847 Министр иностранных дел, член ПСР А. Гюль подчеркивал: «...присоединение моей страны к ЕС есть национальным проектом, который поддерживает значительное большинство нашего населения и все динамические силы нашего общества. ... Турция это модель, которая объединяет свою идентичность с модернизацией, ислам с лаицистской демократией, социальное государство с силой права. Значение этой модели еще более очевидно в современных международных условиях»848. «Наше желание, — отмечает от далее, — состоит в том, чтобы продемонстрировать всему миру, что страна, заселенная мусульманами, может также быть демократической, прозрачной, модерной и может также сотрудничать с иным миром»849.
По мнению обозревателя влиятельной турецкой газеты «Хюррийет» Дж. Юльсевера, членство в Европейском Союзе есть самым большим проектом Турции в XXI в. Он отмечает также, что большинство европейцев даже не подозревают, что «турки, которые живут в Турции, являются более современными и большими европейцами, чем турки, которые живут в Европе». Касается автор и кипрского вопроса, являющегося на протяжении уже тридцати лет помехой не только добрососедства с Грецией, но и одной из проблем, требующей решения перед вступлением в ЕС850. Тем не менее переговоры относительно вступления Кипра в Евросоюз как единого государства потерпели неудачу. На саммите в Афинах в апреле 2003 г. греческий Кипр подписал Договор о присоединении к ЕС в мае 2004 г., что и было осуществлено. Однако, по словам министра иностранных дел Турции А. Гюля, принятие в европейское объединение лишь греческой части острова не означает решения вопроса в целом.
Главным козырем страны в «брачном процессе с Евросоюзом» является, по мнению турецкой политической элиты, уникальность ее геостратегического положения. Ведь страна представляет важность для Западной Европы не только в рамках ЕС, но и как евразийская страна, которая имеет тесные исторические, культурные и экономические связи на Балканах и Кавказе, в постсоветской Центральной Азии и Афганистане и способна политически влиять на процессы, которые там происходят.
В отличие от Евросоюза Соединенные Штаты смело включали и включают Турцию в свои геополитические раскладки. Находясь в НАТО и являясь союзником США, Турция была «обречена» играть особую роль на Ближнем и Среднем Востоке в обеспечении американских интересов. Это касается как поддержки американцев в их военных операциях в Персидском заливе, так и содействия их усилиям в Ираке, Афганистане. Для США и Израиля чрезвычайно важно существование на Ближнем Востоке мусульманской страны, которая активно поддерживает их политику. В обмен на такой союз США и международные организации довольно лояльно относятся к нарушениям прав человека, которые имеют место в Турции, и недостаточным усилиям правительства по развитию демократии в стране.
С учетом стратегически важного положения Турции и, как следствие, ее многолетнего членства в НАТО, при повышении ее роли в системе международной борьбы с терроризмом в рамках стратегии безопасности США, установление более тесных отношений между США и Турцией закономерно и естественно. По мнению бывшего министра иностранных дел Турции И. Джема, США в достаточной степени оценили поддержку, которую предоставила Турция Америке в Афганистане. В настоящее время, в условиях изменения расстановки сил в регионе в результате войны в Ираке и обострения отношений США с Ираном и Сирией, значение Турции для военной политики Соединенных Штатов в Западной и Центральной Азии неуклонно будет возрастать.
К этому необходимо добавить, что Турция находится в непосредственной близости к нефтяным районам Ближнего Востока и Каспийского морского бассейна. Политика Запада относительно мировой торговли нефтью базируется, в первую очередь, на принципах безопасности. Стабильность рынка, а соответственно и путей транспортировки нефти — первоочередная задача, для обеспечения которой Запад готов применять любые политические рычаги и контролировать ситуацию в регионах, от которых зависит судьба мировых рынков нефти. Поэтому именно турецкий проект трубопровода для перекачки каспийской нефти из Казахстана и Азербайджана к средиземноморскому побережью был с самого начала решительно поддержан США.
Азиатский вектор турецкой внешней политики является альтернативой вектору интеграции в Евросоюз. Некоторые аналитики оценивали новый этап среднеазиатской политики турецкого государства как возрождение имперских амбиций. «В Турции снова просыпаются имперские амбиции, — писали они, — и превращение ее в империю (с включением Азербайджана, части Центральной Азии и, возможно, каких-либо балканских территорий) весьма и весьма вероятно»851. Основание для таких опасений давало заметное расширение с начала 1990‑х гг. связей тюркоязычных государств Центральной Азии с Турцией, пообещавшей инвестировать в регион около 2 млрд долл. При этом торговый оборот Турции с этими странами возрос за период 1992–1999 гг. с 145 млн до 5,6 млрд долл., при этом в Средней Азии работает более 2500 турецких компаний. Кроме сугубо экономической и финансовой, значительной была и гуманитарная помощь, на которую турецкая политическая элита возлагала большие надежды, ведь это был путь к новому поколению молодых независимых стран, путь ознакомления их с турецкими ценностями, привлечение к турецкой культуре. Из центральноазиатских государств в турецкие высшие учебные заведения были направлены тысячи студентов и аспирантов.
Тем не менее уже к середине 1990‑х гг. в Средней Азии и Казахстане интерес к Турции и ее модели развития начал спадать. Во‑первых, экономические возможности Турции оказались намного ниже, чем ожидалось и на что рассчитывали страны региона. Во‑вторых, ее культурно–цивилизационный (имеется в виду, прежде всего, культурно–образовательный) уровень в целом оказался более низким, чем в бывших республиках Советского Союза. В‑третьих, одной из весомых причин оказалось несоответствие менталитета турок и народов центральноазиатского региона. Конечно, турецкие компании и сегодня активно участвуют во многих центральноазиатских проектах, создают совместные предприятия, развивают торговлю с государствами региона, которые выступают важной транзитной территорией для транспортного коридора, по которому планируется экспорт сырья из Прикаспия в Евpoпy. Но уже сейчас очевидно, что регион не полностью оказался в сфере влияния Турции.
Одним из каналов развития более тесного сотрудничества Турции с новыми центральноазиатскими государствами должна была стать Организация экономического сотрудничества (ОЭС), созданная еще в 1964 г. и возрожденная в 1992 г., когда к ней присоединились Азербайджан, Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан, Туркменистан и Узбекистан. Деятельность ОЭС получила новый импульс в связи с изменениями политической ситуации в Западной и Центральной Азии и повышением роли этого региона в мировой политике. Страны Средней Азии и Закавказья старались как можно быстрее укрепить свою международную легитимность и выйти из–под контроля и влияния России, что способствовало их стремлению к более тесному сотрудничеству с членами названного регионального объединения — Турцией, а также Ираном и Пакистаном.
Таким образом, на сегодня ОЭС объединяет десять государств (кроме перечисленных, Афганистан) с населением более 300 млн человек и площадью 7,2 млн кв. км. По территории и количеству населения она представляет собой второе региональное объединение в мире. Среди приоритетных направлений ее деятельности можно назвать следующие: развитие торговли путем обеспечения свободного доступа на рынки друг друга; сотрудничество в области промышленности путем создания совместных предприятий для удовлетворения потребностей регионального рынка; осуществление общей банковской деятельности; создание единой транспортной инфраструктуры.
Важная роль принадлежит геополитическому фактору, в основе которого лежит не только географическая близость стран, но и наличие общих культурно–духовных ценностей, среди которых важнейшей и центральной выступает ислам. Вот почему именно эту региональную организацию некоторые из ее руководителей рассматривают как основу для исламского общего рынка, своеобразный путь к «исламской интеграции». Однако ведущие государства объединения имеют подчас разные политические и экономические цели. Так, Иран не скрывал своей заинтересованности в том, чтобы превратить ОЭС в организацию по защите региональной безопасности, претендуя на роль лидера в объединении, которое руководство страны рассматривало как один из полюсов новой геополитической системы. А это несовместимо со стремлением США с опорой на Турцию установить свою непререкаемую гегемонию во всей Передней и Центральной Азии. В такой ситуации Турция, с одной стороны, выступает в роли «моста» между Западом и Востоком, прокладывая Европе путь в Центральную Азию, а с другой — сама стремится играть роль региональной супердержавы и возглавить, при случае, новый «Общий рынок» в западной половине Азии.
Тенденция к созданию блока исламских государств не могла не вызвать реакции в западных кругах. Американцев, в первую очередь, взволновал тот факт, что, объединившись, мусульманские страны региона смогут в перспективе монополизировать вывоз нефти и тем самым создать угрозу экономическим и политическим позициям США на Ближнем и Среднем Востоке.
С расширением ОЭС усилились различия во взглядах членов этого регионального объединения на его роль и место в системе межгосударственных отношений. Иран и Пакистан выступили за преобразование ОЭС из экономического регионального союза в политическую организацию, стараясь склонить других его членов к активному участию в решении политических вопросов. Но новые члены ОЭС выступили против ее политизации, за сохранение сугубо экономического характера, поскольку их целью является использование географических, финансовых, технических, промышленных возможностей соседних государств для получения свободного выхода на мировые рынки и подъем экономики собственных стран.