ля в них также присутствует, и наоборот. В его земных фильмах есть очень воздушные моменты. Более того, значения, которые Синкай присваивает этим двум пространствам, пластичны и подвижны. Они меняются с течением времени.
Доказательством тому служит «Твое имя», начало которого нельзя назвать однозначным: небо спускается на землю. Это метеорит. Этимологически слово происходит от греческого термина, означающего «то, что висит в воздухе». Поэтому его воздействие – не что иное, как стык, всегда присутствующий у Синкая между этими двумя пространствами. С первых же секунд фильм развенчивает все идеи «Голоса»: звезды больше не «далекие», небо больше не «другое», не символ одиночества. Это делает возможной встречу Мицухи и Таки, связывает нити их жизней. «Твое имя» почти всегда находится на перекрестке между небом и землей. В самой символичной сцене фильма главные герои в сумерках оказываются двумя силуэтами, зависшими между небом и землей, а когда Таки возвращается в прошлое, он оказывается в пещере недалеко от кратера, стены которой покрыты рисунками комет. Разумеется, это не совпадение. Когда Мицуха впервые отправилась туда, это стало своего рода восхождением. Чтобы попасть в иной мир, девушке пришлось сначала подняться. Другими словами, если «Твое имя» и обыгрывает противоположность неба и земли, то для того, чтобы лучше их объединить, лучше передать их связь. В данном случае мы поднимаемся в подземелье, и, наоборот, небесное спускается на землю. Пещера – наверное, самый красивый символ этого, ведь она хранит следы небес под землей. В ее мраке два подростка открыли для себя «историю звезд». Это открытие коренится в обоих мирах и позволяет им переписать свою судьбу – причем переписать так, что об этом невозможно не говорить. Драматургию фильма «Твое имя» можно изложить очень просто: небо обрушивается на землю, делая ее непригодной для жизни. Первая встреча двух миров – катастрофа, конец истории. Но после того как Мицуха и Таки сделали над собой усилие, осознали связь между небом и землей, они обретают силу, которая позволяет им предотвратить катастрофу. Благодаря их стараниям встреча между небом и землей перестает быть разрушительной, и в этом изменении не стоит пренебрегать эстетикой фильма Синкая. Падение кометы показано в фильме как чудесный момент. Таки и Мицуха восхищенно смотрят на небо, не подозревая о том, что их ждет страшная судьба, пока они смотрят на звездный дождь. До их «второго шанса» красота этого времени неоднозначна. Но как только они приводят жителей Итомори в безопасное место, оно снова становится зрелищем, которое можно созерцать без риска, если исключить материальные потери, которым в фильме уделяется мало внимания. Это один из лучших приемов, который, благодаря выявлению общей истории между небом и землей – предыдущего воздействия, следы которого жители Итомори сохранили в виде наскальных рисунков и танцев, – восстанавливает красоту встречи не в момент разрушения, а в момент великолепия.
Становится ясно, как развивался кинематограф Синкая со времен «Иных миров» и «Голоса»: в «Твоем имени» небо и земля соприкасаются, а не являются пространствами, удаленными друг от друга. «Дитя погоды» придает этому еще больший размах: небо станет центром сюжета, одновременно угрозой, вызовом, союзником – вспомните, например, как дождь позволяет Ходаке сбежать от полиции или Кейсукэ стереть улики – и территорией, которую нужно исследовать. Как и «Твое имя», это фильм, в котором небо, на этот раз в виде ливня, спускается на землю и предвещает катастрофу, угрозу которой главные герои должны осознать. При этом новизна сюжета заключается в том, что этот погодный элемент не уходит с наступлением хэппи-энда. В конце фильма дождь все еще идет, он изменил мир, заставил часть земли уйти под воду. Под его воздействием земное становится текучим, и это превращение тем более интересно, что оно, кажется, свидетельствует о революции в творчестве Синкая: окончательном прекращении разделения двух миров. Если дихотомия все еще существует, если небо все еще остается принципиально иным пространством с плавающими рыбами и огромными равнинами над облаками, которому большая часть мира (то есть взрослые) остается чуждой, то для остальных его инаковость стирается. Еще до финала фильма эта идея становится очевидной благодаря способностям Хины. Умеющая заставить солнце светить, она уже была связана с небом, это предполагал первый кадр фильма: движение камеры от облаков к ее лицу, отражающемуся в окне над Токио. Как и главные герои «Твоего имени», она обретает свою силу, забравшись на вершину руин посреди города, и с начала фильма Синкай не оставляет сомнений, что именно в небе или, по крайней мере, в его присутствии, разыграются важнейшие моменты ее жизни. «Дитя» – это фильм, в котором герои поднимают голову к миру над головой, хотя мир, в котором они живут, – мезонин Кейсукэ или дом Хины в джунглях – земной, если не подземный. Однако то, что они видят в небе, далеко от смутных надежд «Иных миров» или обреченности на одиночество «Голоса». Это свидетельство невозможности игнорировать другой мир.
«Дитя» поражает благодаря тому, как идея фильма формируется под воздействием дождя – как в «Саду». Картина представляет собой видение «Токио под дождем», и это уже не дихотомия между небом и землей, а скорее противопоставление времени, когда они были разделены, и времени, когда они слились. Небо больше невозможно игнорировать: его присутствие на земле очевидно в каждом кадре фильма, в каждом изображении города, измененного дождем. Это больше не то место, которое мы хотим заполучить. Это настоящее, которое нужно принять, в этом заключается суть фильма: Хина и Ходака – те, кто принимает новый мир, когда падает с облаков. Чтобы добраться до девушки, Ходака должен был подняться: пробежать над городом, забраться на вершину заброшенного здания, перепрыгнуть через тории в кадре, снятом с низкого угла, который позволяет предположить, что герой бросается в пустоту. В конце своего пути он встречается с Хиной над земным, и именно там, наверху, они принимают новый свет, проходят тот же путь, что и комета в «Твоем имени». С небес на землю. Их падение – свидетельство эволюции кинематографа Синкая. В отличие от «Голоса», «Дитя» дает обратный билет. Небеса – это не тюрьма, где Хина заперта навсегда. Путешествие Ходаки, чтобы вернуться к ней, не ограничивается последствиями: это кульминация фильма. Кульминация, в которой они становятся посланниками нового мира. Дети, чье падение с неба, как и погода до него, возвещает о взаимосвязи небесного и земного, о том, как важно смотреть вверх, чтобы понять, что находится под нашими ногами. Это, пожалуй, самое интересное в эволюции дихотомии «небо/земля» у Синкая. Когда он признался мне, что в юности небо было для него «необыкновенным экраном»[74], он полушутя сказал, что смотрел свои первые фильмы, задрав голову вверх, потерявшись в параде облаков и меняющихся красках закатов. Теперь «Твое имя» и «Дитя погоды» превращают этот экран в особый объект, который больше не является просто холстом для сновидений, а делает детский сон, недоступные цвета и непрекращающееся движение ключом к пониманию своего прошлого и грядущего. Режиссер превращает необычный экран, небесный фильм в средство для поиска своего места на Земле.
Только в этих двух фильмах произошла такая трансформация, и небо стало инструментом, позволяющим героям развиваться на земле. До этого его роль была иной, и в «Саду», своего рода близнеце фильма «Дитя», Синкай использует его принципиально иначе. По сути, это точная фотография Токио под дождем, запечатлевшая город, преображенный этим метеорологическим явлением шестью годами ранее. Но, в отличие от Ходаки и Хины, Такао и Юкари не могут контролировать погоду. К лучшему это или нет, им приходится смириться с этим. Когда погода хорошая, им остается только ждать, а когда идет дождь, им остается только мечтать, чтобы все так и осталось. Вступление к фильму свидетельствует о разных отношениях с небом. В «Саду» оно ассоциируется с прошлым, когда небо было ближе, как говорит Такао: «Когда я был ребенком, небо было ближе, намного ближе». Поэтому в фильме присутствует и меланхолия, связанная с дождем, а значит, и с небом. Конечно, это и условие для встречи Такао и Юкари, двух раненых людей, которые смотрят на небо и его облака взглядом, полным боли. Небо в «Саду» окрашивает Токио, но его цвета тусклы, а мягкие оттенки, теплая зелень или вспышки света в фильме исходят от чего-то другого: растений в парке, укоренившихся в его почве. Неудивительно, что «Сад» использует метафору прогулки на протяжении всего фильма. На первый взгляд, она имеет смысл и сама по себе, как персонаж, проходящий процесс исцеления и вновь обретающий способность ходить. Однако необычный поворот заключается в том, что этот мотив глубоко связан с землей. До сих пор исцеление героев Синкая заключалось в стремлении к высоте и полету, но в «Саду изящных слов» все наоборот. Когда небо над головой становится серым, Такао и Юкари прибегают к самому простому действию – ставят одну ногу перед другой, чтобы восстановить равновесие, причем непосредственно на земле. Такао, начинающий дизайнер обуви, – персонаж, чьи мечты противоположны мечтам предыдущих героев режиссера. Все, что ему нужно, – это земля, по которой можно ходить. Хотя в фильме нет недостатка в устремленных в небо образах, начиная с прыжков над садом и заканчивая сценами с одинокими птицами, они почти всегда меланхоличны, и, в отличие от таких фильмов, как «За облаками» или «Дитя погоды», где кульминация сюжета разыгрывается между облаками, кульминация «Сада» наступает после спуска – бешеного бега Юкари по лестнице. Сцена перемежается крупными планами ее босых ног, напоминая нам о том, насколько хорошо эти два персонажа образуют пару, привязанную к земле, чье развитие, а не воздушный полет, представляет собой земной марш вперед.
Нельзя не признать, что, несмотря на земную сущность «Сада» или на то, как в его финале герои спускаются друг к другу, лестница, на которой они обнимаются, остается подвешенной над миром. В том же смысле, когда на экране идут титры, стая птиц, пересекающая токийское небо, служит метафорой эволюции Юкари и Такао. Но именно эта деталь в итоге придает «Саду», да и вообще дихотомии «небо/земля» Синкая, особую привлекательность. Несмотря на то что фильм меняет противопоставление, которое режиссер выстраивал до этого момента, приписывая меланхолию небу, а надежду – земле, перераспределение ролей не является стопроцентным. Переворот не стирает, а добавляет, он развивает движение, которое обозначилось в «Ловцах». Если в «Ловцах» небо по-прежнему было местом мечтаний, а самые красивые сцены показывали Сюна, ошеломленного его красотой, то сюжет фильма разыгрывался все-таки под землей. Добавляя все больше сцен спусков и падений, «Ловцы» показывают мертвую природу подземного мира, где желание увидеть звезды грозит смертным приговором. Однако Агарта, снятая традиционным способом, в тени многочисленных панорамных изображений выглядит открытым и необъятным пространством. Под землей есть небо, горизонт и перспектива. Есть и звезды, до которых Асуна, Морисаки и Син добираются после очень долгого спуска. В конце фильма небо, сокрушающее учителя, становится почти та