— А лошади верят в ангелов? — Глупо спросил Лернон.
— Лошади верят в то, что если ты искренне чего-то хочешь, то оно обязательно сбудется. Если ты хочешь чтобы ОНА тебе верила, сам начни верить людям… чтобы понимала постарайся понимать. Чтобы полюбила дай ей время. Любовь не рождается из пустоты… у нее благодатная почва. Из трогательности, ума, печали и радости. Нежности и страсти. Ожидания и простой улыбки. И не смотря на все эти эпитеты, любить ОНА тебя станет, за просто так. Вот к примеру одно из твоих писем… я прочту если ты позволишь?
— Валяй, — отрешенно проговорил Лернон и совсем опустился с табуреточки на пол, ему было трудно дышать.
— Мне нравится, находится дома в одиночестве, когда никто тебе не мешает, не лезет в твою голову, не учит жить. Как-то раз ты сказала мне что тоже любишь приходить вечерами домой, и чтобы кто-то, просто заваривал тебе чашку крепкого и сладкого чая, ставил на стол и молча уходил. И ты бы сидела молча, возможно укутавшись пледом, потом ты бы тихонько достала скомканный листок бумаги, и тайком развернув его еще раз прочла:
Помнишь, как в прошлой жизни я прикоснулся к тебе небрежно, просто ладонью взял тебя за руку. Она была чуть-чуть холодная, но от этого не менее нежная. Мы сидели за небольшим столиком, простым таким круглым, пустым столиком. Я смотрел на тебя, изучая изгибы твоих плеч, морщинки на твоей ладони, и красоту твоих обворожительных глаз. Мы молчали, вот уже казалось целую вечность, и я понял, что все это длится уже миллионы лет. Этот стол, ты, и наше с тобой молчание.
Единственное что ты можешь мне предложить, так это быть твоей тенью. И я растворяюсь в твоей красоте, теряю и нахожу смысл жизни, и понимаю, что тенью я уже стал давно, те же миллионы лет назад. Тень не нуждается в заботе, любви и участии, она просто ЕСТЬ.
Но несмотря ни на что, давай пожалуйста еще посидим с тобой, вот так просто, за небольшим круглым столиком, ну еще немного, еще пару жизней.
— И что? — Заплакав, попытался задать искренний вопрос, Лернон.
— Зачем тебе в голове столько мусора, зачем ты раскладываешь все это по полочкам, хранишь? Засыпаешь с этим, просыпаешься? Зачем тебе вся эта парадоксальность? Прошлое убивает тебя, тянет за собой. Когда в голове столько мусора, сердце не может спокойно биться. Забудь! Не вдавайся в размышление, по каким причинам или же почему она в тот или иной период поступила именно так она просто «ТАК» поступила. Она просто по-другому и не могла. Она не могла. Ты же не вникаешь в тонкие процессы метафизики преобразования углекислого газа в кислород и все это в обыкновенном листке на любом драном деревце. Так вот подумай об этом нужно ли тебе все это знать и понимать? Так случилось только потому, что так оно и случилось, выкинь это из головы. Освободи место для новых впечатлений.
— Значит любовь это всего лишь впечатление? — Грустно спросил он лошадь.
— Жизнь, это и есть одно большое впечатление, отпечатком оставшееся на твоей душе. Преобразованное в опыт, через переживания. Каждое слово соткано из тени и света. Из звука и тишины, оно рождается и не умирает больше никогда, поэтому думай, пожалуйста, прежде чем, что-либо родить из своего рта. Слова эти поднимаются высоко к небу… и кружатся там вечно. Не старея и не исчезая, только порою лезут нам в голову как некий мыслительный процесс. И каждый поступок не остается не замеченным и каждое движение не случайность. И ОНА тоже не случайность, как некая материализация чувственных идей.
— И как мне понять все это, — Кричал и плакал Лернон, — как отпустить, легко всегда давать советы, трудно их притворять в жизнь.
— А ты вспомни ваши мысли, — тихо, так же неспешно, прошептала лошадь, проговори их в голове, раздели на роли.
Лернон закатил глаза и начал отчетливо шептать:
ОН.
Все как и обычно, нет мира. Ничего нет. Просто ничего нет. Маски, что окружают изредка, опостылели и стали у горла сладковатой слизью. Но вдруг, как будто я ощутил аромат, нет, не какой — то особенный, а как будто нечто волшебное родилось в потаенных уголках подсознания и вышло через маленькие поры в этот мир. Мой мир, которого еще секунду назад и вовсе не было. Следом за ароматом появились цвета. Сначала чисто белый, потом оранжевый, голубой, синий и намучено и восторженно родился зеленый. Из этой чудесной зелени, обволакивающе на меня смотрела вечность. И я понял, что ты есть. Для меня, убого жившего в черно белом мирке, без запахов и цветов, без света, это было потрясением. Я смотрел в зелень этих глаз, я верил каждой нотки чувств исходящей от этой кожи, я не ходил уже, но летал.
ОНА.
Глупость. Глупость это когда ты вот так смотришь на меня. Мне не уютно. И слова, слова что я говорю, ты же запоминаешь их, ты учишь их наизусть. Зачем тебе это? С этого дня, и всегда ты будешь спать без меня. Всегда!!!!
ОН.
Почему любовь выбирает такие незамысловатые цели. Зачем ты в моей жизни? Зачем скрывала наши с тобой отношения, да и были ли они, эти, наши с тобой?
ОНА.
Ты очень многое сделал для меня в жизни, да я говорила тебе, что любви не существует, но сейчас и правда сама влюблена. Может это и благодаря тебе. Хотя я всегда была тебе чужой. Мы из разных миров.
ОН.
— Ну нет, извини меня конечно, — обратился Лернон к белой лошади, — но ОНА вряд ли так стала бы выражаться! Но главное я — то понял, нужно просто закрыть глаза.
Лошадь улыбнулась, — да мой дорогой. Не просто забыть, забыть ее вряд ли ты сможешь. А вот закрыть глаза, это тебе под силу.
— Но как жить с закрытыми глазами?
— А как жить в обволакивающем тебя ужасном тумане? — Парировала с усмешкой она. Пойми, пожалуйста. Чтобы иногда быть счастливым, нужно, на что-то просто закрыть глаза.
— И, я закрываю глаза, — прошептал Лернон и перестал плакать, — И я уже не вижу тебя, не читаю твоих писем из прошлого, но кожей все еще ощущаю туман окутывающий меня. Но однажды открыв свою страницу в интернете я отчетливо прочитал эти слова, ПРИВЕТ, КАК ДЕЛА?
Мое сердце свободно, мои крылья на месте, я снова готов к череде взлетов и падений. Знай, что от простого твоего участия в моей жизни, я частенько летаю над городом. И верю, верю что там, где-то в низу, в тумане, есть ТЫ. И она, моя белая лошадь, моя светлая мечта.
— Вот так, — подытожил услышанное старик и громко хлопнул в ладоши.
Лернон очнулся, он сидел на полу, зареванный, с расстегнутым воротником и глубоко и отрывисто дышал.
— Вам лучше? — спросила лошадь, потом она покачнулась и преобразовалась обратно в старика — больного.
— Что это было? — Лернон аккуратно приподнялся с пола и вытер мокрые ладони о брюки. Ему было не хорошо, в голове шумело.
— Это воспоминания, — тихо произнес старик, — вы просто многого не помните.
— Чего?
— Это рассказ, из последних, тот, что вы читали последним, он предназначался не вам. Он был адресован следователю по этому кровавому делу. Ведь этих девушек убили, тех, что вы показывали мне. Я хотел предельно точно описать убийцу, разложить его портрет, дать максимальное количество подсказок. А пришли вы.
— Вы знаете убийцу? — Взорвался Лернон и подскочив к старику, схватил его за отворот пижамы.
— Да, он приходил ко мне, забирал тексты, мы подолгу беседовали с ним, о ней. Вернее о них. Как он не видит цвета глаз, как он не может забыть. Он рассказывал и просил написать, а точнее сказать, он приходил вот для такого же транса, как у нас с вами. Я погружал его, и он рассказывал мне. Я записывал, и всего — то. Так что автор этих строк, он. А я, за такие именно способности здесь и сижу, в полной изоляции. Зачем этому миру правда?
— Значит, вы просто записывали за ним?
— Да, он приезжал изредка, останавливался где-то в гостинице, на окраине городка.
— Кто он? — У Лернона снова пересохло в горле.
— Это вы, — тихонько и учтиво произнес Александр и улыбнулся.
— Что? — Лернон еще сильнее схватил старика за отворот и приблизил его к своему взгляду, — Это какие-то ваши штучки?
— Нет, это какие-то ваши штучки. Разве вы не помните как приходили ко мне. Как диктовали ваши записки. Кстати, вот последняя, за ней вы обещались зайти через две недели, — старик аккуратно вынул из складок пижамы листок и передал его Лернону.
Он взял записку, но развернуть не успел. В палату вошли. Лернон повернул голову, это был майор и два полицейских в форме. На заднем плане маячил его недавний знакомый, служащий желтого дома.
— Лернон, вы арестованы, — громко и четко проговорил майор, — вас подозревают в серийных убийствах.
— Вот, — кричал торопливо мед брат, — возьмите записи, на камерах внутреннего наблюдения явственно видно, это он приходил к старику. Я сразу же позвонил вам, как вы и просили.
— Как вы можете это объяснить? — Майор пристально смотрел в глаза Лернону и тряс в руке видеокассеты.
— Это какой-то бред, — устало процедил Лернон. В голове его снова зашумело. Перед глазами пошли разноцветные круги. Все закрутилось и завертелось, белые лошади, старики, девушки, творцы. Все, что-то говорили ему на перебой. И только майор, все спрашивал и спрашивал. Руки ослабли и записка упала на потертый желтый паркет. Следом, без сознания, упал и сам Лернон.
Все точки над I
Почему я во сне не занимаюсь с тобой любовью? Почему не глажу твои обворожительные ноги, не целую тебя, медленно руками не исследую твое тело. Все его впадины и соблазнительные выпуклости. Нежно не ласкаю губами твои плечи, медленно опускаясь все ниже и ниже, к источнику любви. Твоя кожа пахнет счастьем, и я теплыми руками глажу твой живот, бедра. твои волосы пахнут ночью, и я закутываюсь в этой ночи, и до бесконечности заставляю тебя небрежно вздрагивать в сладостной истоме, я знаю все что тебе нравится. И ты как пластилин в моих руках, и я леплю из тебя нечто совершенное, свое, любимое. Ты забываешь все плохое, ты улетаешь куда то в небо, и иногда даже забываешь обо мне. Я хочу чтобы тебе было хорошо, и тебе действительно хорошо. Ты становишься горячей, пылкой, и в то же время беззащитной, но в этой беззащитности есть некое управление мною, здесь я твой слуга, здесь я делаю только то, чего хочешь ты. И я не сделаю тебе больно и только потому, что не занимаюсь с тобой любовью во сне.