В период восстановления китайской власти над Уйгурией и накануне российского завоевания Западного Туркестана мусульманские государства Центральной Азии — города–оазисы бассейна р. Тарим, Хивинское и Кокандское ханства, Бухарский эмират с зависимым от него Гиссарским бекством находились в состоянии полного застоя, как и соседние с ними кочевнические объединения казахов, киргизов, туркмен и каракалпаков. Отсутствие политического и экономического единства, как и местно–династически–родовой партикуляризм препятствовали этнической и государственной консолидации народов.
Упадок Центральной Азии в конце Средневековья был связан не только с монгольскими завоеваниями и опустошительными походами Тимура, но и в еще большей степени с перемещением основных торговых связей планетарного значения на просторы Мирового океана. С начала XVI в. упадок трансъевразийских торговых трасс и стагнация расположенных вдоль них городов становятся еще более заметными. В XIX в. внутренние районы Азии в хозяйственном плане были в совершеннейшем разорении. Так, в своем «Путешествии в Арзруму» А. С. Пушкин писал: «... не знаю выражения, которое было бы более бессмысленным чем слова: азиатская роскошь ... Теперь можно сказать: азиатская бедность». В. Бартольд, комментируя эти слова поэта, писал: «В Средней Азии, где, даже, двор бухарского эмира и хивинского хана мало отвечал воображению о блеске придворной жизни, бросалась в глаза только азиатская бедность — бедность отсталой страны, которая утратила свое бывшее место в мировой торговле»866.
Ко времени начала российской экспансии в 1‑й пол. XIX в. Центральноазиатский регион уже окончательно распался на отдельные анклавные сферы сугубо регионального значения. Тем не менее, еще в XVIII и в начале XIX вв. существовали проекты восстановления торгового пути между Западом и Востоком по территории России и Центральной Азии. У молодого Александра I были грандиозные планы относительно перехода мировых торговых путей от океанов на Евразийский материк. Он хотел проложить маршрут от Аляски через Японию, Китай и Кабул. Однако этим намерениям не суждено было сбыться еще и ввиду их экономической нерентабельности. Ведь, например, доставка чая из Китая в Великобританию морем обходилась в пятнадцать — двадцать раз дешевле, чем караванным путем в Москву.
Китайское военно–политическое присутствие в восточной части Центральной Азии или, по крайней мере, стремление держать под контролем соответствующие территории прослеживается с момента создания Ханьской империи (конец III в. до н. э.) и до настоящего времени. В зависимости от хода исторических событий Восточный Туркестан то освобождался, то снова попадал в зависимость от Китая.
Можно назвать несколько причин, которые предопределяли активность Китая в западном направлении: Во‑первых, постоянная угроза кочевников с запада и севера, Во‑вторых, торгово–экономические интересы, В‑третьих, существенными были также политически–мифологические моменты, требующие некоторых пояснений. Китай исходил из постулата, что все народы должны признавать верховенство «Сына неба» — китайского императора, чего не принимали кочевники, а потому их требовалось принуждать к покорности. С другой стороны, согласно древнекитайским верованиям, именно на западе находилась волшебная, сказочная страна счастья (сюда, по легенде, на склоне жизни отправился мудрец Лао–цзы).
Китайские империи Хань в древности и Тан в раннем Средневековье распространяли свою власть на запад до Памира и Ферганы вдоль трасс Великого шелкового пути. Новое мощное наступление Китая в восточной части Центральной Азии началось с утверждения в Пекине маньчжурской династии Цин (1644–1911 гг.). Светскую верховную власть маньчжуро–китайских императоров с середины XVII в. признают далай–ламы Тибета, а с конца XVIII ст. надзор цинского правительства за этой страной усиливается. В зависимости от Китая в ту пору оказались также уйгуры и монголы.
Первое масштабное антикитайское уйгурско–мусульманское восстание вспыхнуло в Уч–Турфане (Западная Уйгурия, вблизи современной киргизско–китайской границы) в 1826 г., но было быстро подавлено, а все население города–оазиса вырезано. Это вызвало общее негодование и усилило антикитайские настроения, в особенности энергичными выразителями которых стали мусульманские ахуды. Восстание вспыхнуло с новой силой, но к 1828 г. было подавлено. Антикитайские выступления во всем бассейне Тарима не прекращались на протяжении 1830–1857 гг., но неизменно жестоко подавлялись. К 1858 г. вся Западная Уйгурия была опустошена. Однако уже в 1862 г. против китайцев восстали мусульмане–дунгане (как считают, китаизированные в языковом отношении потомки хунну) провинций Шеньси и Ганьсу, к которым в 1863 г. присоединились и ближайшие к ним уйгуры Кучи, а затем и Курли, Карашара, Турфана и прочих местностей. Параллельно начались выступления в Кашгаре, Яркенде и Хотане. В 1864 г. китайская власть была упразднена во всем Восточном Туркестане, но в 1877 г. цинские войска, жестоко подавив сопротивление местных жителей, очередной раз овладели им.
С завоеванием Россией Кокандского ханства в 1876 г. между нею и Китаем возникла проблема демаркации границы и распределения подданства кочевых кыргызских родов. Памирские киргизы признали над собою власть России, а киргизы Кашгарии — Китая, что и было закреплено соответствующими российско–китайскими пограничными договоренностями в начале 90‑х гг. XIX в. Но по Петербургскому договору 1881 г. между Россией и Китаем юрисдикция последнего распространялась на населенный казахами верхний бассейн р. Или, а Россия получала определенные торговые привилегии в торговле со Срединной империей.
Продвижение на восток, в глубины Азии, было одним из главных направлений московско–российской политики на протяжении столетий, с времен завоевания Ермаком Западной Сибири. Покорение огромных евразийских пространств было бы невозможным без создания мобильных казацких отрядов. Ими были освоены пространства Сибири в XVII в. до северных рубежей Китая и Охотского моря, а после присоединения казахских степей в течение XVIII — 1‑й пол. XIX вв. русские вплотную подошли к границам центральноазиатских государств и империи Цин. В Центральной Азии они встретили слабо консолидированные и технически отсталые народы, нестойкие государственные и квазигосударственные образования, которые вели между собою беспрерывную борьбу. Это облегчало проведение экспансии в юго–восточном направлении, но главные жизненные центры региона с народами, которые имели древнюю культуру и продолжительную государственную традицию, Россия подчинила лишь во 2‑й пол. XIX в.
В 1824 г. Средний и Младший жузы в виде политических образований были упразднены, а соответствующие казахские родоплеменные объединения перешли под непосредственную юрисдикцию России, сохраняя при этом внутреннюю автономию и власть местной знати. Установление русского господства привело к образованию здесь российских административных центров. Россияне (чиновники, военные, торговцы и т. п.) начали селиться в укрепленных пунктах среди казахских степей. Дети казахской знати начали приобщаться к русской культуре и переходить на службу империи. В 1845 г. в русское подданство окончательно переходит и Старший жуз, а в 1854 г. в предгорьях Заилийского Алатау возводится форт Верный (Алматы).
Большинство казахов и киргизов занимались кочевым и отгонным скотоводством, но на юге, в предгорьях, практиковали также поливное земледелие, выращивая бахчевые культуры, виноград, фрукты. Среди казахов и киргизов были развиты разные промыслы, кустарные ремесла. Их земли считались государственными и использовались в соответствии с обычным правом. Тогдашние этнографы отмечают выдержку этих народов, их замечательное зрение и слух, гостеприимство, уважение к старшим, любовь к поэзии, индифферентность к религии. Шариат почти не отразился на правовых отношениях, и женщины пользовались значительной свободой. Муллы, в обязанность которых входило и образование детей, были преимущественно из волжских татар. Среди самих казахов и киргизов была отдельная социальная группа ходжей, которые находились вне родовой организации. Они, имея арабские корни, считались потомками Магомета, а потому пользовались значительным авторитетом и уважением.
Царское правительство содействовало переселению в пригодные для земледелия районы Казахстана крестьян–колонистов русского и украинского происхождения. У казахов они покупали продукты скотоводства, поставляя им зерно. Развивалась торговля с другими регионами Российской империи, в особенности после сооружения Транссиба (1891–1904 гг.). В крае начали появляться и немецкие колонисты, которые обзаводились образцовым хозяйством, занимались ремеслами, работали инженерами, управляющими и т. п.
В середине XIX в. Россия прочно закрепилась в Семиречье, на нижней Сырдарье и на полуострове Мангышлак. На юге ей противостояли три мусульманских государства: Кокандское ханство с ядром в Ферганской долине, Бухарский эмират с основными жизненными центрами в бассейне р. Зерафшан и Хивинское ханство в нижнем течении Амударьи, поход против которого (1839–1840 гг.), закончился неудачей для русских.
Тем не менее, и центральноазиатские государства, сохраняя средневековое общественное устройство, не имели промышленности и современного огнестрельного оружия. Кроме того, между ними, особенно Кокандом и Бухарой, существовали давние распри. Неспокойно было и на границе с Афганистаном, где из–под власти Бухары стремились освободиться беки Гиссара. Еще более напряженной была ситуация в Кокандском ханстве, правящие круги которого стремились не только сохранить независимость от Бухары и удержать за собой Ташкент и Чимкент, но и распространить свою власть на киргизов и казахов, которые в борьбе против этих посягательств ориентировались на помощь со стороны России и часто принимали русское подданство. В свою очередь из–под власти Хивы стремились выйти каракалпаки и соседствующие с ними туркмены.