908.
Как видим, имеют место симптомы, вызывающие опасение, что эволюция человека под влиянием технологического прогресса стала отклоняться от траектории, детерминируемой биологической эволюцией. Намечается также (ввиду неравномерности развития стран и миров) своеобразная стратификация направлений эволюции человека, производная от расхождений между эволюцией биологической и технологическим прогрессом. Не исключено, что заключенное в этих переменах «антибиосферное» поведение человечества может поставить под угрозу распада геном человека.
Таким образом, анализируя преобразовательные процессы, связанные с влиянием глобализации на общественную жизнь, мы неизбежно приходим к выводу, что даже взаимодействия на одном лишь направлении — по линии «информатизация и сознание» — по сути преобразует человеческое бытие. Если же при этом учесть, что на сознание влияют, наряду с информатизацией как таковой, и другие составляющие глобализации, то выводы о резонансном эффекте такого рода перемен будут представляться в виде еще более масштабных. Особенно актуальны такие изыскания на направлениях, связанных с корпоративной транснационализацией, с разгулом финансовоспекулятивных глобальных волн, с подрывом традиционных общественноэкономических укладов, с нарастающим (в том числе цивилизационным) противостоянием успешных и неуспешных миров. Нет сомнений в том, что проецирование всех этих линий перемен на индивидуальное, коллективное и планетарное сознание раскроет множество механизмов, «передающих» изменения в сознании широкому спектру перемен в глубинных процессах человеческого бытия.
Полагаю, что среди процессов, важных именно в этом контексте, особый интерес представляют трансформации, настигающие одну из основополагающих основ функционирования Западного мира, — демократию. Уже одно то, что постиндустриализм, в отличие от научно–технических революций прошлого, объектом воздействия имеет человеческое сознание, свидетельствует о неизбежности существенных перемен в сфере институтов и практики демократии. Ведь демократия по большому счету — это, прежде всего, продукт определенного настроя индивидуального и коллективного сознания. И радикальные сдвиги в сознании, происходящие под влиянием как информатизации, так и глобализации в целом, не могут не влиять на демократию как общественный феномен.
Как и в своем воздействии на человеческое сознание, глобализация (а не только лишь информатизация) влияет на демократические институты и на соответствующий поведенческий стереотип двояко — в русле как позитива, так и негатива. Причем если первое характеризует в большей мере фасад перемен, то второе — глубинные, не всегда видимые «задворки» демократии как общественного института. Конкретизируя в другом контексте эту характеристику, о демократии в условиях глобализации можно сказать и так: глобализация, расширяя границы и горизонты демократии в формате крупных перемен, одновременно запускает в капилляры удушающие свободу метастазы, и дьявол здесь (в отличие от ангела) обнаруживается в деталях.
Несомненно, что по большому счету глобализация раскрепощает личность, освобождая ее от жесткой привязки к определенной среде; она открывает беспрецедентные возможности для жизненного выбора. Но она же жестко ставит индивида перед задачей внутреннего самоопределения, в связи с чем человек много приобретает, но много и теряет. Ведь непросто найти свое место в новом мире.
Внешне, с учетом грандиозных перемен, идущих от глобализации, сомнений вроде бы не вызывает то, что мир движется в направлении от несвободы и разделения на сферы влияния к настоящему плюрализму, когда миллионы независимых субъектов способны принимать решения. Особенно этому содействует Интернет, а также переход от ограниченного числа телевизионных компаний к неограниченному числу передающих станций любого типа. Тем более, что теоретически и технологически возможно пользование бесконечным числом индивидуальных трансляторов. Но на деле здесь происходят процессы чудовищной концентрации носителей информации узким кругом игроков. В качестве примера можно привести гигантскую концентрацию сектора персональных компьютеров в руках четырех основных производителей: в 1996 г. им принадлежали 25% мирового рынка; к 2002 г. они уже продавали 75% мирового числа персональных компьютеров.
Одновременно происходит слияние тех, кто владеет ключами от Интернета с теми, кто производит информационно–коммуникационно–рекламные услуги. Абсолютный рекорд (150 млрд дол.) был установлен слиянием AOL (America–on–line) с Time–Warner. О масштабе происшедшего говорит то, что эта сделка превосходит капиталы всех автомобильных компаний, включая такие гиганты, как General Motors, Ford, Chrysler, Toyota, Mercedes, Fiat и др. И хотя пока что мощь, которую приобретают эти гиганты, имеет чисто технологическо–информационный характер, в дальнейшем, довольно скоро, воздействие будет иметь и политический аспект. Оснований для такого беспокойства здесь более чем достаточно.
Под вопросом может стать и свобода, предоставляемая Интернетом. Ведь если до недавнего времени шесть–семь гигантов производили 80% мирового потока информации, кино — и телепродукции, то после объединения AOL с Time–Warner, как считают эксперты, последуют слияния, которые приведут к появлению в сети колоссов, доминирующих на планетарном пространстве безальтернативно. При этом господствует мнение, что если появление AOL ознаменовало собой взрыв в торговле посредством Интернета и превращение Сети в место купли–продажи и товарообмена, то последующее массированное наступление услуг будет означать, что Сеть станет одновременно местом, где будут формироваться вкусы, стиль жизни, идеалы, т. е., будет подавляться свобода. И хотя наиболее продвинутые сторонники Интернета реагируют на происходящее бурно и с негодованием, им тоже от происходящего деться некуда. Думается, что нет необходимости обстоятельно объяснять, что массовое зомбирование, исходящее от монополистов информационных услуг, само по себе несовместимо с основами демократии. Ведь демократия, прежде всего, свобода выбора. И если сегодня в погоне за выгодой информационным магнатам важно нажимать лишь на сугубо бытовые педали, то завтра в интересах, скажем, выведения на арену своего президента они легко и свободно, притом совершенно незаметно для клиента, переведут стрелки в русло интересов «всенародного голосования».
Особое значение в контексте дальнейшего развития демократии (согласно западным же канонам) имеет индивидуализация как повышенная ответственность личности за свою судьбу, как ее способность к самоопределению, и склонность к самостоятельному выбору моделей поведения, целей и ценностей.
Казалось бы, в этом контексте современный человек обладает широчайшими возможностями. Однако проблема эта сегодня обостряется. Хотя возможности свободы выбора действительно расширились, но трудно, как оказалось, ими воспользоваться.
Сложности начинаются с того, что под воздействием передовых информационных технологий пользователям задаются ценностные ориентиры, размывающие индивидуальное сознание и обеспечивающие встраивания индивида в параметры сознания коллективного. Ясно, что доминирование коллективного сознания над индивидуальным само по себе подавляет индивидуализм и поэтому (при сохранении всей атрибутики и внешней оболочки демократии) такого рода трансформация подрывает демократизм в его глубинной сути. Нарастание несвободы (т. е., эрозии свободного выбора) на уровне индивида не может быть ничем компенсировано. Коварство подрыва демократии в этом случае (т. е., в случае доминирования коллективного сознания над индивидуальным) заключается в его скрытном, невидимом характере.
Подтасовка в этом случае заключается в том, что демократическим при таком подходе можно считать и то сообщество, которое целиком состоит из лиц, зомбированных киберпространством. И не имело бы значения то, что при открытости доступа к подсознанию чужое коллективное полностью бы вытеснило свое личностное.
Так что в случае, когда речь идет о деформациях демократии под влиянием глобализации, имеется в виду не проформа, а содержательная сторона демократии, которая ни у нас, ни на Западе во внимание не принимается. И причина невнимания достаточно существенна. Ведь сосредоточение внимания на процедурах в ущерб выявлению реальных интересов и мнений позволяет элите успешно манипулировать сознанием простых граждан в своих небескорыстных интересах.
Заметим, что такое небрежное отношение к содержательной стороне демократии особенно опасно в странах с неустоявшимися демократическими традициями, где задавленные нищетой массы легко поддаются манипулированию даже в тех случаях, когда претенденты на власть заведомо известны как представители «антинародного режима».
Акцентирование внимания исключительно на формальных процедурах далеко не сводится к фактическому игнорированию мнений и интересов народа в период избирательных кампаний. Распространение такого подхода на постизбирательный период оборачивается отстранением народа от решения насущных задач, что позволяет элите управлять страной в своих узких интересах. В итоге «своя» элита и в образе жизни, и в системе ценностей идет в отрыве от жизни народа.
Конечно, элита и народ всегда были разделены. Однако в условиях глобализации, вопреки тому, что возможности подтягивания масс к элитарной планке расширились, пропасть между элитами и народом существенно углубилась. Глобализация обернулась порчей элиты: отторжением от народа, замыканием в узкоклановых интересах, заменой национально–государственных ценностей «ценностями» глобализма. Элита (и глобальная, и местная) превратилась в самовоспроизводящуюся касту, и демократические процедуры для нее приемлемы лишь как прикрытие своей лигитимности. По этой причине и ведущие страны мирового авангарда бывают озабочены лишь чистотой и прозрачностью процедур, а не степенью выражения интересов народа. И не случайно ни в США, ни у нас нет претензий ни к покупке голосов, ни к другим деформациям, осуществляемым в русле монетарной демократии.