Ни в одном из государств СНГ не было до конца осуществлено разделение власти и собственности. Сгруппировавшиеся в конкурирующие кланы и «группы интересов» олигархи провели приватизацию и переориентацию экономики в свою пользу с целью скорейшего получения сверхприбылей. Но по сравнению с Россией или Украиной, не говоря уже о Беларуси, в Центральной Азии и на Южном Кавказе этот процесс приобрел более негативные формы. И как результат — укрепление в большинстве случаев авторитарно–коррумпированных режимов, органически связанных с лидерами легального и нелегального (теневого) бизнеса.
Накануне и, тем более, после распада СССР экономика Казахстана требовала коренной структурной перестройки. Но, как и в России или Украине, в основу экономических реформ была положена неолиберальная монетаристская модель перехода к рынку, в соответствии с которой роль государственных рычагов регулирования была сведена к минимуму. Здесь, как и в большинстве других постсоветских странах, рассчитывали, что рыночные механизмы автоматически начнут регулировать ситуацию и обеспечат экономический рост. Но это было невозможно в принципе, тем более в странах с полным преобладанием добывающей промышленности и сельского хозяйства, при низком уровне развития перерабатывающих отраслей868.
В постсоветские годы отраслевая структура экономики Казахстана, сложившаяся во времена СССР, еще больше упрочилась. Об этом, кроме прочего, свидетельствует направленность прямых иностранных инвестиций. Наиболее привлекательными для инвесторов являются области Западного Казахстана, где сосредоточены наибольшие месторождения углеводородного сырья. При этом, при возрастании добычи нефти в 2001 г. до 800 000 барелей в день 70% ее экспортируется. Инвесторы также проявляют интерес к месторождениям меди, железа, марганца и угля в Центральном Казахстане, а также золота и полиметаллов в Восточно–Казахстанской области. Соответственно, в 2002 г. инвестиции в добычу углеводородного сырья составляли более $ 2,1 млрд, меди — $ 206,7 млн, полиметаллов — $ 185,5 млн, железа и марганца — $ 110,5 млн, золота — $ 43,7 млн, хромитов — $ 38,9 млн, алюминия (бокситы) — $ 22,7 млн, урана — $ 25,4 млн869.
При наличии в республике большого количества полезных ископаемых, пользующихся повышенным спросом на мировом рынке, соблазнительной становится жизнь за счет их эксплуатации. Это имеет определенные положительные последствия для текущего потребления обычного гражданина. В долларовом эквиваленте в Казахстане в 1999 г. была наиболее высокая среди стран СНГ среднемесячная зарплата ($ 91,8), которая в 2001 г. выросла до $ 100, а в 2002 г. достигла отметки $ 116. При этом уровень зарегистрированной безработицы составлял лишь 3,9%870. Но добывающая (с акцентом на нефтегазовый комплекс) экономическая специализация Казахстана, при игнорировании сферы наукоемкого информированного производства, обуславливает увеличение отставания страны от уровня передовых государств мир–системного ядра, закрепляет за ней сырьевой статус.
Такая экономическая политика в Казахстане, как и во многих других государствах СНГ начиная с России, не в последнюю очередь определяется и поведением «нового класса» национальных компрадоров. Впервые за свою историю казахстанское общество столкнулось с элитами, которые отдают предпочтение имитаторской и плагиаторской активности, ориентированной на скорейшее получение сверхприбылей и не берущей на себя никаких обязательств перед собственным народом. Возникший класс (и это относится не только к Казахстану, но в значительной степени и к России, Украине и другим постсоветским государствам) изначально не отождествляет себя со своим народом: он хранит свои капиталы, имеет недвижимость и дает образование своим детям за границей. Соответственно, долгосрочные перспективы своей страны и ее народа остаются за пределами его интересов871. Это ведет к стремительному увеличению пропасти, и не только социально–экономической, но и социокультурной, между квазиглобализованной верхушкой, принадлежащей к планетарному сверхклассу богатеев, и обществом практически повсюду на пространствах СНГ, но едва ли не наиболее выразительно — в государствах Центральной Азии.
На первом этапе своего экономического развития в качестве независимых государств попытка искусственной переориентации центральноазиатских республик на рынки за пределами СНГ привела к закреплению неэффективной структуры их экономик с преобладанием ресурсодобывающих отраслей. Как показывает мировой опыт, интеграционный потенциал таких экономик незначителен. Поэтому на переходном этапе, чтобы сохранить экономический и технический потенциал, свою инфраструктуру, республики ЦА оказались перед необходимостью продолжить экономическое взаимодействие между собой и (не все из них) с Россией и Беларусью в рамках ЦАС (Центрально–азиатское экономическое сотрудничество) и ЕврАазЭс (Таможенный союз России, Беларуси, Казахстана, Кыргызстана и Таджикистана).
Побудительным мотивом к образованию этих региональных объединений выступили, в первую очередь, экономический интерес и вопрос коллективной безопасности. Однако результативность действия этих союзов пока еще невелика, что объясняется слабостью институциональной и правовой структуры центральноазиатских государств, а также несогласованностью их экономической стратегии в области интеграции и выборе оптимальных направлений реформирования экономик.
При этом важность встречных торговых связей для новых независимых государств ЦА неодинаковая. Так, торговое сотрудничество с региональными партнерами в рамках ЦАС для Казахстана не имеет принципиального значения. Зато внутрирегиональные связи остаются важными для Кыргызстана и Таджикистана в плане поставок энергоносителей из Казахстана и Узбекистана. Кроме того, Кыргызстан привязан к рынкам Казахстана и Узбекистана и по части экспорта продукции своей пищевой и текстильной промышленности, Таджикистан — к рынку Узбекистана по вывозу необработанного алюминия и электроэнергии. В то время, как для Узбекистана внутрирегиональная торговля (в чисто экономическом плане) имеет второстепенную роль, являясь эффективным рычагом влияния на своих соседей по региону.
Центральноазиатские государства стараются расширить свою нишу в глобальном рынке и интегрироваться в мирохозяйственную систему, однако их интересы зачастую не совпадают, а внешнеэкономические курсы порою противоречат друг другу. Это касается, в частности, разного выбора приоритетов стратегического партнерства этими республиками, что, в свою очередь, приводит к несогласованности в делах тарифного и нетарифного регулирования, унификации налогового законодательства, устранения бюрократических барьеров на пути свободного перемещения товаров и услуг, капиталов и населения.
В республиках ЦА наблюдается разный уровень либерализации экономик. Более слабые в рыночном отношении республики боятся конкуренции на международном рынке и часто используют методы административного регулирования (квотирование, лицензирование, другие ограничения), что приводит к неконкурентоспособности их товаров при либерализации внешнеэкономических связей. Поэтому при заключении межгосударственных договоров возникает много разногласий в деле снижения или отмены торговых барьеров, что усложняет торговое сотрудничество республик и связи с внешними стратегическими партнерами.
Примером этому служит вступление Кыргызстана во Всемирную торговую организацию (ВТО). Устав последней требует от членов организации устранения протекционистских ограничений, что находится в противоречии с торговыми режимами других участников региональных группировок, в которые входит эта страна. Остается надеяться на то, что в дальнейшем остальные государства ЦА и ЕврАзЭс тоже будут интегрироваться во ВТО и общая цель — создание единого экономического пространства — приведет к гармонизации отношений и унификации режимов.
На данном этапе регулирования интеграционными процессами на центральноазиатском пространстве важно было бы выяснить общее и различное в экономических интересах соответствующих стран, и «точки пересечения» интересов закрепить институционально. Такими точками могут быть: транспортно–коммуникационные коридоры, единая энергетическая система, система коллективной безопасности, согласованность в выборе стратегического партнерства (например, Китай и Россия в границах Шанхайской группы сотрудничества).
Определенные стимулы для развития тенденций относительно объединения интересов создает скоординированное участие стран ЦА в Специальной программе ООН для экономик ЦА. Каждая центральноазиатская республика является координатором в определенной сфере: Казахстан — в развитии транспортной инфраструктуры и в упрощении процедур пересечения государственных границ; Кыргызстан и Таджикистан — в рациональном использовании водно–энергетических ресурсов; Узбекистан — в вопросах развития промышленной сферы с целью создания региональных конкурентоспособных предприятий и т. п.
Если для наиболее мощных государств мира и Евросоюза региональная политика — это политика инфраструктурной или культурной экспансии, то для других — это политика регионального подчинения. Региональный выбор стран ЦА это не выбор экспансии, а выбор региональной подчиненности: евразийской, пророссийской или проамериканской.
С изменением геополитической и экономической ситуации в Центральноазиатском регионе изменился также характер и конфигурация международных отношений между странами Азии. Первоначальные активные попытки Турции, Ирана, Пакистана и Индии задавать тон и определять геополитическую картину в регионе натолкнулись на стратегически более прочные позиции России и Китая, имеющие со странами ЦА традиционные исторические связи. В настоящее время свои стратегические интересы в регионе с переменным успехом пытаются обеспечить Соединенные Штаты и ЕС.