...Миклухо-Маклай и Ульсон, словно странники во времени, были заброшены на десяток тысячелетий в прошлое, к людям первобытной культуры. Это был эксперимент не только над туземцами, но и над двумя европейцами. Один из них — швед Ульсон — был более или менее заурядным обывателем с вполне стандартными представлениями о «нормальной» жизни. Удалось ли ему достойно пройти выпавшие им на долю испытания? Был ли этот цивилизованный европеец хотя бы в чём-нибудь лучше, чем едва ли не все «дикари», среди которых ему довелось жить?
Впрочем, можно вспомнить Робинзона Крузо, тоже цивилизованного европейца — предприимчивого, деловитого, преуспевающего в борьбе за существование, достойного представителя эпохи раннего капитализма. Хотя тотчас приходит в голову мысль: а может быть капитализм, развиваясь, стал превращать незаурядных робинзонов крузо в зауряднейших ульсонов? Вариант весьма правдоподобный.
Впрочем, лучше перейти от образа литературного героя к его прототипу, реальному английскому моряку Александру Селькирку. За какую-то провинность или слишком независимый нрав капитан пиратского корабля высадил его на один из необитаемых тропических островов, где, надо учесть, водилось множество одичавших коз, а также оставались давно заброшенные овощные плантации. Когда у него кончились патроны, он наловчился ловить коз.
За четыре года одиночества Селькирк физически окреп, хотя почти разучился говорить, не имея общения с другими людьми. Впрочем, он и сам со временем стал избегать встреч с теми, кто временами высаживался на его остров (это были преимущественно пираты). Когда его забирали с острова, причём капитаном корабля был его знакомый знаменитый мореплаватель Дампир (тоже, кстати сказать, нередко промышлявший пиратством), Селькирк не выказал радости и благодарности. Словно ничего особенного не случилось, а он был готов и дальше продолжать своё одинокое существование.
Не правда ли, это похоже на поведение Миклухо-Маклая, который прибывшим его спасать заявил, что ещё не решил, надо ли ему покидать свой берег. А Селькирк в беседах с журналистами признавался (если только это не журналистские преувеличения), что на острове он впервые почувствовал себя по-настоящему свободным и счастливым.
Спору нет, одиночество на необитаемом острове — слишком тяжёлое испытание для большинства людей. Человек — существо общественное. Вопрос только в том, какое это общество и какой человек. Во все времена одинокий человек вне общества не мог существовать, оставаясь самим собой. Общение — обязательное условие его становления, воспитания, умственного развития.
Но чем прочнее становятся социальные связи, тем безнадёжнее сковывают они личность и в конце концов превращают в крохотный винтик мощного механизма цивилизованного общества. Оно обеспечивает комфортные условия существования (если не каждому, то многим), но и плату за это требует немалую: отказ от независимости.
Миклухо-Маклай не мог предполагать, что жизнь среди «диких» окажется более интересной, полноценной и достойной, чем существование среди «цивилизованных». Дело, конечно, не в отдельных людях. Спору нет, беседы с умным и добрым другом князем Мещёрским несравненно интересней, чем общение с Туем или Саулом. Однако среди папуасов он был предельно независим: над ним не было начальников, у него не было подчинённых. Анархия!
Нет, он не стал приспосабливаться к жизни туземцев. Он оставался самим собой, человеком русской и более широко — европейской культуры. Однако ни в России, ни в Западной Европе он не мог пользоваться такой свободой, как среди людей первобытной культуры. Оказалось, что для него более всего подходит жизнь на границе двух доселе обособленных миров: «дикости» и «цивилизации», словно сразу и в настоящем и в далёком прошлом человечества.
Долго это продолжаться не могло. Цивилизация неуклонно наступала. Даже тропическая лихорадка не могла оградить папуасов Новой Гвинеи от неё.
Глава 3РОМАНТИКА
На полярных морях и на южных.
По изгибам зелёных зыбей,
Меж базальтовых скал и жемчужных
Шелестят паруса кораблей.
Быстрокрылых ведут капитаны,
Открыватели новых земель.
Для кого не страшны ураганы,
Кто изведал мальстремы и мель.
Острова южных морей
, таинственные и благословенные острова южных морей! Издавна европейские мореплаватели стремились сюда. Здесь обитают антиподы — жители «обратной» стороны земного шара. Здесь всё было не так, как в привычных водах Северного полушария.
Другие созвездия сверкали в небе. Чудовищные морские змеи высовывали из воды глянцевые шеи. Гигантские кашалоты вдребезги разбивали деревянные корабли; щупальца колоссальных спрутов тянулись на палубы в поисках жертвы. Стаи серебристых рыб вспархивали над волнами, как птицы. Морские девы с рыбьими хвостами удивлённо взглядывали на моряков, выныривая из пучины.
Страшные штормы здесь с корнем вырывали могучие пальмы и сметали всё живое с поверхности атоллов. А то в зыбком тумане в полный штиль возникал странный корабль и шёл по неведомой трассе под чёрным пиратским флагом и с командой мертвецов...
Много необычного рассказывали о южных морях, где островитяне живут по законам дремучих джунглей и сами порой более похожи на обезьян, чем на людей. Как попали они на эти острова, затерянные в пустыне океана? Кто они и откуда? Можно в этих краях жить белому человеку?
В начале XX века певец романтики и приключений Джек Лондон писал: «Там до сих пор свирепствует тропическая лихорадка, и дизентерия, и всякие кожные болезни; воздух там насквозь пропитан ядом, который, просачиваясь в каждую царапину и ссадину, превращает их в гноящиеся язвы, так что редко кому удаётся выбраться оттуда живым, и даже самые крепкие и здоровые люди зачастую возвращаются на родину жалкими развалинами».
Тот из белых людей, кто способен был преодолеть все эти и многие другие беды, трудности и опасности, начинал чувствовать себя существом особенным, высшим, которому покоряются и жестокие штормы, и коварные джунгли, и свирепые дикари. Он становился победителем и покорителем, упоенным своей силой, зримым олицетворением которой было огнестрельное оружие.
Далеки тропические острова притягивали к себе не только охотников за наживой, но и романтиков, искателей приключений, желающих жить раскованно и рискованно, испытывать острые необычные ощущения. Среди подобных романтиков бывали не только неопытные юнцы, но и определённая категория путешественников — исследователей. Однако очень немногие, лишь самые отчаянные решались отправляться туда без надёжной охраны.
Был ли романтиком Миклухо-Маклай? Пожалуй. Но не таким, о которых сочиняли приключенческие повести и рассказы. Его никоим образом не привлекали приключения, и уж вовсе не прельщала его жажда наживы или власти над дикими туземцами. Он был романтиком познания.
Но на какие открытия мог рассчитывать человек, не имеющий возможности надолго покидать свой затерянный в джунглях домик — не только по состоянию здоровья, но и при отсутствии помощников, оборудования, подходящих средств передвижения? Казалось бы, предприятие Миклухо-Маклая изначально обречено на неудачу. Для большинства бывалых исследователей он представлялся авантюристом, легкомысленным искателем славы первооткрывателя.
Лишь немногие знали или догадывались, что он методично штудировал научную литературу, относящуюся к темам его предстоящих работ. А темы эти были самые разнообразные: изучение морских беспозвоночных, прежде всего губок; поиски новых видов животных и растений; сравнительная характеристика строения головного мозга позвоночных; метеорологические наблюдения; антропологические особенности местного населения, а также их быт и нравы, верования, знания, общественное устройство, социальная организация и экономика...
Общий его замысел был грандиозным: за семь или восемь лет от берегов тропических морей продвигаться на север, до берегов Охотского моря и северной части Тихого океана. При этом один человек предполагал проводить комплексные географические, биологические, экологические, антропологические и этнографические исследования, да ещё политэкономические!
На общем собрании Географического общества 7 октября 1870 года Николай Николаевич сделал обстоятельное сообщение, зачитав «Программу предполагаемых исследований во время путешествия на острова и прибрежья Тихого океана». Она была составлена по рекомендациям целого ряда отечественных и зарубежных учёных и содержала более сотни пунктов, некоторые из которых требуют долгих регулярных наблюдений.
Миклухо-Маклай понимал, конечно же, что такова задача-максимум:
«В заключение я должен оговорить, что вышеизложенная программа не рассматривается мною критически. Собирая эти научные рекомендации, я хотел только выслушать всё то, что могут от меня требовать специалисты по разным научным отраслям. Насколько и каким образом могут быть исполнены эти задачи — окажется на месте. Со своей стороны я сделаю всё, что будет в моих силах, чтобы моё предприятие не осталось без пользы для науки».
Казалось бы, ему было вполне достаточно по мере возможности выполнять те или иные рекомендации. Но он не ограничивался ими. Например, большое внимание уделял описаниям и зарисовкам узоров татуировки. Это никто из учёных ему не предлагал делать. На подобные исследования в те времена обращали мало внимания, хотя узоры на теле — очень важный элемент первобытного искусства, древнейших представлений о прекрасном.
И в этом случае Миклухо-Маклай не ограничивался сугубо научными наблюдениям и зарисовками. Он описал особый вид татуировки — прижиганием. Для этого на тело клали раскалённые уголья и раздували их, делая довольно сильные ожоги. Эту процедуру выдерживали не только мужчины, но также женщины (у них узоры ожогов наносились вдоль груди) и юноши.
Учёный решил сам испытать эту процедуру. С этой целью он протянул руку, чтобы и ему сделали прижигание.