь?
Женщины расхохотались, и Майя, почувствовав дружелюбное отношение, еще раз полюбопытствовала, что в плошке.
– Мазь от укусов, чтобы ранку очистить, – пояснила Лума.
Старуха окунула палец в резко пахнущее снадобье и замялась, поднеся его к телу Майи.
– Шагре? – неуверенно спросила она.
– Шагре, – кивнула Майя.
Через минуту она уже оделась и тепло поблагодарила хозяев хижины за радушный прием, жалея про себя, что им нечего подарить. Впрочем, подарков они не ожидали. Все остались довольны, что помогли беспомощной чужестранке, по неведению попавшей в беду.
Еще одна старуха встретила Майю у хижины и, почтительно приложив ладонь ко лбу, сказала, что Анда-Нокомис и Ленкрит отправились в Мельвда-Райн.
– Он благословил вас, сайет, и велел напомнить, что с вами завтра пойдет У-Нассенда.
– Спасибо, – рассеянно поблагодарила Майя, совершенно не жалея, что не успела попрощаться с Байуб-Оталем.
Сейчас ее больше занимало другое – как выжить в незнакомом крае, где не было ни одного богатого или знатного господина, который соблазнился бы Майиными прелестями и стал бы ее защитником. Что ж, пока таковой не отыщется, надо бы сообразить, как уберечься от тысячи болотных хворей и недугов.
Майя повернулась к Луме и резко взяла ее за плечи.
– Послушай, – начала она, сурово глядя в глаза субанке, – разведи огонь, отыщи самый большой котел, наполни его водой и вскипяти. Понятно?
С большим трудом ей удалось убедить Луму выполнить поручение – как выяснилось, в деревне все шло по заведенному распорядку: сейчас было не время работать, разводить огонь или кипятить воду. А зачем сайет горячая вода? Сайет же только что искупалась! Только когда Майя пригрозила нажаловаться У-Нассенде и самому Анда-Нокомису в Мельвде, Лума неохотно позвала старуху, и они вдвоем, неодобрительно ворча, разожгли огонь и вскипятили несколько ведер воды. Майя велела притащить кипяток в хижину. Хотя половину горячей воды пролили, поднимая ее по лесенке, для Майиных нужд остатков хватило.
Она ополоснулась с головы до ног, тщательно вымыла голову, выстирала одежду и для верности окатила водой сандалии, потом натянула на себя влажное платье и почувствовала себя гораздо лучше. Теперь надо было разобраться с ужином. Старуха с Лумой сидели у огня и тихонько переговаривались. Майя догадывалась, что девушка ее невзлюбила, но выбирать не приходилось.
– Лума, принеси мне поесть, пожалуйста, – попросила Майя.
– Шагре, – буркнула субанка и направилась к выходу.
– Погоди, – остановила ее Майя. – Принеси мне три яйца вкрутую… – Она подняла три пальца. – И пять тендрионов в кожуре. Понятно?
– Сайет, так ведь нет яиц, потому что… – начала Лума.
Майя поспешно пресекла возражения: