— Рыбаки? — в свою очередь перебил его Егорка. — Вот так рыбаки! Что-то они уж больно похожи на тех офицеров, что меня изловили!
— Ага! Верно, значит! Эти рыбаки были переодетые офицеры! А я-то с ними разговоры вел!
— Как так?
Макар рассказал ему свое приключение с ухой из ерша. Егорка расхохотался.
— Значит, ты таки подстрелил одного из них? Ловко! Пусть не ловит в другой раз ершей в реке: они ведь колючие!.. Понятное дело, им очень захотелось тебя поймать, как узнали, что ты мой приятель. Когда они меня сцапали и привезли на пароход, то первым делом стали допрашивать, — не красный ли я разведчик? Врал я им, врал, — развел целые турусы на колесах. Посадили меня в пароходный трюм на хлеб — на воду, и каждый день грозили расстрелять. А я только хныкал да приговаривал: «За что, дяденьки?» Повозились со мной, повозились с недельку, да и высадили на берег.
— Били?
— Раза два тумака дали. Да видно, я их славно за нос водил: ничего не дознались. Однако подозрение на меня было. Вот, небось, озлились, когда ты по ним палить начал: поняли, голубчики, что и я был из красных.
— А потом?
— Потом я снова начал пробираться на красную сторону. А по дороге опять нарвался, и знаешь на кого? На тех же иродов, Балдыбаевых! Только теперь уже они не на автомобиле катались. Что-то у них чудное случилось, даже не поймешь. Шел я через деревню Ежаковку. Вдруг навстречу человек пятнадцать верховых, все одеты кто во что, без погон, один только молодой Балдыбыев впереди в офицерском. А рядом с ним, вижу, скачет и сам папаша. Я притулился за плетнем. Слышу, остановили мужика, опрашивают его: не видал ли мол, девочку лет пятнадцати, белобрысую, худую, — словом смекаю, про Любочку речь идет. Мужик ответил, что видом не видал, слыхом не слыхал. Они — дальше, только пыль закурилась. Что бы это значило?
— Невдомек и мне! — отвечал Макар. — Нынче я с Юрием рубился: он меня опознал и, знаешь, о чем спросил среди драки? «Где, — кричит, — Любочка?» Вот оно дело, какое! Стало быть, пропала она у них.
— Не иначе, как пропала! Я так тогда и подумал. И до сих пор, видно, не отыскалась. Но почему ж он тебя спросил? Откуда тебе знать?
— А чорт их ведает! — слабо махнул рукой Следопыт. — Ты о себе рассказывай дальше.
— Дальше мне было плохо: животом разболелся, с неделю промаялся. Думал, пропаду. Ну, да отошел. А там — новая беда: наши отступать начали. Понятно, я тебя уж найти сразу не смог. Когда я все ж перебрался на красную сторону, я первым делом подался в полк, где мой батька шофером служит. Тот меня живо пристроил на службу в мотоциклетчики. Служба связи, сам знаешь, служба строгая: туда-сюда мотаешься и день, и ночь, особливо в отступлении. Недосуг было даже в штаб армии наведаться, узнать, не слышно ли там о тебе: доставил ты письмо Мартына Граева или нет, где служишь, и как тебя разыскать. Только теперь удалось урвать денек. В штабе армии про тебя тоже слыхали, — от Мартына, надо думать, — сказали, что ты служишь в таком-то полку, письмо доставил. Я в тот же час махнул к тебе, а по дороге наскочил на тебя самого.
— Как раз вовремя поспел! — усмехнулся Макар. — А как у тебя служба? Веселая?
— Чего там веселая! Хуже твоей. Только и знай развози туда-сюда донесения! Зато много легче: я ведь щуплый, не то, что ты, силач! Тоже вот и машину свою я очень люблю: быстрей ветра летит, куда перед ней твой конь!
— Ну, это ты уж оставь! — так и загорелся Макар. — Ни на какую машину коня не променяю; много бы мне нынче помогла твоя машина! А конячка, как мать родная из боя вынесла… Тоже и ночью: твой то мотор только знай тарахтит без толку, разве на нем подберешься тишком к неприятелю? А разве на этих колесиках сшибешься с ним в рукопашную?
— Зато не пои, не корми, а несется бурей!
— Зато во всякой луже споткнется, на всяком гвозде шина лопнет.
— А конь раскуется!..
— А мотор испортится!..
— Дурак ты, Макарка, деревня, неуч!
— А ты — Сморчок сопливый, фабричная свистулька!
— Даешь мотор!! — Даешь коня!!
Оба покраснели и сверкали друг на друга глазами. Сестра милосердия, улыбаясь, подошла к ним.
— Э-э, что это вы, как петухи, расфуфырились! Макару волноваться вредно, не зли его. Оба вы дураки!
— А ты-то много понимаешь: не о бабьих делах говорим, — заворчал Макар.
— Тш! Не шебарши! Хорош конь, хорош и мотор: всему свое место. На мотоциклетках, Егор, не дерутся и редко в разведку ходят, зато на них, Макар, вдвое скорей донесение доставишь, куда следует. И спорить тут не о чем! Не то, смотри, совсем прогоню Егорку прочь.
— Нет, нет, не гони! — взмолились оба и сразу успокоились. Егор начал рассказывать другу приключения своей походной жизни, и оба не заметили, как пробежал целый час. Явился доктор и начал осматривать раненых. Сморчку пришлось уйти.
— Там собака какая-то у двери воет, — заметил доктор сестре. — Откуда она?
— Собака? Рыжая? — встрепенулся Макар. — Да.
— Так это Дружок! Он ко мне из полка прибежал! — радостно объявил Макар. — Пустите его ко мне!
— Что ты! Разве можно собак в лазарет пускать! — возразил доктор. Однако после долгих упрашиваний со стороны Следопыта, после отчаянного получасового воя Дружка, собаке позволили на минутку подойти к хозяину, завернув ее предварительно в белый халат. Затем Дружка поселили в избе фельдшера.
VI. О том, как Следопыт оседлал бурю
Целый месяц пришлось Макару проваляться в лазарете. Отступление продолжалось. Его возили в санитарной повозке сначала по сырым, вязким, а потом по промерзлым, кочковатым дорогам. На рытвинах повозка подпрыгивала, и в раненую ногу ударяла острая боль. Но мальчик не жаловался; он только крепко стискивал зубы и щипал себе руку, чтобы одной болью успокоить другую. Он тосковал по полку, по удалой боевой жизни, и не мог дождаться, когда же его, наконец, выпустят на волю. Егорка, занятый службой, смог за все это время навестить его только три раза. Уж и радовался Макар его появлению! Как только нога Следопыта немного зажила, приятель-механик сейчас же научил его ездить на мотоцикле и, несмотря на горячую любовь Макара к своей лошади, ему в конце-концов очень понравился трескучий стальной конь.
Однажды к нему зашел сам начальник дивизии. Подойдя к койке, он ласково усмехнулся Следопыту.
— Как дела, молодец? Поправляешься?
— Товарищ командир велите меня поскорей выписать! — взмолился тот.
— Куда ж тебя выписывать? Ведь ты и на лошадь не сядешь! А сядешь, — так через день опять сляжешь: рана может открыться.
— Уж больно скучно без дела.
— Ну, потерпи, потерпи!
— Ох, не терпится!
Начдив подумал с минуту, а потом спросил доктора:
— А что, доктор, на мотоцикле он сможет сидеть?
— Пожалуй! — ответил тот. — Если только не будет мчаться, сломя голову.
— А сама по себе рана не разболится?
— Нет! Теперь уж не должна.
— Так знаешь что? — обратился начдив к Макару. — Назначаю тебя на службу связи при штабе дивизии. Завтра поедешь с донесением.
— Куда прикажете? — живо спросил Следопыт. — В полк?
— Нет, не в полк, — таинственно усмехнулся начдив.
— В штаб корпуса? — еще живей воскликнул мальчик.
— Нет, и не туда.
— Куда же?
Тот помолчал, а потом серьезно ответил:
— В штаб армии.
Макар так и подпрыгнул на койке:
— Ого! Ай да мы! Прямо к командиру!
В чем же дело? Почему Макару такая честь? Ох, уж наверняка все это из-за Мартына! Но кто ж он такой и, где он теперь?
Как ни хотелось ему расспросить об этом начальника дивизии, он не решился и покорно стал ждать дальнейшего.
На следующее утро Следопыт проснулся чуть свет. Он нетерпеливо ворочался и возился на койке, не в силах дождаться обхода врача. Сердце у него так и билось от волнения: наконец-то он узнает секрет таинственного бандуриста, с которым так нежданно и удивительно столкнула его судьба!
Доктор пришел и, осмотрев мальчика, объявил, что сегодня он может встать с постели совсем, а не только на коротенькую прогулку. Макар стремглав соскочил с опостылевшей койки и дрожащими руками стал напяливать свою солдатскую одежонку. Какой удобной, славной она ему показалась! Торопливо одевшись, он отправился к начальнику дивизии.
Тот сидел в избе, служившей помещением его штаба, и что-то усиленно соображал, склонившись над каким-то донесением. Увидев Макара, он кивнул ему головой и взял со стола приготовленный заранее пакет.
— Вот — сказал он. — Передай этот пакет командарму. Можешь отправляться, только помни, не лети во всю прыть, а то ноге станет хуже. Донесение неспешное. Желаю тебе удачи, паренек, и помни мой совет: никогда не робей, как не робел до сих пор.
— Не сробею, товарищ командир!
— То-то!.. Ну, марш!
Макар не дожидался повторения приказания и одним махом очутился во дворе. Там уже стояла приготовленная для него мотоциклетка — старенькая, потрепанная, но такая прекрасная в глазах Следопыта! С замирающим от волнения сердцем сел он в седло и пустил в ход мотор. Еще миг — и он уже мчался по улице деревни, подпрыгивая на промерзлых колеях и обгоняя холодный осенний ветер, дувший ему в спину. Все предостережения доктора полетели к чорту: Макар сразу развил предельную скорость, едва успевая объезжать рытвины и камни совсем негодного для мотоциклеток проселка. Дух захватывало от скорости, и глаза резала холодная струя воздуха, бившая в лицо. Но мальчик думал только о том, как бы попасть скорей к командарму.
Но не даром говорится: «тише едешь, дальше будешь». Случилось то, чему и следовало случиться при такой необузданной гонке: машина нежданно хлопнула, вздрогнула и перестала работать. По инерции Следопыт проехал еще саженей пятьдесят, а потом остановился.
Вот горе! Соскочив с седла, он полез разглядывать мотор. Но его познаний оказалось слишком мало: механик Егорка выучил его управлять машиной, накачивать воздух в шины, даже заклеивать их, если лопнут, но устройство мотора объяснить ему не успел. Макар беспомощно стоял среди поля, а перед ним грузно торчал проклятый стальной конь, в самую нужную минуту отказавшийся