Когда девушка находилась в теле Таки, она, наоборот, оказывалась в будущем, где ее уже не существует. В чужих временных отрезках подростки собирали подсказки, которые впоследствии позволили им изменить ход времени. В фильме о разрушении, о драматических последствиях потери памяти возвращение в прошлое, то есть внимание к стершейся истории, предстает как возможность действия. Это искренний жест, не устремленный в прошлое, не пораженческий, а, напротив, заряженный безумной надеждой найти в забытой истории ключи к будущему. Танец, исполняемый Мицухой и ее сестрой в начале фильма, – это ритуал, смысл которого утрачен, но который изначально был задуман как ценное напоминание о падении первого метеорита. В нем воплощен весь фильм – и сила жестов прошлого в противостоянии будущим катаклизмам, и роль искусства как хранителя памяти, сохраняющего воспоминания, исчезновение которых обернулось бы катастрофой.
Прошлое в «Твоем имени» – не просто резерв для счастливых моментов. Хотя фильм не перестает подтверждать его важность и, в частности, важность памяти о прошлом, он не перестает подчеркивать двусмысленность этой позиции. Как и забвение, одной из главных тем «Твоего имени» стало наследие. Мицуха и Ёцуха призваны стать хозяйками семейного святилища, их имена свидетельствуют об этом и не оставляют сомнений в их будущей роли. Все женщины в их семье носят имена, которые следуют одной и той же логике: каждое имя пишется с помощью двух кандзи: числа и листа “葉”. Хитоха, имя бабушки, пишется с 1 一葉, Футаба, имя матери, – с 2 二葉, а имена сестер – с 3 Мицуха и с 4 Ёцуха. Такая нумерация ставит сестер в один ряд, они – третья и четвертая женщины в своей семье, а значит, и в святилище, что накладывает на них обязательства, которые они иногда неохотно выполняют. Когда Мицуха, например, танцует в святилище и готовит кутикамидзаке, жуя и выплевывая рис на людях, она чувствует глубокое отвращение со стороны других учеников, а прагматичное предложение ее сестры – вытерпеть унижение и использовать его для заработка – наводит на мысль, что эта семейная обязанность стала чуть ли не формой проституции. Это довольно рискованное прочтение, но, даже если не заходить в такие дебри, станет ясно, что именно статус наследницы толкает Мицуху на то, чего она не хочет делать. Аналогично Тэсси, ее друг из Итомори, – еще один интересный пример сложной наследственности. Сын начальника строительного управления города, он становится единственным свидетелем негативного влияния отца Мицухи на его отца. Жизнь Тэсси как наследника компании расписана до мелочей, и он вынужден учиться ремеслу, о котором не имеет ни малейшего представления. «Наша жизнь тяжела, не так ли?» – говорит он в пустоту, сидя у окна и устремив взгляд на храм Мицухи, где она сама вот-вот сорвется из-за навалившейся на нее ответственности в роли жрицы, отвечающей за кутикамидзаке. Они оба скованы семейным прошлым, которое заставляет их идти по пути, который герои не выбирали. Вот мы и добрались до аспекта отображения прошлого, прямо противоположному тому, о котором мы говорили выше: такое прошлое скорее мешает, чем защищает. Но именно контраст двух взглядов на прошедшее и делает фильм интересным, а еще, как в «За облаками», кажется, режиссер предъявляет определенные требования этому времени. Речь идет не о том, чтобы отрешиться от него, а скорее о том, чтобы взять то, что нужно, и оставить то, что не нужно. Так, в «правильной хронологии» в конце фильма у нас есть возможность подглядеть, что случилось с героями дальше, и мы видим взрослого Тэсси в окружении Токио. Как и Мицуха, которая тоже переехала в столицу, он освободился от семейных обязательств и сумел вырваться из своего наследственного замкнутого круга, тесно связанного с городом, который он покинул.
В итоге повествование сводится к одной сцене: Таки просыпается в теле Мицухи после глотка кутикамидзаке. Решив изменить прошлое, он оказывается один на один с Хитохой, которая догадывается, что перед ней не ее внучка. Это побуждает ее признаться: «Когда я была маленькой, мне тоже снились странные сны. Сны о чужой жизни». Как и Мицуха, она тоже прожила не свою жизнь, и, похоже, Футаба, ее дочь и мать главной героини, пережила то же самое. Навязанное наследие объединяет женщин семьи Миямидзу. Хотя бабушка не может вспомнить, кто ей снился, она призывает внучку бережно хранить память об этом опыте, беречь воспоминания – прошлое, которое она сама потеряла. От поколения к поколению что-то циркулирует между ними и со временем приобретает смысл. События постепенно развиваются, и только через три поколения выясняется причина странных снов женщин Миямидзу: все они хотят спастись от кометы. На этом можно поставить точку в обсуждении прошлого в «Твоем имени». В застывшем виде оно не представляет никакого интереса. Как материал, повторяющийся снова и снова, никогда не меняющийся, оно – тюрьма, приговор жить невозможными жизнями и идти чужими путями. Это означающее без означаемого[48]. Пустой жест, не имеющий смысла и ничего не дающий. Бабушка может продолжать плести свои косы, но комета все равно упадет на деревню, положив жестокий и абсурдный конец истории, смысл которой старуха уже потеряла. С другой стороны, как податливый материал, как источник, который может меняться, прошлое приобретает несравненную силу и позволяет нам заново открыть исчезнувший смысл. Именно возвращение Таки в прошлое освещает сны жриц в святилище Миямидзу. Именно святилище позволяет нам перевернуть ситуацию и изменить будущее.
В завершение я хотел бы сказать еще одну вещь. В «Твоем имени» можно отметить поворотный момент, когда прошлое не влияет на настоящее, а, наоборот, сливается с ним. Это, конечно же, «встреча» Мицухи и Таки на вершине кратера. Эта кульминационная сцена показывает, какую роль в картине играет время. Она происходит в особый момент – в сумерках.
Ранее в фильме учительница Мицухи – кстати, не кто иная, как Юкари из «Сада изящных слов» – посвятила целый урок слову «сумерки» и его этимологии. Комментируя эволюцию его написания, она объяснила, что это неопределенный момент между днем и ночью. Время перемен и встречи с нечеловеческими существами. Это объяснение интересно по нескольким причинам. Во-первых, потому, что Синкай сам режиссирует «сумерки», и посмотреть на то, как его персонажи говорят об этом времени суток в его фильмах, очень любопытно. Во-вторых, потому, что, зацикливаясь на написании этого слова, Юкари, кажется, указывает на что-то очень важное, что более характерно для Синкая-любителя-литературы. Слова переживают метаморфозы. Их написание эволюционирует: добавляются новые кандзи, меняется их порядок. Это прекрасная метафора для героев Макото, чьи характеры тоже развиваются, не меняя «ядра» их сущности. Этим и замечательны сумерки: смешанные мгновения дня и ночи, сверхъестественного и реального, самого письма. В момент встречи Таки и Мицухи две временные эпохи пересекаются, образуя смысловую ноту со стороны режиссера, который, кажется, утверждает важность смешения над последовательностью. Так, с окончанием сумерек уходит чудо, и с наступлением ночи Мицуха и Таки вновь разделяются, но уже с новой силой, которая позволит им спасти Итомори от гибели. Это сила, рожденная встречей и изменчивостью на перекрестке эпох и верований, на вершине хребта между небом и землей, в укрытии мимолетного мгновения между днем и ночью. Чудесный образ – абсолютная необходимость избегать замкнутости, которая не допускает двусмысленности и замораживает нас в прошлом или настоящем, в дне или ночи, без всякой оглядки на исключаемый ею полюс.
Этот образ многое говорит об отношении Синкая ко времени, но немаловажно и то, что он использует его в самом противоречивом фильме. Взаимодополняемость, о которой мы говорили ранее в отношении Таки и Мицухи, может быть распространена благодаря тому, что мы только что объяснили временной пластичностью фильма, на весь его масштаб.
Начнем с географического. «Твое имя» разделено на два пространства: сельское и городское. Первое, олицетворяемое Итомори, Мицуха и ее подруга Саяка описывают как тесный мир без будущего, без горизонта и без жизненной силы. Синкай иллюстрирует все эти характеристики своим операторским искусством: показывает нам неподвижные кадры пустых пейзажей, за исключением случаев, когда камера лениво скользит над озером, следуя за полетом одинокой птицы. Необъятность такой замедленной съемки только усиливает эффект всех следующих вставок о пустынном городе: японская сельская местность может быть огромной, но там ничего не происходит, и, подобно птице над озером, Мицуха обречена влачить свое одиночество, не имея никого, кто мог бы его разделить (или почти никого, поскольку Саяка думает о городе точно так же). И наоборот, знакомство девушки с Токио снято совершенно иначе, и, хотя ее первый вид на город с балкона Таки тоже боковая съемка, она включена – в теле молодого человека – в движение камеры, которая проходит позади нее, пока она смотрит на город. Героиня стала частью пейзажа, где птицы не одиноки в небе и который, в отличие от Итомори, характеризуется постоянным движением: поездов, машин или рекламных экранов. Когда Мицуха покидает тишину переулка, чтобы смешаться с толпой, ее охватывает поток впечатлений, все вокруг поражает ее: наряды и звуки прохожих, их шаги и шум транспорта. Позже в фильме, когда подавленный Таки смотрит на Токио, город отображается уже не так очаровательно, с фиксированными воздушными кадрами, указывающими на некую отстраненность молодого человека, – пример того, насколько важна субъективность взгляда Синкая. Один герой придает шарм повседневной столичной жизни, другой не видит в ней ничего, кроме банальности.
Для Мицухи город – это место освобождения на фоне сельского пейзажа, в котором она чувствует себя запертой. Казалось бы, просто визуальное и пространственное отношение, но нет: сельская местность в «Твоем имени» – это прежде всего территория семьи. Мицуха и Тэсси окружены подавляющими их родителями, бабушками и дедушками, которые постоянно проецируют на них свои цели и желания. А в городе, наоборот, родители Таки никуда не годятся – его мать в фильме не появляется, а отца мы встречаем лишь в нескольких незначительных кадрах. Сакральное кажется основным образом жизни в Итомори, разделенным между деятельностью Мицухи в качестве жрицы, ее походами в «потусторонний мир» и фестивалем, а город, напротив, отображен как место консюмеризма: на каждом углу рекламные щиты, а жителей Токио пожирают затратные занятия, о чем свидетельствует этот диалог между двумя подростками: