773.
Вообще политическое значение этнической истории стало осознаваться интеллектуалами на всем пространстве СССР, начиная с эпохи «перестройки». В этом отношении к приведенным выше цитатам можно прибавить еще одну — мнение директора Института истории Азербайджанской ССР И. Г. Алиева, высказанное им в 1988 г.: «Изучение этнической истории любого народа представляет огромный интерес, и не только познавательный, оно важно и с позиций реальной политики»774. В принципе, такое политизированное отношение к истории очень часто возникает на волне национального подъема775.
Эти цитаты могли бы служить эпиграфом к исследованию о том, что сейчас происходит на местах как в исторической науке, так и в сфере исторического образования. Общей тенденцией там является бурная деятельность местной интеллигенции по активной культивации этнического и регионального самосознания, т. е. осознания своей культурной и языковой особости, своего специфического исторического пути, своей особой стратегии выживания в местных природных и социальных условиях. Огромную роль в этом играет миф о прошлом.
Во многих случаях речь идет о кризисе идентичности, когда содержание прежнего этнонима или даже он сам перестают удовлетворять новые этнополитические реалии. Возникает необходимость нагрузить его новым смыслом или, в крайнем случае, даже заменить его, попытки чего наблюдались в 1920‑е гг., скажем, в Беларуси776 и сейчас наблюдаются у ряда народов, в частности, на Северном Кавказе и в Среднем Поволжье. Здесь-то и помогает обращение к давно забытой древней истории, предоставляющей широкое поле для маневров. Но это еще не все. В центре распространяющихся сейчас этноцентристских этногенетических концепций стоят вопросы об автохтонности предков и о сохранении ими древних исконных языков, что имеет прямое отношение к борьбе за старшинство, за повышение этнополитического статуса, за суверенитет и нередко подспудно содержит идею территориальных претензий.
Интересы центробежных и центростремительных сил и находят выражение в мифах о прошлом, которые нередко принимают крайние формы, отражая высокую степень развития ксенофобии как в центре, так и на местах. Поэтому среди этногенетических мифов следует различать интегрирующие и дезинтегрирующие, а также те, которые содержат зерна откровенной ксенофобии и способствуют нагнетанию межэтнической напряженности.
Интегрирующие мифы создаются и бытуют прежде всего в русской среде, и их задачей является спасение целостности Российского государства или даже восстановление его в границах бывшей Российской империи или СССР. Скажем, в последние два десятилетия на поверхность вновь всплыла «Русская идея», и в последние годы в стране нет, пожалуй, ни одного печатного органа, который бы так или иначе не касался ее При этом множатся и широко тиражируются проекты будущего устройства России, выдержанные в откровенно шовинистических тонах, в частности, открыто призывающие к упразднению национальных автономий. Эта идеология пытается опираться на «исторический» прецедент и для этой цели ее создатели изобретают миф о славных предках, которые якобы еще в глубокой первобытности владели евразийским степным поясом, что как бы должно оправдать и увековечить существование Российской империи под руководством этнических русских или, как вариант, превратить ее в славяно–тюркское единство. Варианты этого мифа широко используются современными русскими националистами (неоевразийцами, неоязычниками, оккультистами и др.)777.
Конец 1980‑х — 1990‑е гг. показали всплеск популярности псевдонаучных версий этногенеза на территории бывшего СССР. Очень часто, хотя и не всегда, они были связаны с попытками реанимации старых языческих культов, в большинстве своем были проникнуты более или менее откровенно высказываемой неприязнью к соседним народам или тем этническим группам, которые живут среди представителей «титульной» нации определенного государства.
Типичным является и то, что соответствующие фантастические этнопостроения попадали на пространства бывшего СССР преимущественно из эмигрантской среды представителей соответствующих народов. Примеры этого наблюдаем в Армении, Литве, Латвии и т. п., равно как и в Украине Общей является (среди представителей народов индоевропейской общности) также попытка доказать «настоящую арийскость» своего народа. Как и в нацистской идеологии, «арийская» идея в ее русском, украинском, литовском или армянском вариантах неотъемлема от грубого национализма, антисемитизма и, почти всегда, антихристианства.
Понятно, что мифологизацией этнической истории восточнославянских народов занимаются, прежде всего, их собственные представители — главным образом интеллектуальные маргиналы, которые не имеют профессиональных знаний относительно как теории этноса вообще, так и, в частности, собственно этнической истории Евразии. Меньше всего среди восточнославянских народов такой уклон присущий белорусскому обществу. Но и в Беларуси появляются авторы, которые стремятся возродить «культ Святогора» и резко отрицательно относятся к христианству и евреям, обвиняя православную церковь в стремлении искоренить языческое наследство778. Как и представители подобных течений в России, Украине, Армении, Латвии или Литве779, они настойчиво ищут доказательств теснейших связей белорусского языка с санскритом.
Значительно шире этническая квазимифология, представленная в русских псевдонаучных изданиях, в особенности тех, которые стремятся реанимировать язычество и стоят на почве антихристианства и антисемитизма, восстанавливают расистскую идеологию фашиского образца. Так, газета «Русское дело» провозглашает: «Забвение расового чувства — одно из сильнейших преступлений христианства против человечества»780, а Ф. Разоренов (Ладомир), председатель Московского ведического центра «Коловрат», разделяет мир на отдельные «расовые центры», которые будто бы поочередно возглавляют общечеловеческое развитие. Понятно, что он, как «искренний патриот», через полтора столетия после славянофилов и Н. Я. Данилевского (которым отнюдь нельзя предъявить обвинение в расизме) пророчит переход к эпохе, когда мировое лидерство перейдет к «славяноросам», благородным потомкам ариев, которые будто походят с Русского Севера781.
Следует отметить, что ничем не обоснованное положение относительно северорусского, где-то с Приполярья, происхождения индоевропейских народов (которые безосновательно отождествляются с «арийцами», хотя собственно арии, языковые предки современных иранских и североиндийских народов, составляют лишь одну из ветвей индоевропейцев наряду с балтами, славянами, германцами и т. п.) есть довольно распространенным в русской квазиэтнологической литературе последнего десятилетия. Понятно, что среди украинских авторов эту версию не разделяет никто. Но общим для русских и украинских дилетантов есть вера в аутентичность «Велесовой книги», давно признанной в научных кругах подделкой. На этом тексте также строят этногенетические версии, пренебрегая подлинными письменными источниками и археологическими данными.
Следует констатировать, что в квазинаучных кругах современной России мы сегодня не видим какой-то самобытной псевдомифологической концепции происхождения восточнославянских народов. Утверждения об их извечном пребывании в лесной зоне России (целиком абсурдное, поскольку там сплошь доминирует финно–угорская гидронимия и до прихода славян в раннем средневековье были распространены археологические культуры, ближайшим образом родственные с уральскими и западносибирскими), про «настоящую арийскость» славян или, как любят высказываться соответствующие авторы, «славяноросов», о расовой чистоте последних, наличие у них высших сакральных знаний, особого «духа», несравнимых по высоте с другими народами культурных достижений, моральных качеств и т. п. есть не более чем адаптация старых нацистских идеологических штампов к спросу определенных кругов российского общества при условии идейного вакуума постсоветской поры.
Поэтому не удивительно, что эти фантазии, объединенные с неоязычеством и антисемитизмом, пропагандируют наиболее радикальные шовинистические группировки наподобие «Русского национального единства» А. Баркашова. Он гордится своими «историческими познаниями» в области происхождения и ранней истории славянства, главным же источником этих познаний есть неоязыческие публикации и книга В. Емельянова «Десионизация»782.
Впрочем, как показывают недавние события, зерна сепаратизма зреют и в русской среде, что выражается в дезинтегрирующих версиях древней истории, которые вырабатываются в отдельных русских регионах. Там претензии на суверенитет искусно маскируются не столько этнической спецификой, сколько апелляцией к бесценному историческому и даже доисторическому вкладу данного региона в развитие человеческой цивилизации. Например, в Екатеринбурге вышла книга, авторы которой представляют Южный Урал центром мира на том основании, что там якобы сложилась индоиранская («арийская») общность, которая и разнесла цивилизацию по всему Старому Свету783. Характерно, что один из авторов этой книги — депутат городской Думы, один из авторов проекта Уральской республики (1993 г.).
В еще большей степени дезинтегрирующие версии истории характерны для нерусских регионов, где региональному прошлому придается особое значение, преисполненное глубокого смысла. Так, казанские татары делают особый акцент на истории Волжской Булгарин или блестящих страницах истории Золотой Орды, сибирские татары столь же любовно возрождают память о Сибирском ханстве, ногайцы связывают свое происхождение с героическим веком Ногайской Орды и т. д. Иногда такие версии приходят в противоречие друг с другом, и это порождает внутренние или межэтнические идеологические конфликты. Например, в Татарстане отмечаются серьезные разногласия в понимании местной истории между татаристами (сторонниками золотоордынского происхождения татар) и булгаристами (сторонниками их булгарского происхождения)