Низший, таксономический, уровень представлен местными земляческими общностями, которые часто имели разветвленную родоплеменную структуру. В них сильно развито чувство земляческой идентичности. Именно принадлежность к ней (наряду с мусульманской идентичностью) играла первоочередную роль в реальной, повседневной жизни обычного человека, тогда как принадлежность к определенному народу и даже государственное подданство имели до советского периода второстепенное значение.
На такую этнокультурную основу наклалась власть Российской империи с ее территориально–административным устройством. Границы генерал–губернаторств и областей не учитывали этническую структуру населения, что тормозило процессы национальной консолидации. Шок от столкновения разных цивилизаций — отчасти европеизированной Православной и Исламской — актуализировал не столько этническую, сколько религиозно–культурную идентичность. Относительно русских и представителей других народов, приехавших из европейских губерний России, местное население ощущало свое единство (как и русскоязычные относительно местного населения). Более того, у первого актуализировалось Ощущение родственности с другими мусульманскими народами Российской империи.
Но, как отмечалось выше, большевики избрали этнонациональный подход при своем проектировании дальнейшего развития региона и решили судьбу его народов путем распределения их территорий по национальному принципу. В регионах сложилась система национальных образовательных, научных и культурных учреждений, национальные пресса, радиовещание и телевидение. Национальные культуры приобрели современные, довольно разветвленные формы, представители местных народов оказались практически во всех сферах и на всех уровнях хозяйственной, общественно–политической и культурной жизни. Это содействовало развитию национального самосознания.
Но с получением среднеазиатскими республиками статуса независимых государств актуализировалось несоответствие между требованиями государственной жизни и национальной структурой соответствующих стран, точнее — формами национального существования, которые сложились в конце 1980‑х гг.
Социально–экономическое развитие новых независимых государств Центральной Азии и формирование приоритетов их международного сотрудничества(Р. Н. Джангужин, Б. А. Парахонский, М. Ю. Рубцова)
В период брежневского правления местные первые секретари центрально–азиатских республик — Д. Кунаев (в Казахстане, 1960–1962 гг., 1964–1986 гг.), Ш. Рашидов (в Узбекистане, 1959–1984 гг.) и др. начали ощущать себя настоящими, хотя и вассальными, властителями. Опираясь на местную номенклатуру, руководители республик удовлетворяли ее запросы, не забывая и о собственных интересах. Считая себя вождями своих народов, они демонстрировали и определенные национально–республиканские амбиции. Последние сперва проявлялись в форме соперничества между лидерами соседних республик (борьба Д. Кунаева и Ш. Рашидова за региональное лидерство), а потом, с начала 1980‑х гг., и в противостоянии Москве. Это вызвало беспокойство Центра, начавшего искать пути для установления более жесткого контроля над ситуацией.
В 1984 г., после смерти Ш. Рашидова, всплывает «хлопковое дело». Выявленные центральной прокуратурой масштабные приписки и злоупотребления послужили причиной рада арестов среди высшего партийно–хозяйственного руководства, включая преемника Ш. Рашидова И. Усманходжаева. Смерть Ю. Андропова, который санкционировал подобные «чистки», спасла местную партноменклатуру от окончательного разгрома. Назначенный на должность первого секретаря Узбекской ССР Р. Нишанов послушно внедрял политику Москвы, все время ощущая глухое сопротивление местной верхушки. В июне 1989 г. в Ферганской долине произошли погромы турок–месхетинцев, что определило смещение узбекского лидера с занимаемой должности.
В декабре 1986 г. Политбюро ЦК КПСС, во главе с М. Горбачовым, устранило от власти в Казахстане Д. Кунаева и назначило на его место Г. Колбина. Но это спровоцировало массовые национальные выступления в Алма–Ате (Алматы) 17–18 декабря 1986 г., жестоко подавленные войсками. Постановления ЦК КПСС «Относительно работы Казахстанской республиканской партийной организации по интернациональному воспитанию трудящихся» от 16 июля 1987 г. и «Относительно неудовлетворительного использования природно–экономического потенциала аграрно–промышленного комплекса в Узбекской ССР, Таджикской ССР и Туркменской ССР» от 20 июня 1987 г. обострили национальные проблемы региона. Г. Колбина заменили более приемлемым для местной верхушки Н. Назарбаевым. В Узбекистане к власти приходит И. Каримов, первый секретарь Кашкадарьинекого обкома, компромиссная фигура, не имевшая значительной поддержки ни со стороны Москвы, ни со стороны местной номенклатуры.
По мере ослабления власти Центра в годы «перестройки» правители советских центральноазиатских республик все больше дистанцировались от Москвы, что готовило почву для последующего получения государственной независимости. Сам по себе этот процесс мог длиться два–три десятилетия, а в Казахстане, учитывая доминирование русскоязычного населения, не реализоваться вообще. Более того, обретение независимости требовало продолжительного подготовительного переходного периода системной реорганизации экономической и общественно–политической жизни, что местные руководители, в частности Н. Назарбаев, хорошо сознавали. К тому же усиление национально–демократической оппозиции, объединенной в движение «Эрк» и «Бирлик» (в Узбекистане) или «Народный фронт» (в Таджикистане), «Азатлык» (в Казахстане) противоречило их интересам и они всячески старались предотвратить распространение перестроечных веяний демократизации.
С распадом СССР бывшие советские республики региона неожиданно для себя получили независимость и были вынуждены вступить на путь самостоятельного развития, не будучи к тому подготовленными. Первой реакцией их лидеров была определенная растерянность и стремление восстановить единое государство под другим названием. Но поскольку эти стремления не осуществились, местные лидеры занялись укреплением своей власти и государственного суверенитета. Главной регулятивной парадигмой деятельности власти при новых условиях становятся национальные интересы, которые содержат такие основные компоненты: суверенитет и территориальная целостность, определение и осуществление независимой внешней и внутренней политики, утверждение национальной языково–культурной идентичности, жесткий контроль над процессами преобразований в экономической, социальной и политической сферах, их регуляция, а то и непосредственное проведение.
В условиях Центральной Азии это предполагало эволюцию от тоталитаризма к авторитарной власти, ориентированной в государствах постсоветской Средней Азии на умеренный ислам. Это происходило путем преобразования власти бывших первых секретарей в форму президентского правления без смены республиканских лидеров и их окружения. Проявления оппозиционности были подвержены репрессиям, а элементы демократии и ислам допускались лишь при их подконтрольности властям. Общность интересов правящих местных номенклатурных сообществ сложилась еще в советские времена в условиях централизованной власти, единой идеологии и при формальном характере институтов демократии. Консолидированность верхушки, с одной стороны, способствовала установлению на определенное время относительной политической стабильности (за исключением пережившего в 1990‑х гг. гражданскую войну Таджикистана), но с другой — препятствовала демократизации общества и проведению необходимых реформ. Результатом стало утверждение трагикомического диктаторского режима С. Ниязова в Туркменистане; не такого одиозного, но не менее жесткого авторитарного правления И. Каримова в Узбекистане, провоцирующего рост влияния и активизацию фундаменталистской исламской оппозиции (сумевшей даже поднять народное восстание в Андижане в мае 2005 г.); умеренно авторитарных коррумпированных режимов в Казахстане и Кыргызстане (последний пал в ходе массовых выступлений оппозиционных сил в апреле 2005 г.) и наступившего после нескольких лет гражданской войны компромисса между противоборствующими кланами в Таджикистане при сохранении власти в руках И. Рахманова.
В целом процессы модернизации общества в республиках Центральной Азии пошли по т. наз. китайскому пути. То есть, при сохранении авторитарной жестко централизованной системы власти и торможении процессов как демократизации общества, так и его фундаменталистской исламизации (притом, что последняя дает о себе знать в различных формах, в том числе и в виде вооруженного противостояния). Авторитарный характер власти облегчает контроль над исламским духовенством, которое может стать значительной политической силой, составив конкуренцию нынешнему властвующему сообществу, сформировавшемуся еще в советские времена.
Понятно, что такое положение дел никоим образом не отвечает принципам демократии европейского образца. Но возможна ли вообще какая-то реальная альтернатива авторитарному обеспечению политической стабильности в современных центральноазиатских условиях? Известно, что слабость авторитарных структур определила возможность гражданской войны в Таджикистане. Этот горький опыт убеждает в утопичности надежд на быстрый скачек из традиционной тоталитарной несвободы к демократии в азиатских условиях. К примеру, победа оппозиции в Кыргызстане сопровождалась массовыми погромами и беспорядками и не дала надежных гарантий на то, что новая власть не приобретет со временем не менее жесткие, чем в годы правления А. Акаева, формы. Призывы к ускоренной демократизации (часто под мусульманскими флагами) в условиях неготовности к тому общества могут вызвать обратный эффект и привести к полной дестабилизации и саморазрушению социума с последующим вмешательством внешних сил, имеющих в регионе собственные интересы.
Учитывая значительное влияние ислама на общественную жизнь, правящие режимы всячески стремятся использовать религиозный фактор для консолидации общества вокруг властных структур. В этом смысле представляется вполне логичным, что деятельность религиозных организаций и назначения на главные духовные должности находятся под контролем правительства, а радикальные религиозно–политические группировки — под запретом. Несмотря на это, можно ожидать, что с течением времени, со сменой поколений и по мере пополнения старого властвующего сообщества политически влиятельными представителями исламского движения, центральноазиатский авторитаризм может приобрести исламские черты. Такая ситуация должна быть выгодна правящим слоям, поскольку, с одной стороны, она будет способствовать сближению их с собственными народами с их культурными и политическими традициями, а с другой — будет предоставлять больше возможностей налаживать сотрудничество с мусульманскими странами и влиятельными исламскими международными организациями. Однако на сегодня властвующие сообщества рассматриваемого региона склонны сохранять светский характер государственности и развитие сотрудничества со всеми странами мира, независимо от их идеологического направления.