Чрезмерно политизированная и экономически рассредоточенная структура с довольно неопределенной программой хозяйственного взаимодействия способствовала существенному снижению активности центральноазиатских государств в ОЭС. Сегодня ими делается ставка на проекты, к реализации которых можно привлечь международные структуры и финансовые институты. В определенной мере сместились и политические акценты: в настоящее время ОЭС не рассматривается как блок исламских государств, который противостоит Западу. В условиях глобализации и либерализации торговли организация старается найти свое место в мировой экономической системе, чтобы иметь возможность противостоять новым вызовам «путем укрепления национальных и региональных экономик, повышения уровня духовности, развития производства культурной продукции, зашиты суверенитета и независимости государств»852.
Среди приоритетных направлений сотрудничества членами ОЭС на сегодняшний день определены транспорт, коммуникации, торговля и энергетика. Подобный выбор приоритетов аргументировался тем, что создание транспортной инфраструктуры для большинства членов организации, которые не имеют прямого выхода к морю, является первоочередной задачей как для развития экономики в самом регионе, так и для его интеграции в мировой рынок.
В рамках ОЭС разрабатываются планы объединения энергосистем стран региона и создания единой региональной электросети для передачи электроэнергии в районы, где ее не хватает. Осуществление проектов транспортировки электроэнергии уже начато между Ираном и Турцией. В 1993 г. было утверждено решение о создании Общего банка торговли и развития со штаб–квартирой в Турции.
Десятилетнее развитие уже расширенного объединения ОЭС свидетельствует, что первоочередной проблемой этого формирования продолжает оставаться низкая степень хозяйственной интеграции. На пути расширения и укрепления интеграции есть ряд препятствий как экономического, так политического и социального характера. В экономической области развитие процесса тормозят такие факторы, как большая разница в уровнях экономического развития, отсутствие долгосрочной экономической стратегии в некоторых странах, разный тип экономических структур и слабость рыночных механизмов в экономике большинства держав организации, недостаток финансов для осуществления проектов, неразвитость законодательной базы, регламентирующей деятельность частного, национального и иностранного предпринимательства.
Среди политических и социальных факторов, отрицательно влияющих на укрепление региональной интеграции, можно указать, в первую очередь, следующие: отсутствие политической стабильности в регионе; доминирование национальных интересов над общерегиональными; участие членов ОЭС в других региональных и субрегиональных объединениях; отсутствие необходимого доверия и критериев определения общих интересов. Расширение военного присутствия стран НАТО, прежде всего США, на территориях государств ОЭС в связи с операцией в Афганистане и войне в Ираке, старания России не допустить ее полного вытеснения из Центральной Азии также можно рассматривать как факторы, осложняющие региональную интеграцию и усиливающие степень общей конфронтации в регионе. Необходимость стабилизации обстановки в Афганистане признана всеми государствами ОЭС, однако относительно путей ее достижения у стран региона не существует единой позиции, а Турция, как член НАТО, идет в форватере политики США. Тем более различную неоднозначную оценку членов организации, прежде всего официальной Анкары и Тегерана, получили события в Ираке после американского вторжения.
При этом, принимая участие в деятельности ОЭС, Турция стремится к созданию в ее рамках особого «тюркского общего рынка», что автоматически исключает некоторые ведущие страны ОЭС (Иран и Пакистан, не говоря уже о таких ее «слабых звеньях», как Афганистан и Таджикистан) из переднеазиатского интеграционного процесса, но призвано усилить влияние самой Турции на постсоветские государства Каспийско–Центральноазиатского региона. Таким образом, дальнейшая деятельность Организации экономического сотрудничества во многом зависит от возможности преодоления названных препятствий, а также от индивидуального желания каждой из сторон активизировать ее работу.
Восточный вектор внешних связей Турции нельзя, бесспорно, рассматривать лишь как поиск альтернативы интеграции в Евросоюз. Его следует расценивать в качестве средства экономического выживания в период, когда отношения с ЕС во многом остаются еще не до конца урегулированными, а также как ценное конкурентное преимущество в предполагаемом будущем членстве в Евросоюзе, который будет, очевидно, заинтересован в использовании и расширении наработанных Турцией политических и экономических контактов в восточном направлении.
Сегодня Турция видит себя в роли если не лидера, то гаранта стабильности в регионах Кавказа и Ближнего Востока, Передней и Центральной Азии, и, преследуя такую цель, стремится к укреплению своих взаимоотношений практически со всеми, в особенности тюркскими странами региона, избравшими светский путь развития. В связи с этим в своей внешней политике она активно использует идею пантюркизма. Так, в середине 1990‑х гг. тогдашний турецкий президент С. Демирель, заявив, что его государство не стремится ни к пантюркизму, ни к панисламизму, тут же напомнил о «большом тюркском сообществе, которое протянулось от Адриатики до Китайского моря, ... и которое ни в один период своей истории не существовало как единое государство»853. В унисон вышесказанному лидер Партии националистического движения Д. Бахчели подчеркивал: «Если тюркские государства и сообщества возьмутся за руки, они смогут занять подобающее место в новых глобальных структурах, характерных для XXI века», а председатель Партии верного пути Т. Чиллер высказала уверенность, что «у турецкой версии происходящей глобализации нет никаких препятствий. XXI век станет веком тюркского глобализма. Мы должны образовать Совет тюркского мира»854.
Очевидно, что после распада СССР инициирование такого «братства по крови» нужно, в первую очередь, самой политической элите Турции — в соответствии с националистическими амбициями нового регионального государства, но. и не только Турции. Другим участникам подобного сообщества оно также необходимо, чтобы в случае необходимости обратиться за поддержкой к «новому старшему брату» (члену НАТО), сохраняя должную дистанцию между собой и «бывшим старшим братом». За этими идеями–мифами и устремлениями постсоветских тюркоязычных государств просматривается всем понятный прагматизм, стремление всеми средствами укрепить независимость. Другое дело, что любое «братство по крови» противоречит идее евразийства и само по себе не может быть гарантией единства.
Идея «тюркского глобализма» положительно воспринимается многими турецкими политиками. Так, в книге бывшего посла Турции в НАТО О. Оймена приводятся расчеты, которые дают основания автору утверждать, что Турция имеет право в третьем тысячелетии претендовать на роль одного из мировых лидеров, благодаря фактору прироста населения. Последнее с предполагаемым вступлением страны в ЕС уравняет ее и Германию по числу депутатов в Европарламенте, а затем сделает ее наиболее многочисленным государством Евросоюза. Превратившись в мощную во всех отношениях державу «под зонтиком ЕС», Турция одновременно, но уже «под зонтиком ислама» станет лидером Мусульманского мира. В конце 1990‑х гг. тогдашний министр иностранных дел И. Джем так высказывался по этому поводу: «...Опираясь на историческое и культурное наследие и используя преимущества статуса одновременно и европейского и азиатского государства, Турция способна претендовать на то, чтобы стать центральной силой Евразии... Бывшая роль регионального государства превращается в роль уже государства глобального»855.
Конечно, подобная концепция внешнеполитического курса Турции противоречит интересам не только России, но и Ирана, который также стремится к расширению влияния в государствах Средней Азии. Но у Турции есть то преимущество, что в силу своего географического положения и своеобразной культурной двойственности, а также благодаря внешней политике, она имеет кредит доверия как западных государств, так и исламских стран. Именно поэтому она может выступать в роли посредника между Западом и Миром ислама.
Очевидно, что по возможности длительное сохранение автономного статуса Турции в регионе в виде своеобразного моста между Европой и Азией будет поддерживаться и Соединенными Штатами. При этом подъем национальной экономики не без помощи и поддержки США, МВФ и Всемирного банка, влияние которых на Турцию за последние годы значительно возросло, будет содействовать преобразованию ее в доминирующую силу регионального масштаба, призванную стать своеобразным «заслоном» распространению влияния ЕС в азиатском направлении. В свою очередь, подобный статус Турции позволяет США использовать ее в качестве экономического и политического «окна» как на Средний Восток, так и на постсоветское пространство Средней Азии.
Выполняя важную роль моста между Европой и Азией, между Западной цивилизацией и Исламским миром, Турция стала инициатором проведения «встречи двух цивилизаций». После начала антитеррористической кампании в Афганистане, в условиях развертывания американской борьбы против стран т. н. оси зла, среди которых на первом месте упоминались мусульманские Иран и Сирия, именно Турецкая Республика решила провести встречу представителей Евросоюза и Организации исламской конференции, чтобы обсудить актуальные проблемы противостояния, никогда ранее не обсуждавшиеся на столь высоком уровне. Показательно, что встреча в Стамбуле 12–13 февраля 2002 г. проходила под названием «Цивилизация и согласие: политическое измерение»856