143.
Вне сомнения, религиозная и культурная традиции являются мощными факторами современной политики и развития международного права, тем более если имеют цивилизационную окраску. К примеру, до сих пор ни одна из исламских стран не ратифицировала Гаагскую конвенцию от 25 октября 1980 г. относительно гражданских аспектов международного похищения детей144.
Очевидной для С. Хантингтона является цивилизационная обусловленность беспрецедентного интеграционного развития ЕС от первичных форм координации экономической политики к общему рынку и экономическому союзу145. В отличие от предшественников он отрицает абсолютную ценность своего цивилизационного подхода для анализа и понимания закономерности и перспектив развития мировой политики. «Ни одна парадигма, — подчеркивает он, — не является вечно действительной. В то время как цивилизационный подход может быть полезным для понимания политических отношений в мире в конце XX — начале XXI веков, это не означает, что он был бы таким же полезным в середине XX века или он будет полезным в середине XXI века»146.
Таким образом, С. Хантингтон в духе характерных для американских интеллектуалов рационализма и функционализма фактически признает исторический релятивизм своего цивилизационного подхода, его временную и функциональную ограниченность. Определяющим признаком именно этой современной системы он считает конфликт — «холодное (а в региональном масштабе и «горячее») столкновение» цивилизаций, которое базируется на религии и традиционной для них культуре, вместо прежнего конфликта политических идеологий, который затушевывал цивилизационные различия. По нашему мнению, это и есть, по сути, квинтэссенция хантингтоновской концепции современного миропорядка.
Среди выдающихся ученых — сторонников цивилизационного подхода к современной политике, следует назвать французского историка Фернана Броделя, который, вслед за А. Тойнби, в контексте современных историко–политологических исследований указал на необходимость понимания цивилизационного плюрализма и наличия в мире фундаментальных культурных конфликтов, что, в свою очередь, является чрезвычайно важным для принятия ответственных политических решений в эпоху ядерной и других глобальных угроз существованию человечества147. На примере Италии Ф. Бродель предложил подход, который может быть полезен для понимания цивилизационной самобытности Европы и определения европейской идентичности. В рамках такого исторического цивилизационного образования «события имели сходные отклики и последствия и в определенном смысле были “заключены” в его границах»148.
Современный французский географ и геополитолог Жак Леви выдвинул концепцию Европы как открытого цивилизационного пространства с устойчивым западноевропейским (латино–протестантским по исторической генетике) ядром и тремя «расширениями»: Центральная Европа (преимущественно католические страны) — Балканы (преимущественно православные страны) — Турция и географически расположенные в Европе постсоветские страны, уровень «европейскости» которых различается разной степенью цивилизационных воздействий Золотой Орды, Турецкой и Российской империй149.
Несмотря на присущий данной концепции определенный западноевропейский эгоцентризм, она, однако, позволяет включить в цивилизационные границы Европы все без исключения страны континента и обосновать таким образом, с цивилизационной, геоисторической и политико–географической точек зрения, общеконтинентальный масштаб и, в то же время, регионально «разноскоростной» характер европейской интеграции.
Выдающиеся представители украинской исторической и политической науки М. Грушевский, И. Лысяк–Рудницкий, В. Липинский, С. Рудницкий отстаивали цивилизационный подход, считая украинцев европейским народом, подпавшим под мощные восточные влияния150. По определению И. Лысяка–Рудницкого, «Европа — это нечто большее, чем огромное пространство евразийской суши; она — семья народов, которые, невзирая на политическую разобщенность и частые жестокие антагонизмы в прошлом, разделяют общую культуру и общественное наследие»151.
Существенный вклад в цивилизационную теорию на основе междисциплинарного подхода внесли современные украинские ученые Ю. Н. Пахомов, С. Б. Крымский, Ю. В. Павленко, А. А. Шморгун и другие, которые в ряде фундаментальных трудов разработали и представили целостную картину исторического процесса, раскрыли природу глобализации и регионализации посредством применения (в органическом взаимодополнении) методов стадиального видения мировой истории, полилинейного и дискретно–цивилизационного моделирования152. В. М. Якушик успешно применил цивилизационный подход в прикладной политологии, в частности, для типологизации культурно–исторических ценностей, которых придерживаются украинские политические партии и общественно–политические объединения153.
Для адекватного понимания тенденций и перспектив общеевропейского интеграционного процесса важно осознавать, что Западная Европа и Россия сегодня являются цивилизационными центрами соответственно Западнохристианского и Восточнохристианского миров, которые на протяжении полутора тысячелетий тесно взаимодействовали и попеременно находились как бы в тени друг у друга. Их органичная взаимосвязь, генетическое родство культур подчеркивает и современная цивилизационная теория, причисляя оба эти мегарегиона к Макрохристианскому миру, в рамках которого действуют своего рода гегелевские борьба и единство противоположностей. В частности, Ю. В. Павленко относит евразийское пространство распространения преимущественно русскоязычного образования к сфере культурного влияния Западной Европы.
В XXI в. следует ожидать углубления цивилизационного взаимодействия по линии дихотомии Восток–Запад. И именно в рамках мега — и трансцивилизационного пространства Совета Европы (с его политико–правовым, социокультурным, геоэкономическим, духовным (межконфессиональным и надконфессиональным) измерениями) такие традиционные ценности Востока, как коллективизм, патернализм, духовность в противостоянии культу потребления и наживы, императив морального долга в его оппозиции частным интересам, серьезное отношение к слову в отличие от инфляции вербальной информации в Западном мире и многое другое, могут оказаться, как справедливо считает, например, профессор С. Б. Крымский, весомыми и в современном Западном мире154.
В этом контексте нельзя полностью согласиться с тезисом Ю. В. Павленко о том, что «сама проблема интеграции в общеевропейские, то есть западные структуры, постсоветских государств восточнохристианской традиции с цивилизационной точки зрения выглядит неверно сформулированной»155. Ведь, Во‑первых, общеевропейские структуры безопасности, сотрудничества и интеграции, прежде всего Совет Европы и ОБСЕ, не только по своему членству, но и по характеру своей деятельности, механизмам принятия решений не являются сугубо западными структурами. Во‑вторых, такие критерии западной идентичности, как «причастность к папскому престолу (даже при отпадении от него) и западноевропейской средневековой государственности»156, очевидно, в современных условиях развития политического и культурного плюрализма, «открытости», информатизации и секуляризации общества, размаха глобализации и чрезвычайно высокого влияния массовой культуры никоим образом не могут считаться определяющими для европейского и даже западноевропейского единства.
Тот же цивилизационный подход в новых исторических и геополитических условиях, сложившихся на нашем континенте с окончанием «холодной войны» и существования биполярного мира, развивают современные украинские политологи В. Кремень, Ф. Рудич, В. Ткаченко, А. Реент, С. Василенко, М. Кармазина и др.157, обосновывая приоритетность европейского вектора внешней политики нашего государства, его стремление быть органичной частью Большой Европы, объединенной на принципах демократии, верховенства права, либеральной рыночной экономики, уважения к правам и свободам человека.
Головокружительная смена фундаментальных идеологем и социальных укладов, произошедшая в Европе и мире в период новейшей истории, стремительная динамика процесса глобализации, усиливающая релятивизм в восприятии любых культурно–цивилизационных ценностей, традиций и парадигм, обусловили тенденцию среди современных западных исследователей к своего рода «функционально–цивилизационному подходу» к толкованиям Европы и европейской идентичности. В таком понимании цивилизационная самобытность и историческое значение Европы заключаются не в ее имманентных культурно–религиозных характеристиках, не в определенно сложившейся общей традиции, а в обеспечении на протяжении многих столетий «механизма трансмиссии» для передачи внешнему миру постоянно обновляемых идей, подходов и институтов, актуальных для конкретно–исторических потребностей своей эпохи.
Автор современной версии «Истории Европы» британский историк Дж. М. Робертс, изложив исторический путь континента от доисторических времен до 90‑х гг. XX в., признает, что не в состоянии выявить хотя бы одну европейскую традицию, которая не испытала бы существенных изменений, и поэтому видит Европу скорее как «исторический тигель», где переплавлялись и переплавляются доныне различные культуры, языки, идеи, традиции