Однако это обстоятельство отнюдь не означает, что новым государствам Центральной Азии отведена исключительно пассивная роль в международных отношениях. История знает многочисленные примеры того, как в силу противоречивого сочетания различных политических, географических, религиозных и иных факторов даже небольшие государства, не обладающие достаточным экономическим или военным потенциалом, в отдельные моменты своего исторического развития выдвигаются на передний план политических событий. Поэтому, может статься, что в обозримом будущем странам центральноазиатского региона суждено сыграть весьма важную роль.
Действительно, в силу сложившейся ситуации борьбы США и стран западного альянса с силами международного терроризма, многое сегодня зависит от той позиции, которую займут страны Центральной Азии. Если исходить из уже ставшей популярной концепции С. Хантингтона о противостоянии цивилизаций как главном противоречии XXI в., то надо признать, что на современном историческом этапе странам Центральной Азии уготована особая роль. Нынешний виток истории определил этот регион в качестве эпицентра мирового цивилизационного противостояния.
В самих странах Центральной Азии имеется достаточно много сторонников цивилизационного развития, основанного на западных либерально–демократических принципах. Есть, однако, и немало сторонников традиционного развития, основанного на исламском фундаментализме. В ряде случаев, как, например, в Казахстане, имеются и достаточно сильные и влиятельные группы, ориентированные на Россию. И от того, какое направление в конечном счете одержит верх в странах региона, говоря иначе, какую позицию в глобальном цивилизационном конфликте займут страны Центральной Азии, во многом будет зависеть и обший вектор мирового развития887.
Вступив на мировую арену в качестве независимых государств и самостоятельных субъектов международных отношений, Казахстан и бывшие советские республики Средней Азии столкнулись с серьезными проблемами выбора внешнеполитических ориентиров. С одной стороны, все они за десятилетия пребывания в составе СССР обросли столь тесными многосторонними связями с Россией и друг с другом, что это, казалось, должно было однозначно диктовать ориентацию этих стран на Москву в плане приоритетного развития отношений со своим бывшим сувереном. Особенно в политической, экономической и военно–стратегической сферах. При этом географическая близость России, ее непосредственное физическое присутствие в лице русскоязычного населения в этих странах, а также ее огромный военно–промышленный потенциал и продолжающаяся экспансия на информационно–коммуникационное пространство региона являлись серьезным аргументом в пользу неизбежности ориентации на прежнего гегемона.
Но центральноазиатские страны столкнулись с тем, что ельцинская Россия, увлеченная западническими настроениями, поначалу не проявляла большой заинтересованности в укреплении тесных и многосторонних связей с бывшими советскими республиками. Она, прежде всего, стремилась к установлению более тесных отношений с Соединенными Штатами, а также с другими странами Запада. Причем доверие к России было подорвано уже в самом начале новой постсоветской эры, когда ее руководители вместе со своими коллегами из Украины и Беларуси приняли в Беловежской Пуше решение о ликвидации СССР, предварительно даже не поставив в известность об этом руководителей Казахстана и республик Средней Азии.
Следует подчеркнуть, что уже в самые первые дни своего независимого существования руководители республик Центральной Азии проявили подлинно государственную и стратегически верную позицию. Они продемонстрировали не только глубокое понимание всей серьезности политического момента, но и большую ответственность за судьбы и безопасность народов своего региона. На специальном совещании в Ашхабаде (12–13 декабря 1991 г.) они приняли корпоративное решение обратиться к «славянскому союзу» с просьбой о вхождении в состав провозглашенного в Беловежской Пуще Содружества Независимых Государств. Тем самым народы бывшего СССР были спасены от опасности внутреннего раскола бывших советских республик по этноконфессиональному принципу, что было чревато опасностью возникновения серьезного противостояния между славянскими и мусульманскими республиками, а также фрагментированию по конфессиональному принципу самой России с непредсказуемыми для всех участников разворачивавшейся драмы последствиями.
С первых же дней своего независимого существования государства региона должны были принять принципиальное решение относительно путей обеспечения внешней безопасности. Естественно, что в первый момент они искали решение этой проблемы в рамках только что созданного СНГ. Казахстан, например, выступал за создание объединенных вооруженных сил СНГ Однако позиции других стран Содружества по вопросу коллективной безопасности, в том числе и позиция России, были иными. Так, 1 апреля 1992 г. Верховный Совет Российской Федерации объявил о том, что защита территориальной целостности и суверенитета — прежде всего «личное дело каждого государства». Такой шаг российского парламента недвусмысленно свидетельствовал о том, что Москва больше не намерена обременять себя защитой своих вчерашних «младших братьев». Отказ России выступать куратором коллективной системы безопасности сдетонировал развал единых вооруженных сил бывшего СССР и инициировал создание национальных армий во всех постсоветских республиках В том числе и в обретших неожиданную независимость, а по существу, брошенных на ухабе истории государствах Центральной Азии.
Надо отметить, что в первые месяцы после распада СССР независимые республики региона подписали с Россией и другими странами СНГ ряд документов, направленных на обеспечение своей безопасности. Наиболее важные из них — это Договор о стратегических вооружениях, подписанный в Минске в конце декабря 1991 г., и Договор о коллективной безопасности, одобренный в Ташкенте 14 мая 1992 г. всеми новыми центральноазиатскими государствами, кроме Туркменистана. Подписавшие его страны обязались не вступать в военные союзы и группировки, направленные против других государств, а также не участвовать ни в каких действиях, направленных против других стран — участниц договора. Статья четвертая договора предполагает взаимопомощь, включая военную, в случае агрессии против хотя бы одного из государств–подписантов.
Явный парадокс, однако, состоял в том, что два члена этого оборонительного союза, Азербайджан и Армения, фактически находились в состоянии войны между собой. Вскоре среди участников договора наметились и другие разногласия. В апреле 1999 г., когда истек пятилетний срок договора, Узбекистан, Грузия и Азербайджан не подписали протокол о его пролонгации. Таким образом, на сегодняшний день только три из пяти стран региона — Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан — остаются участниками Договора о коллективной безопасности.
21 апреля 2000 г. четыре страны региона — Казахстан, Узбекистан, Кыргызстан и Таджикистан — подписали в Ташкенте Договор о совместных действиях по борьбе с терроризмом, политическим и религиозным экстремизмом, транснациональной организованной преступностью и иными угрозами стабильности и национальной безопасности, который казахский президент Н. Назарбаев назвал «оборонным союзом между государствами Центральной Азии».
После получения независимости новые центральноазиатские государства должны были вписаться в уже существующую систему планетарной ядерной безопасности. У четырех из пяти новых государств региона (Узбекистана, Кыргызстана, Туркменистана и Таджикистана), не имевших в советское время на своей территории ядерных вооружений, не было иной альтернативы, как присоединиться к Договору о нераспространении ядерного оружия в качестве неядерных стран. Однако Казахстан, как Украина и Беларусь, стал самостоятельным субъектом международных отношений, имея на своей территории ядерное оружие. Таким образом, де–факто эти бывшие советские республики оказались независимыми ядерными государствами и имели формальное право настаивать на получении ими статуса ядерных держав на том основании, что они оказались владельцами ядерного оружия, не нарушив ни одного из пунктов Договора о нераспространении ядерного оружия. Они его не производили, не покупали, не получили его в дар или на хранение от других стран, но просто имели. Под сильнейшим давлением со стороны мирового сообщества Казахстан, Украина и Беларусь отказались от статуса ядерных держав и передали соответствующее вооружение Российской Федерации, получив со стороны членов «ядерного клуба» гарантии безопасности и территориальной целостности.
В странах Центральной Азии осознают происшедшие в мире перемены. Здесь хорошо понимают, что хотя формально НАТО не обладает какими-то особыми правами в международных отношениях по сравнению с другими организациями, призванными осуществлять военно–политический порядок в мире и поддерживать международную безопасность, именно Североатлантический союз обладает реальными возможностями (военными, материальными, финансовыми), чтобы добиваться реализации принятых блоком решений, и не останавливается в достижении своих целей перед нарушением общепризнанных норм международного права. События последнего десятилетия в Югославии, Афганистане и Ираке (где задействованы силы многих государств — членов НАТО во главе со США), являются блестящим тому подтверждением. Поэтому перед лицом угрозы со стороны радикального ислама государства Центральной Азии сотрудничают с НАТО в рамках программы «Партнерство ради мира».
Страны региона осознают, сколь важными для обеспечения их безопасности, а также гарантии нерушимости их границ, являются их отношения с Китаем и Россией. В апреле 1996 г. руководители России, Казахстана, Кыргызстана и Таджикистана — стран, имеющих общую границу с Китаем, подписали в Шанхае вместе с руководителями КНР «Соглашение об укреплении доверия в военной области». Так было положено начало сотрудничеству пяти стран в деле обеспечения безопасности в зоне их общей границы В июле 2000 г., во время очередной встречи лидеров этих стран в Душанбе, в качестве наблюдателя принимал участие президент Узбекистана И. Каримов, что фактически означало присоединение его страны к сотрудничеству в рамках Шанхайского соглашения. В подписанной в Душанбе декларации стороны выразили готовность «совместно бороться с международным терроризмом, религиозным экстремизмом и национальным сепаратизмом», так как в этом они видят «главную угрозу региональной безопасности, стабильности и развитию»