Внешняя политика Соединенных Штатов, по мнению З. Бжезинского, должна сосредоточиться на том, чтобы не допустить появления на политической арене соперника, способного властвовать над Евразией. В результате краха СССР США оказались в уникальном положении, став единой сверхдержавой. Вооруженные силы Соединенных Штатов нельзя сравнить в техническом отношении и глобальном охвате с чьими бы то ни было другими. Россия и Китай хотя и владеют мощным военным потенциалом, по ряду причин не способны конкурировать со США.
Военная мощь Соединенных Штатов подкрепляется американским доминированием в сферах валютно–финансовых потоков, глобальных коммуникаций, массовой культуры и пр. Кроме того, под американским контролем находится глобальная сеть транснациональных и наднациональных организаций, в особенности международных финансовых институтов (МВФ, Всемирный банк и пр.), содействующих процветанию США. Тому же служат и базирующиеся преимущественно в США ТНК.
Эти и другие соображения привели З. Бжезинского в его последней книге к следующему, льстящему самолюбие американцев, выводу: «Европе, пожалуй, под силу составить конкуренцию США на экономической ниве, но пройдет немало времени, прежде чем она достигнет той степени единства, которая позволила бы ей вступить в политическое состязание с американским колоссом. Сошла с дистанции Япония, которую одно время прочили на роль следующей сверхдержавы. Китаю, несмотря на все его экономические успехи, похоже, предстоит оставаться относительно бедной страной в течение жизни по крайней мере двух поколений, а тем временем его могут подстеречь серьезные политические осложнения. Россия же — больше не участник забега. Короче говоря, у Америки не имеется и вскоре не появится равного ей противовеса в мире»563.
Будучи сверхдержавой, США были лидером противостоящих коммунизму государств Запада. Европейских союзников тогда устраивало их лидерство, поскольку в системе НАТО они были защищены от внешнего врага. Подобным образом под защитой США рады были находиться и такие страны Азии как, скажем, Южная Корея или Тайвань. Крах СССР снял эти угрозы (кроме Тайваню со стороны КНР). Однако администрации президентов Б. Клинтона и, тем более, Дж. Буша–младшего воспроизвели напряженность в мировом масштабе. Соединенные Штаты в течение последнего десятилетия повсюду ищут внешнего врага, следствием чего являются и бомбардировки Сербии, захват важнейших в стратегическом отношении центров в Афганистане, наконец, недавняя оккупация Ирака и стремление возродить рейгановскую программу «звездных войн». Все это сулило и сулит ВПК США с транснациональными нефтяными корпорациями и связанными с ними структурами огромные прибыли.
События 11 сентября 2001 г. еше больше объединили американское общество, ставшее более консервативным, подозрительным и закрытым по отношению к внешнему миру. Американцы впервые ощутили отсутствие гарантий безопасности на собственной территории. Дж. Буш заручился единодушной поддержкой Конгресса относительно «достойного» ответа Вашингтона на террористические акты, совершенные (что никем никогда доказано не было) мусульманскими фундаменталистами. Следствием стала оккупация США и их союзниками сперва важнейших в стратегическом отношении центров Афганистана, а потом и чрезвычайно богатым нефтью Ирака под совершенно надуманным и уже опровергнутым предлогом о якобы имеющемся в его распоряжении оружии массового поражения.
Однако такого рода акции только способствуют активизации антиамериканской, в целом антизападной, деятельности мусульманских военизированных группировок. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что в 68 странах мира были выявлены следы террористической организации АльКаида, возглавляемой Усамой бен Ладеном. Понятно, что в стратегической перспективе именно за счет своего изначального, пусть и весьма неустойчивого, единства на основе общих веры и ценностей всемирная исламская община — умма — представляет собой колоссальный ресурс противодействия западному гегемонизму.
Вторая Иракская война привела к усилению сопротивления американской политике даже в ведущих странах Европейского Союза, членов НАТО, прежде всего во Франции и Германии, но также в Италии, Испании и многих других странах. Даже в Великобритании общественное мнение не поддерживает гегемонистские намерения США. В то время как официальный Лондон поддерживает идею администрации Дж. Буша–младшего о необходимости развертывания национальной системы противоракетной обороны и отказа США от договора с СССР 1972 г. относительно ядерного вооружения, 70% британцев, согласно проведенным опросам, считают, что намерения нынешней Вашингтонской администрации приведут к новой ядерной гонке.
Окончательное утверждение однополярной мировой системы при неоспоримой гегемонии США — главная цель внешней политики Соединенных Штатов. Америка должна постоянно поддерживать свою мощь и делать все возможное для сдерживания развития других стран, которые имеют потенциальную возможность достижения статуса сверхдержавы. Сегодня это относится в первую очередь к Китаю. США своими действиями демонстрируют, что нет и не может быть международных норм поведения, которые были бы для них обязательными. Вашингтон не раз давал понять, что готов действовать в одностороннем порядке во имя достижения собственных эгоистических целей, не считаясь с интересами других государств. Примером тому может служить отказ Вашингтона ратифицировать Киотский протокол, обязывающий страны, загрязняющие окружающую среду (в этом США являются бесспорным мировым лидером), уменьшить выбросы углекислого газа в атмосферу.
Односторонний геополитический подход, взятый на вооружение администрацией Дж. Буша–младшего, может способствовать образованию коалиции, которая будет стремиться обеспечить противовес гегемонистским устремлениям США. Однако ее потенциальные участники — Китай, Россия, Индия, отчасти даже Франция, Германия и Япония, отягощены наличествующими сегодня (Китай и Индия, Китай и Япония) и могущими раскрыться в будущем (Россия и Китай) противоречиями. Поэтому предполагать создание такого рода коалиции в обозримом будущем не приходится, хотя координация действий между этими и другими сторонами по некоторым вопросам вполне реальна.
В целом же нынешняя внешняя политика США, определяемая как их экономическими интересами, так и политическими амбициями руководства, помноженными на убежденность основной массы американцев во всемирной миссии их страны, чревата для них многочисленными негативными последствиями, тем более на фоне наростающих экономических, политических и этно–национально–расовых проблем внутри страны.
Фрагментированностъ как основа единства «молодой американской нации»(Н. А. Татаренко)
Черты характера нации, трактуемые как частично модифицированное англосакское наследие, уже в период борьбы за независимость и на раннем этапе истории США существенно трансформировались и приобретали новое выражение. Поэтому тезис о том, что власть в стране благодаря маргинальному индивидуализму распределялась (и как бы до сих пор распределяется) и демократично делегируется снизу вверх, должен быть уточнен: ведь речь на самом деле шла (и это справедливо для настоящего времени) о приоритетности индивидуальных интересов правящей верхушки, то есть тех, кто эту власть собственно и представлял. Именно эта верхушка определяла очертания политики приумножения земель за счет уничтожения коренного населения, именно она в Гражданскую войну принимала решения, направленные на истребление собственных соотечественников (известно, например, что армия Шермана руководствовалась приказом о тотальной «зачистке» отвоеванных территорий, уничтожении существующих на них хозяйств, превращении земель в пустыни).
«Демократичность взглядов» заключалась в их общности, которая сводилась к возможности безоговорочно создавать новые условия для наращивания богатства, а «готовность рисковать» подчинялась исключительно этой цели. Уже тогда основным мотивационным фактором существования общества была возможность обогащаться. Что же касается традиционно англосакской ментальности, то она воплощалась в сформированных поселениях и фермерских хозяйствах и тех принципах, что исповедовались и сохранялись в этой среде и весьма отличались от общепринятых в государственном масштабе и на уровне отдельных штатов. (Кстати, такие поселения в США существуют и до сих пор — это поселения эмишей, которые сумели сберечь не только ментальные ценности, но и уклад жизни первых американских колонистов.)
Еще один распространенный американский миф отражается в тезисе: «граждане США свободны в своих действиях». Этот тезис трудно отрицать, если не знать, что свобода граждан США на 90% регламентирована и описана правилами. Ограничительные нормы глубоко проникают в частную жизнь и превращаются в формализированные социальные нормы. Так, в этих правилах скрупулезно описываются нормы поведения в присутственных местах (нельзя курить на улице; нельзя распивать спиртные напитки в неприспособленном специально для этого месте; нельзя неблагоустраивать и оставлять неприбранным приусадебный участок; нельзя взращивать на этом участке недекоративные растения; нельзя держать в квартире животных, или курить в доме, если это не предусмотрено правилами; нельзя оставлять дома без присмотра детей до 18 лет и т. п.). Все эти нормы базируются на одном требовании: поведение индивидуума не должно создавать проблем другим — и предусматривают достаточно жесткие санкции за их невыполнение.
Следствием навязывания обществу универсализованных и кодифицируемых ценностей, равно как и ценностей вестернизации (здесь США могут рассматриваться в качестве особой модели), становится группирование населения страны по этнонациональным признакам, формирование этнонациональных общин, которые в настоящее время дифференцируются по территории, быту, языку, роду деятельности, и даже имущественному и социальному статусу, что приводит к его фрагментации на новой, этнонациональной основе. Это побуждает правительство к поиску путей объединения нации, но этот поиск традиционно завершается усилением экспансии. Успехи универсализации в американском обществе (заодно и реальность «плавильного котла») наблюдались до тех пор, пока страна создавала для всех равные возможности, пока не произошло выделение отдельных преуспевающих общин и их усиления за счет новых иммиграционных потоков.