экономической жизни.
Итак, в центральноевропейском регионе с середины 1990‑х гг. реализовывалась не столько неолиберальная монетаристская модель, сколько концепция конвергенции. В ключе этой концепции и в прямом противоречии с моделью МВФ в большинстве стран этого региона (в особенности в Чешской республике и Польше) не уменьшалась, а сохранялась существеннейшая роль государства в народнохозяйственной жизни. Поэтому в этих государствах удалось избежать, в отличие от Украины, системного вакуума, когда уже нет плановой экономики и еще нет экономики рыночной.
К тому же, в центральноевропейских странах (в отличие от России, Украины или Казахстана) обусловленный «шоковой терапией» спад имел для производства не только отрицательные, но и положительные последствия. Он содействовал значительным структурным сдвигам в пользу рыночных, экспортно ориентированных сфер производства при постепенной интеграции в мировое, прежде всего, западно–центральноевропейское разделение труда. Экономический рост во многом происходил за счет разрастания именно этих, адаптированных к условиям рынка областей, а также — малого и среднего бизнеса.
Поэтому экономика стран Центральной Европы довольно быстро насыщалась иностранными инвестициями. Так, по привлекательности для инвесторов Чешская республика уже в 1994 г. занимала 40‑е место среди 135 стран мира, Венгрия — 43‑е, тогда как Украина — лишь 111‑е434. А в расчете на одного жителя страны в Венгрии в 1994 г. приходилось $ 130, в Чешской республике — $ 75, а в Украине — лишь $ 4 иностранных инвестиций. К середине 1990‑х гг. страны Центральной и, частично, Юго–Восточной Европы в целом оправились от «рыночного шока» и стали наращивать свой потенциал435. На этом фоне не плохо (как для стран с переходной экономикой) выглядели и показатели оплаты труда. Так, в 1996 г. в Венгрии средняя заработная плата уже составляла $ 328, в Чехии — $ 303, что, в сравнении со средним показателем того же года в Украине — $ 78, выглядело весомо436.
В плоскости нового опыта, приобретенного постсоциалистическими центральноевропейскими государствами с середины 1990‑х гг., наиболее интересными и поучительными для постсоветских стран СНГ являются следующие моменты.
1. Активное проведение (в особенности в Польше после замены либерально–монетаристского курса Л. Бальцеровича социал–демократическим курсом Г. Колодко) политики равенства частного и государственного секторов с целью преодоления «заброшенности» последнего и перевода его в режим функционирования по законам рынка. Это оказывает содействие повышению эффективности работы государственных предприятий, что демонстрирует опыт не только Польши, но и Чешской республики, Словакии и многих других постсоциалистических стран. Это тем более важно, что проведенная приватизация государственных предприятий показала контрпродуктивность этого мероприятия. Эффективными были новосоздаваемые частные, но не приватизированные предприятия. И на сегодня этот факт в Центральной Европе учтен. Ведь, по словам Дж. Гелбрайта, и современная западная экономика выглядит «как социализм для больших фирм и как свободное предпринимательство для мелких»437, при том, что в зависимости от состояния социально–экономической жизни попеременно возрастает роль то рыночных, то государственных регуляторов.
2. Высокоэффективное, действующее и многоаспектное регулирование экспортной деятельности путем ее стимулирования, целенаправленной накачки инвестиций в экспортные производства, страхование экспортной деятельности и предоставления государственных гарантий на экспортные кредиты, продвижение отечественных товаров на заграничные рынки, создание специальных экономических зон с соответствующей инфраструктурой. Диктат Запада (такой как в Украине) в этом отношении находит отпор, и практически бесконтрольный ввоз слабооблагаемых налогами иностранных товаров не допускается.
3. Системная, комплексная разработка и реальное осуществление выработанной социальной политики. Хотя социальная цена рыночных преобразований оказалась в постсоциалистических центральноевропейских странах высокой, это не воспрепятствовало им сконцентрировать усилия не просто на выживании, но на многогранных и очень диверсифицированых социальных решениях. Эти государства целеустремленно двигались курсом формирования социально ориентированной экономики с повышающимся спросом. В большинстве стран были созданы модели социальных гарантий, обеспечивающих стабильное воспроизводство населения и включающих много факторов социальной защиты, которые достались в наследство от социализма. К тому же центральноевропейским государствам удалось обеспечить приемлемую защиту наиболее чувствительных категорий населения через систему социальных амортизаторов438.
Итак, после «шоковой терапии», отброшенной, или сразу же (как в Польше) прерванной, страны Центральной Европы успешно развивались, избегая радикально–либеральных прыжков и предоставляя преимущество эволюционным изменениям с основательной правовой проработкой каждого нововведения. В результате в них, прежде всего в Польше, Чешской республике, Словакии, Венгрии, Словении, как и в республиках Восточной Прибалтики, было создано надлежащее для дальнейшего продвижения вперед институциональное пространство, без которого нельзя рассчитывать на экономический рост. Все это, как и многое другое, и создало необходимые предпосылки для вступления этих государств в Европейский Союз 1 мая 2004 г.
Успехи стран с переходной экономикой зависят не от того, «быстро» ли «медленно» ли осуществляются рыночные реформы (Япония и Китай — и самые медленные и отнюдь не радикальные), а от качества и силы институтов, в первую очередь — государства. Кстати, именно благодаря сильным институтам успехи в реформах Китая, Южной Кореи и Японии не идут ни в какое сравнение с тем, что достигли лидеры правого либерализма — страны Прибалтики и Польша. Хотя с институтами в этих праволиберальных странах дело обстоит значительно лучше, чем у нас.
Между тем проблема всесторонней интеграции стран Центральной (не говоря уже о Восточной) Европы в Евросоюз является намного более сложной, чем о том может сложиться представление из заявлений большинства политиков. Одним из наиболее сложных вопросов является адаптация отдельных стран, тем более их депрессивных зон, к требованиям ЕС. Инвестиционная привлекательность экономик центральноевропейских стран все еще недостаточно высока, к тому же уровень их капитализации, как и капиталовложений в различные сферы экономики, является крайне неравномерным. Наибольшим в странах Центральной Европы оказывается удельный вес акционерного капитала в сфере связи и телекоммуникаций, где она достигает 32,6%, далее идут банки (16%) и фармацевтическая промышленность (10,4%), нафто–газовая сфера (6%) и электроэнергетика (4,5%), тогда как в области информационных технологий он составляет лишь 2,1%, почти столько, сколько в пивоваренной области (2%) и металлургии (1,9%). Как видим, в сферу информационных технологий центральноевропейских стран капитал почти не поступает, что не дает оснований надеяться на то, что эти страны имеют в недалеком будущем реальные шансы выйти на уровень ведущих информационно развитых стран мир–системного ядра.
Значительно больший, чем в Центральной Европе, удар по экономике нанес неолиберальный эксперимент в большинстве стран СНГ, где власти применяли монетаристские рецепты (в отличие от Польши, Чешской республики или Венгрии), так сказать, в «чистом виде», без сколько-нибудь существенных коррекций. Оказалось, что в этих государствах (в том числе в России и Украине), где изначально рыночная среда и, соответственно, условия для конкуренции, отсутствовали, неолиберальные меры, сравнительно с ожидаемыми, дали результат с точностью «наоборот». Конечно, эти провалы тщательно маскировались, и сам факт прекращения реформ в последние годы президентств Б. Н. Ельцина и Л. Д. Кучмы трактовался лишь как следствие сопротивления левых сил и нерешительности власти.
Фундаментальными причинами реформаторских неудач в большинстве постсоветских стран является не просто бездумное применение рецептов монетаризма в неадекватной им обстановке и не только отсутствие мер по приспособлению индустриального пространства к потребностям использования монетаристских регуляторов, но и отсутствие попыток сформировать многоуровневую систему макроэкономического регулирования, отвечающую критериям и требованиям индустриальной страны. В поисках путей создания макроэкономической архитектоники в России и Украине в начале 1990‑х гг. были напрочь отвергнуты макрорегуляторы советской плановой системы, которые, как надеялись, будут заменены монетаристскими макрорегуляторами, — тогда как не только Китай или Вьетнам, но и такие страны, как Польша, Чешская республика, Словакия, многое из этого инструментария вначале сохранили и использовали.
Взрывная шоковая либерализация, монетарно–стабилизационные ограничители, валютный курс, налоги, таможенные пошлины, а также некоторые другие инструменты должны были, как надеялись, наладить экономику без прямого вмешательства государства. О многоэтажной системе стратегического макроэкономического регулирования воспроизведенных процессов, этому достоянию развитых стран Запада и Востока, вообще никто не говорил. Но главные регуляторы макроэкономического уравновешенного/неуравновешенного (то есть, то центростремительного, то центробежного) маятникового колебания — это рычаги и механизмы влияния на основные контуры кругооборота воспроизводства, а именно: кругооборот ВВП (товарный контур), кругооборот капитала (инвестиционный контур) и кругооборот дохода (зарплата, сбережение и т. д.).
Индикаторами, которые обеспечивают взаимодействие этих составных целостного процесса воспроизводства, являются процентные ставки, которые действуют в каждый данный момент (стимулируя рост, а не только ограничивая его), цены, уровни предельной эффективности инвестиций, соотношение между частями потребления и сбережения (накопления) в доходах и многое другое. Притом само функционирование воспроизведенных контуров и макрорегуляторов невозможно без системного формирования и обслуживания сложной многофункциональной институциональной среды, которая охватывает своим организующим, стимулирующим, или ограничительным влиянием все экономическое пространство страны