«Мелкие, когда-то затравленные народности живут изумительно интересной жизнью» — таков итог кавказских впечатлений писателя.
Поездка показала Горькому весь размах социальных и экономических преобразований в стране. Его радовало появление техники, облегчающей труд человека, чистота в рабочих столовых, рост сознательности трудящихся. Он увидел, как растет тяга к культуре, как меняются люди, как они «разжигают костер, на котором должно сгореть все, что накоплено веками кошмарной жизни в душах рабов земли».
Посетил Горький Куряжскую трудовую колонию, которой руководил А. С. Макаренко, побывал и в Ленинграде. Зная, что ему приготовлена торжественная встреча, он на станции Любань вышел и приехал пригородным поездом.
За семь лет, прошедших со дня отъезда писателя за границу, город значительно изменился: выросло много новых домов, увеличилось население, полным ходом работала промышленность.
Горький осмотрел одну из школ, Балтийский завод. «Не зря я прожил, дождался хорошего. То, что я вижу в СССР, потрясает меня», — сказал он в своем выступлении на торжественном заседании актива Ленинградской комсомольской организации в честь Международного юношеского дня.
7 сентября писатель вернулся в Москву.
2
Вечером 12 октября 1928 года Горький уезжает в Сорренто. «Правда» сообщала: «Этот отъезд вызван состоянием здоровья, о котором консилиум профессоров и врачей дал следующее заключение:
За время пребывания в СССР у Алексея Максимовича, страдающего туберкулезом легких и миокардитом, было несколько обострений хронического легочного процесса…
Вот почему с наступлением осенних дней, когда возможно увеличение количества гриппозных заболеваний, дальнейшее пребывание в Москве Алексея Максимовича, привыкшего за последние годы к теплому климату Италии, было бы сопряжено с большой опасностью для его здоровья, в виду чего тов. Горькому необходимо немедленно уехать в Италию, откуда можно ему вернуться в Москву не ранее мая 1929 г.»
«Еду с неохотой, — писал в том же номере «Правды» Горький. — Трудно представить себе возвращение к жизни более покойной, чем та, которую я вел в Советском Союзе».
…И опять работа — по 10–12 часов в сутки — «Самгин», статьи, редактирование. И письма, письма…
Советская страна в те годы становилась мощной индустриальной державой строились крупные промышленные предприятия, электростанции, Сталинградский тракторный завод, Балахнинский целлюлозно-бумажный комбинат, Магнитка; создавались колхозы — деревня прочно становилась на социалистический путь. Как и Горький, советские писатели много ездили по стране, рассказывали об увиденном в очерках, в романах и повестях. Трудовой пафос первой пятилетки отражен в таких произведениях, как «Соть» Л. Леонова, «Время, вперед!» В. Катаева, «Гидроцентраль» М. Шагинян, «Поднятая целина» М. Шолохова, «Бруски» Ф. Панферова.
В Сорренто Горький пишет очерки «По Союзу Советов», которые стоят в одном ряду с произведениями, передающими трудовое дыхание тех лет. Писатель сравнивает старый Баку с Баку сегодняшним, рассказывает о дружбе народов и духовном росте пролетариата, о Днепрострое, о детях. «О таких фабриках, Горький имел в виду бумажный комбинат в Балахне, — следует писать стихами как о торжестве человеческого разума».
Новый человек нового мира изображен и в «Рассказах о героях» (1930–1931). Первый из них во многом близок «Рассказу о необыкновенном» совпадают ситуации, даже внешность героев. Но в отличие от Зыкова с его ненавистью к «выучке» и «необыкновенному» Заусайлов огорчен, что у него не хватает «выучки»: «…меня недостача стеснила, грамоты я не знал почти до сорока лет». Центральный персонаж второго рассказа — Анфиса, делегатка и кандидат партии, «бабища, государственно мыслящая».
Писатель так потрясен достижениями советского народа, что критические замечания о происходящем в стране кажутся ему злопыхательством мещан. Обсуждение в печати «ошибок работы», «пороков и глупостей старого быта» ведется, как кажется ему, «с придирчивостью… чрезмерной и даже вредной».
Горький выступал против излишнего пристрастия журналистов и писателей к изображению недостатков и трудностей сегодняшнего дня, призывая ярче и больше писать о чертах социализма в повседневной жизни, учить на положительных примерах.
3
В конце мая 1929 года Горький снова едет в СССР, а в середине июня отправляется в поездку по Стране Советов, посещает Мурманск, Соловецкий лагерь, где перевоспитываются социально-опасные элементы.
В пути Горький беседовал с железнодорожниками, лесорубами, карельскими пионерами, которые выступили перед ним с концертом. В дневнике ребят он написал:
«Пионеры открывали неведомые до них пути и страны на земле; в науке и искусстве они тоже открывали новое. Вам, ребята, предстоит не только открывать, но и создавать новую жизнь, науку и искусство.
Вперед, пионеры!»
Ребята порадовали Горького своим развитием, знаниями, практической хваткой.
Знакомство с заключенными наглядно убедило писателя в правильности воспитания трудом: «…в большинстве своем они вызывают весьма определенную уверенность в том, что ими понято главное: жить так, как они начали, нельзя. Присматриваясь к современным «социально-опасным», я не могу не видеть, что, хотя труд восхождения на гору и тяжел для них, они понимают необходимость быть социально-полезными. Разумеется — это влияние тех условий, в которые они, социально-опасные, ныне поставлены».
Две недели живет он в Ленинграде, осматривает Эрмитаж, Русский музей, Зоологический музей, Музей антропологии, электростанцию, заводы, торговый порт, типографию «Печатный двор» («грандиозную фабрику книг»; теперь она носит имя Горького), встречается с писателями, руководителем ленинградских большевиков С. М. Кировым.
Многочисленные встречи, долгие беседы с сотнями людей, лавина разнообразных впечатлений оказались не под силу писателю, и почти месяц Горький живет на даче в Краскове под Москвой — в густом хвойном лесу.
Но и здесь по-прежнему напряженная писательская работа, горячие беседы. «Он был бодр и производил впечатление человека лет сорока, живущего во всю полноту физических и духовных сил. Вот только кашель — глухой, надрывный, как бы раздирающий ему грудь и потому особенно мучительный…» — вспоминает писатель И. Жига.
20 августа Горький снова отправляется в поездку по СССР. На пароходе «Карл Либкнехт» он плывет по знакомой ему с детских лет Волге, осматривает Астрахань, Сталинград, затем Ростов-на-Дону, совхоз «Гигант», кавказское побережье Черного моря, Тифлис.
Он побывал в больнице абхазского села Адзюбжа. Здесь почти за сорок лет до того, в 1892 году, работавший на строительстве шоссе рабочий Алексей Пешков исполнил роль акушера, приняв новорожденного (этот случай лег в основу рассказа «Рождение человека»)[27]. В день, когда Горький посетил Адзюбжу, в больнице родился мальчик, и родители назвали маленького абхазца Максимом, выразив тем самым уважение к великому русскому писателю.
На пути из Тифлиса во Владикавказ (теперь Орджоникидзе) горлом хлынула кровь. Пришлось вернуться в Москву, а 23 октября ехать в Сорренто.
В январе 1930 Горький встречался в Сорренто с советскими военными моряками, совершавшими на линкоре «Парижская коммуна» и крейсере «Профинтерн» переход из Кронштадта в Севастополь. Он осмотрел корабли, был на концерте флотской самодеятельности, рассказал морякам о своей работе. «Культурные, политически грамотные молодые люди, — люди, которые отлично понимают свое значение и цель своего класса… строжайшая дисциплина при наличии действительно заботливого и товарищеского отношения командиров и команды» — такими были впечатления писателя.
Несколько дней проводит Горький с рабочими-ударниками, премированными поездкой за границу: беседует с ними, показывает Неаполь. «Совершенно изумительное и незабвенное зрелище. Хорош у нас рабочий народ…» — пишет он Екатерине Павловне. К нему приезжают Ф. Гладков, А. Веселый, Л. Леонов, С. Цвейг…
В последние дни марта 1931 года страна отмечает 63-летие писателя. «Правда», «Известия», «Рабочая Москва» печатают статьи о Горьком видных деятелей мирового революционного движения — А. В. Луначарского, В. Пика, М. Кашена, В. Коларова.
13 мая Горький приезжает в СССР. Опять на всем пути торжественные встречи.
В Москве — всегдашняя напряженная работа над художественными произведениями, письма, заседания, статьи, выступления, чтение рукописей и книжных новинок, встречи с рабочими, пионерами, художниками, писателями среди них с Бернардом Шоу.
Горький читает актерам Театра им. Евг. Вахтангова пьесу «Егор Булычов и другие», Сталину и Ворошилову — «Девушку и Смерть».
Десять дней проводит он в Ленинграде, смотрит пьесу Афиногенова «Страх», беседует с писателями о детской литературе, посещает И. П. Павлова.
…Опять врачи признали необходимым осень и зиму провести в Италии, и в конце октября Горький снова в Сорренто — до апреля 1932 года. Вместе с ним поехали по его приглашению художники братья Корины[28].
Летние месяцы 1932 года Горький проводит под Москвой в Горках[29] — там он жил и в предыдущий приезд. Дом с колоннами, в котором поселился писатель, стоит в старом парке на берегу Москвы-реки.
«Физические усилия, быстрая ходьба запрещены ему, — пишет Алексей Толстой о Горьком этих лет. — Сердце его и без того нагружено ежедневной работой. Часов в пять дня обыкновенно Алексей Максимович не спеша идет в парк и там бродит между соснами; прямой, сухопарый, с широкими плечами, в сером пиджаке, в пестрой тюбетейке. Висячие усы его нахмурены…
На клумбах раскрылись и пахнут белые цветы табака. За Москвой-рекой, на лугах не видно тумана. Алексей Максимович, опустив усы, не торопясь, идет к тому месту, где собраны кучки хворосту. Поджигает костер. Стоит насупившись, глядит, как пляшет огонь, — искры уносятся вверх сквозь дрожащую листву, в ночь. В глазах его, серо-синих, — большое удовольствие.