Шолом Алейхем в «Тевье–молочнике» говорит: «Я русский еврейской национальности». Немка Екатерина II также воспринимается русской. До революции русскими называли представителей любой национальности — великороссов (россиян), малороссов (украинцев), белорусов, евреев, немцев и т. д. — всех тех, кто крестился по русскому православному обряду. Но можно привести множество примеров, когда некрещеные люди идентифицируют себя как русские, а в Израиле, например, выходцев из СССР называют русскими, как и эмигрантов из СССР в других странах мира.
Русским считал себя и И. Сталин. Светлана Аллилуева в своих воспоминаниях пишет: «Я не знаю ни одного грузина, который настолько бы позабыл свои национальные черты и настолько сильно полюбил бы все русское»814. И грузина И. Сталина действительно большинство постсоветского населения воспринимают русским в отличие, например, от М. С. Горбачева, русского по национальности. Поэтому к И. Сталину, виновнику множества человеческих жертв, по некоторым опросам, положительно относятся сейчас 36% населения, а М. С. Горбачева, практически не причастного к кровопролитиям, положительно оценивают 2–3%.
В чем секрет феномена Сталина? Почему многие, даже отсидев в лагерях, считали, что он делает все правильно? Почему он, как и Иван Грозный и Петр I, безусловно считается русским, хотя его безмерная жестокость и сумасбродство явно шли вразрез с глубинными основами Православия?
Слово «русскость» зажило собственной жизнью и отражает принадлежность к цивилизационной культуре со своей особой духовной, ментальной и культурной коммуникацией и своей философией. Автор однажды столкнулся с таким характерным примером. В начале 1990‑х гг., когда кризис проявился особенно остро, одна девушка, преподавательница музыки, весьма далекая от политики, заявила, что мизерную зарплату и плохие условия жизни можно перетерпеть, но от ракет отказываться нельзя, потому что государство должно быть сильным. Терпение ради сильного государства — это, наверное, русскость.
Но откуда тогда дикие бунты и революции, которые подрывали государство? Почему значительно более жесткие условия во время Великой Отечественной войны терпеливо переносились, а 1991 год привел к революции? В то же время порядок и жестокость — явно не те качества, которыми отличается русский характер. Популярность и Петра I, и И. Сталина, и большевиков можно объяснить тем, что все они выступали за сильное государство, т. е. были убежденными государственниками. Как отметил У. Черчилль, И. Сталин «принял Россию с сохой, а оставил ее с атомной бомбой». Аналогичный рывок был осуществлен и Петром I. Но зачем такая сила, замешанная на крови и костях? И почему прощаются Петру I или И. Сталину пренебрежение человеческими жизнями и множество жертв, лежащих на их совести, а Николая II еще при жизни называли Кровавым? Не в том ли состоит критерий русскости, что ради защиты своего государства любые жертвы могут быть оправданы?
И тут мы снова сталкиваемся с противоречием: русские не любят государство как таковое, да и массовое движение (казачество) на окраины империи — это, по сути, бегство от государства, как и эмиграция, и неуплата налогов. Особенно любопытен этот феномен на примере Украины: с одной стороны — несомненное желание государственности, а, с другой — когда государство появилось (как по щучьему велению), начались обратные процессы, «бегство от государства» и неприятие государства как своего.
Секрет, по-видимому, заключается в том, что на уровне массового сознания происходит смещение понятий. Массовое сознание нуждается в государстве как защитнике своего цивилизационного пространства, в котором различные нации и народы могли бы чувствовать себя свободно — то есть свободно самореализовываться и самоидентифицироваться, и в рамках цивилизационной культуры развивать свою собственную культуру у традиции на основе либо местного самоуправления, либо автономии, либо в любой другой приемлемой форме.
В то же время оно не принимает государство как формально–бюрократическую структуру, и именно это привело к падению монархии, которую из–за чрезмерной забюрократизированности и регламентированности назвали «тюрьмой народов». Та же причина привела к падению СССР со всеми последствиями вплоть до конфликтов на этнической почве. По–видимому, массовое русское сознание вкладывает в понятие «сильное государство» отнюдь не тупую фельдфебельскую или бюрократическую силу. Под сильным государством подразумевается умное государство. К этому понятию мы вернемся позднее, сейчас же отметим, что, к сожалению, в русской истории примеры «умного» правления можно пересчитать по пальцам, а вот жестокого, самодурского и русотяпского — множество.
Не следует также путать государство как таковое и цивилизацию. Ради защиты культурно–цивилизационного пространства русский народ готов на самопожертвование и способен к исключительной мобилизации и самоорганизации. Но ради защиты государства как бюрократической машины, независимо от того, кто его возглавляет — царь, президент или император, он палец о палец не ударит, более того, при соответствующих обстоятельствах поддержит бунтовщиков. И это свойство русского народа особенно следует учитывать в таких цивилизационнообразуюших и многонациональных странах, как Россия и Украина.
С цивилизационной точки зрения и россияне (независимо от национальности и вероисповедания), и украинцы, и белорусы — это русские, так их и воспринимают на Западе, да и в других странах с древней цивилизацией — Китае или Японии, например. Русским является и многочисленное «русское зарубежье», хотя оно уже и не имеет российского гражданства.
А вот с позиции Российской Федерации как государства его представитель может выступать и как русский (т. е. в метаэтническом, цивилизационном смысле), и как россиянин, в зависимости от обстоятельств, а на уровне субъекта РФ «русский» понимается уже в узком, этническом смысле слова, в отличие от, например, татарина, исповедующего ислам, бурята–буддиста или якутского шамана.
В строгом смысле слова русского этноса (как и украинского) в средние века не существовало. Летописная версия преданий использует термины «русь» и «дружина» как взаимозаменяемые. Связь первоначального значения названия «русь» с понятием «войско, дружина» объясняет и летописную формулу «пояша по себе всю русь». «До определенного времени употребление слова “русь” в социальном, а не этическом значении не вызывало сомнений. Последние следы этой надплеменной природы военно–дружинной “руси” зафиксированы в начале XI века “Русской Правдой” Ярослава»815. Русское цивилизационное пространство формировалось не только из славянских племен, хотя они и послужили его основой, но и из племен финно–угорских (чудь, весь, мещера, мурома), балтских (голядь), тюркских (торки, берендеи, черные клобуки), североиранских (аланы), дружин из варягов, а впоследствии — и представителей поляков, сербов, евреев, хорватов, татар и множества других национальностей.
Поэтому «Русь» и «русские» изначально понимались в метаэтнокультурном смысле, или в современных терминах, протоцивилизационном. Понятия возникли в результате соединения византийской культуры, православного христианства, болгарского свода духовных и государственно–политических текстов, славянского языка и письменности, управленческого опыта варяжских дружин и беспримерной храбрости, доброжелательности и стоицизма славянских племен. В дальнейшем, в XIII–XVII вв., завершение самоидентификации русской православной цивилизации происходило в условиях острых цивилизационных конфликтов.
Первый хорошо задокументированный цивилизационный конфликт в рамках христианской цивилизации произошел в 1204 г., когда крестоносцы с благословения Папы захватили и варварски разграбили Константинополь — опору Византийской православной цивилизации. Католичество разрушило экономическую основу православной цивилизации и, как показывает дальнейшая история, нанесло тем самым значительный вред и себе, и Западному миру.
Второе обострение цивилизационного конфликта между православием и католичеством произошло в конце XVI в., что привело к Берестейской унии и появлению греко–католической церкви. Почему сейчас важно обратить внимание на события тех лет? Можно сказать, что Московское государство пребывало тогда в летаргическом состоянии. Оно отвергало образование, а любого рода ученость воспринималась как ересь, несовместимая со смирением и враждебная спасению. Царили ксенофобия, самоизоляция и подозрительность, что отразилось, к примеру, на судьбе Максима Грека. Распространенным обоснованием борьбы с «земным мудрствованием» являлась часто используемая и поныне ссылка на древних подвижников, которые, якобы, были неграмотны, что не мешало их благочестию, а отсюда и вывод — богословские науки уводят прочь от Бога.
Обскурантизм и изоляционистские тенденции привели к тому, что Московская патриархия оказалась совершенно не готовой к «вызову времени» — наступлению католичества, которое после появления протестантства провело реформы и резко повысило уровень образования своего клира. Православное духовенство же оказалось безоружным в идеологических спорах, что и послужило одной из причин перехода группы епископов Западной Руси под омофор папского престола при условии сохранения православного обряда, в надежде получить доступ к латинскому образованию и финансовую поддержку для создания духовных семинарий и академии на «руськой» почве. Заметим, что тогда православие называли на западе «руськой» верой, а территория современных Украины и Белоруси называлась Русью и входила в состав Польско–Литовского государства на правах достаточно широкой автономии.
В этих условиях местное духовенство, не пожелавшее принять униатство и тщетно ожидавшее помощи от Константинопольского и Московского патриархатов, которые не могли предложить ни адекватного уровня теологического образования, ни финансовой помощи, пошло на радикальные меры. Разделение «руського» народа на две ветви — православных и униатов подтолкнуло к реформам — укреплению церковной дисциплины, унификации правил и моральных норм, внедрению новой системы просвещения. Под предводительством Петра Могилы резко активизируется учебный процесс и повышается качество образования, а в 1632 г. создается Киево–Могилянская академия. Киевские преподаватели в целях расширения образования старались прослушать курсы обучения в западных университетах, а для получения разрешения на обучение в них обращались в униат