И в повести появляется странник Иона с его проповедью богостроительства. «Вера, — по его словам, — великое чувство и созидающее! А родится она от избытка в человеке жизненной силы… Не бессилием людей создан бог, нет, но — от избытка сил… живы и бессмертны богостроители; ныне они снова тайно и усердно творят бога нового… Богостроитель — это суть народушко! Неисчислимый мировой народ!..»
Соединенная воедино, народная сила способна творить подлинные чудеса: в заключительной сцене повести — в сцене крестного хода — скрещение сотен сил и желаний толпы исцеляет девицу-калеку. Это исцеление — прямое и непосредственное проявление коллективной духовной энергии толпы, единой в желании помочь больной.
Завершают «Исповедь» слова о едином и верном пути народа «ко всеобщему слиянию ради великого дела — всемирного богостроительства ради!»
Горький увидел в религии одно из средств объединения масс, столь актуального в пору реакции: «разрушаются люди, отъединенные друг от друга и обессиленные одиночеством». Писатель хотел превратить религию из врага социализма в его союзника, пытался признавать «бога без церкви». И это было ошибкой, заблуждением. Ленин решительно заявил писателю: «Теперь и в Европе и в России всякая, даже самая утонченная, самая благонамеренная защита или оправдание идеи бога есть оправдание реакции… Никогда идея бога не «связывала личность с обществом», а всегда связывала угнетенные классы верой в божественность угнетателей».
Чувство коллективизма, товарищества, осознание общности интересов воспитывает не религия, не индивидуальные или коллективные молитвы, а классовая борьба. Вера в бога приучает человека к покорности, терпению, вырабатывает в нем психологию раба.
Хотя проповедь писателем новой религии, которую он пытался связать с социализмом, не имела общего с религией официальной, защищавшей эксплуататорский строй, она, по существу, уводила от революционной борьбы, была уступкой идеалистическим течениям русской общественной мысли, охватившим некоторых деятелей большевистской партии (Луначарский, Богданов), которые «проповедовали самые различные формы идеалистической философии — под громким названием «пролетарской философии» — и объединение религии и социализма» (Ленин).
Ильич убеждал Горького, что общая цель не исключает ошибок и заблуждений, что ошибки и заблуждения Богданова и Луначарского мешают достижению этой самой общей цели.
Сурово критиковал Ленин деятельность каприйской партийной школы, в работе которой писатель принимал живое участие и которая не следовала ленинскому курсу, стала фракционным центром отзовистов, ультиматистов и богостроителей.
Горький тяжело переживал разногласия в партии. Он хотел примирить Ленина с Богдановым (именно поэтому и пригласил его на Капри), хотя сам писал в начале 1908 года: «Примирение — мечта». Ленин объявил Богданову и Луначарскому о «безусловном расхождении с ними по философии», а те отвергли его предложение заняться «общебольшевистским делом». Таким образом, примирения не вышло, и у писателя, как вспоминает М. Ф. Андреева, «было грустное настроение, с которым он долго не мог справиться».
Большим утешением для Горького было письмо Ленина: «Дорогой Алексей Максимович! Я был все время в полнейшем убеждении, что Вы и тов. Михаил (Вилонов. — И.Н.) — самые твердые фракционеры новой фракции, с которыми было бы нелепо мне пытаться поговорить по-дружески. Сегодня в первый раз увидел т. Михаила, покалякал с ним по душам и о делах и о Вас и увидел, что ошибался жестоко…» Ленин убеждал писателя, что партия преодолеет фракционную борьбу, выйдет из нее еще более окрепшей.
Борьба Ленина за Горького была сложной и нелегкой, и Ильич боролся за писателя, движимый не только личными дружескими чувствами: великий вождь видел в нем «авторитет в деле пролетарского искусства», «громадный плюс», который нужен большевикам: «Всякая фракция социал-демократической партии может законно гордиться принадлежностью к ней Горького», — писал Ленин в 1910 году. Когда французская и русская буржуазная печать распустила слух об исключении Горького из Российской социал-демократической рабочей партии, большевистская газета «Пролетарий», Ленин решительно опровергли эти слухи: «Буржуазным партиям хочется, чтобы Горький вышел из социал-демократической партии… Напрасно стараются буржуазные газеты. Товарищ Горький слишком крепко связал себя своими великими художественными произведениями с рабочим движением России и всего мира, чтобы ответить им иначе, как презрением».
Ленин понимал своеобразие художественного метода познания жизни, своеобразие пути писателя к социалистическим идеям, видел в заблуждениях Горького не только его личные ошибки, а отражение реальных, исторически обусловленных сложностей становления революционного сознания в народных массах. Это были не противоречия между идейными противниками, а расхождения между единомышленниками. Разногласия Ленина и Горького отражали трудности революционного движения, трудности формирования революционного социалистического сознания у таких чутких и своеобразных выразителей народного сознания, как художники.
Не только об ошибках пишет Горькому Ленин: он советует писателю беречь здоровье, не забывать об отдыхе, основательно лечиться:
«Пишите, как живете-можете. Хорошо ли работается?» «Как-то Ваше здоровье?» «Отдохнули ли и отдыхаете ли летом? Необходимо, ей-ей, Вам отдохнуть хорошенько!»
Жизнью Ленина, со своей стороны, интересовался и Горький. Так, он с опасением в конце 1907 года спрашивал одного из своих русских адресатов: «В Куоккале арестованы супруги Сосновские — Вы не думаете, что это Ильич? Очень боюсь, что он!» (Позднее выяснилось, это был не Ленин.)
Были ошибки у Горького в эти годы и в оценке литературных явлений. В курсе истории русской литературы, прочитанном им на Капри в партийной школе, наряду с верными и глубокими высказываниями, анализом тесной связи литературы с революционным движением в России, встречаются и неверные оценки (Радищева, Гоголя), заимствованные писателем из работ либеральных ученых.
В ряде статей тех лет Горький недооценивал бунтарские революционные черты в русском характере, отвлеченно противопоставлял пассивному «Востоку» активный «Запад», распространял недостатки наиболее темной части крестьянства на все крестьянство, на всю нацию.
6
Живя на Капри, писатель навсегда полюбил итальянский народ, его веселость, жизнерадостность, трудолюбие.
Горький живо интересуется Италией и ее искусством — осматривает Колизей, Форум, Ватикан, картинные галереи, Везувий.
«Из этой великолепной Флоренции — не вырвешься, удивительный город! В Уффици (картинная галерея. — И.Н.) был трижды и завтра пойду в четвертый раз». «Облазил все музеи, был в частных галереях, видел кучу интересного, голова моя подобна лавке антиквария», — писал он Пятницкому. Не раз бывал Горький на народных праздниках песни в Неаполе.
В декабре 1908 года в южной Италии произошло землетрясение. Погибло около 100 тысяч человек, в Мессине уцелело менее 10 % зданий.
Горький сразу же выехал на место бедствия, организовал сбор средств пострадавшим, восхищался самоотверженностью русских матросов, которые помогли бедствующим итальянцам.
Вместе с профессором В. Мейером за несколько недель он написал книгу «Землетрясение на Калабрии и Сицилии», ее высоко оценил А. Блок. Гонорар от книги поступил в пользу пострадавших от землетрясения.
«Я навсегда сохраню к вам, прекрасным и благородным людям, чувство глубочайшего уважения и самую горячую признательность, — писал Горький мэру Капри. — Время, проведенное среди вас, навсегда останется для меня прекраснейшей страницей моей жизни».
Италия платила Горькому взаимной любовью. Портреты писателя итальянские рабочие и крестьяне вешали рядом с портретами Гарибальди и Маркса. На сюжет «Макара Чудры» итальянскими композиторами было написано несколько опер. Каприйские носильщики всегда спрашивали приезжавших на остров русских, к какой партии они принадлежат — к «партии Максима Горького» или к «партии царя». С первых они брали немного или не брали вовсе, зато со вторых драли вовсю.
Итальянские впечатления легли в основу горьковских «Сказок об Италии».
В литературе начала века Италия изображалась страной-музеем; новые явления жизни, развитие капитализма, классовая борьба, появление пролетариата мало привлекали внимание писателей. В отличие от современников, склонных видеть в сегодняшних итальянцах вырождение некогда славной нации, Горький в «Сказках об Италии» подчеркивал силу, здоровье и красоту народного духа, видел рождение человека-социалиста, классовую солидарность пролетариата.
Горьковские «Сказки» не ставили своей задачей этнографически точное изображение жизни Италии. Цель писателя в другом — показать в трудовом итальянском народе черты, общие для рабочих всех стран. В героях «Сказок» читатели многих стран — в том числе и России — видели черты, свойственные своему народу, труженикам всего мира.
Всепобеждающий человеческий труд, рабочая солидарность, народ как носитель поэзии и правды, социализм как идеология пролетариата, любовь к родине, красота и величие человека, прославление матери, радость бытия — вот темы этих романтических «Сказок».
«Сказки М. Горького, — писал в предисловии от имени редакции сам писатель, — это картинки действительной жизни, как она показалась ему в Италии; он назвал эти картинки сказками только потому, что и природа Италии, и нравы ее людей, и вся их жизнь — мало похожи на русскую жизнь, и русскому простому человеку действительно могут показаться сказками».
В «Сказках» писатель выделяет преимущественно положительное, то, что может служить примером, и оставляет в тени отрицательные стороны народной жизни, слабость революционного движения в Италии, расслоение крестьянства, рост империализма.
Мажорные «Сказки об Италии» отразили в своем оптимистическом настроении нараставший в России новый революционный подъем, вливали в читателя веру в свои силы, убеждали в справедливости борьбы пролетариата, звали к революционному героизму. Они резко противостояли преобладавшим в русской литературе тех лет упадку, унынию, проповеди неизбежности смерти, смакованию житейской грязи.