Особенное внимание современников привлекли рассказы писателя об обитателях городского «дна» — босяках («Дележ», «Дело с застежками», «Как поймали Семагу», «Бабушка Акулина», «Однажды осенью», «Челкаш», «Мой спутник», «Два босяка», «Проходимец», «Бывшие люди», «Коновалов»).
В 1901 году Ленин писал, что «увеличение числа босяков и нищих, посетителей ночлежных домов и обитателей тюрем и больниц не обращает на себя особенного внимания, потому что ведь «все» так привыкли к тому, что в большом городе должны быть переполнены ночлежные дома и всякие притоны самой безысходной нищеты».
О босяках к тому времени уже писали И. Ясинский, Златовратский, Наумов, Г. Успенский, Некрасов, Мамин-Сибиряк, Короленко, Каронин-Петропавловский, но горьковские рассказы о босяках были новым словом в литературе.
Если у других писателей босяки изображались как колоритная деталь в общем несовершенстве жизни, то горьковские герои покоряли значительностью, поэтическим превосходством над обывателями и мещанами.
Горький рисует босяков в контраст мещанско-собственническому миру, в котором ничего выше пятака не знают, видит у них черты душевности и человечности. Это превосходство босяка над мещанином, собственником раскрыто, в частности, в рассказе «Чел-каш». Вор Гришка Челкаш проникается симпатией к крестьянскому парню Гавриле, который ищет денег на обзаведение хозяйством. Как человек Челкаш выше и духовно богаче Гаврилы, в противоположность трусливому Гавриле смел и находчив. Когда они делят выручку, низость и жадность Гаврилы, человека-собственника, униженно просящего товарища отдать ему все деньги, готового из-за денег убить Челкаша, проявляются особенно ярко.
Босяки, отмечал позднее писатель, «как будто чувствуют, что в спокойной жизни только для себя есть что-то нехорошее, постыдное для человека». Недаром один из первых критиков Горького народник Н. К. Михайловский заметил о горьковских босяках: «нелегко установить, отверженные они или отвергнувшие».
Однако Горький не приукрашивает людей «дна», не «зовет в босяки», как казалось кое-кому из современников. Возражая тем, кто видел в босяках идеал для подражания, писатель замечал об одном из них, Коновалове: «Если б он дожил до 905 года, он одинаково легко мог бы стать и «черносотенцем» и революционером, но в обоих случаях — не надолго». Свобода горьковских босяков иллюзорна, духовный мир убог, у них немало крайнего индивидуализма, антиобщественности. Яркие, цельные, душевно богатые личности, горьковские герои социально беспомощны, не знают, как изменить жизнь. Бунт этих людей бессилен и бесперспективен.
В душе выброшенных из мещанской жизни людей идет напряженная борьба между стремлением к труду, к подвигу и отчаянием, анархизмом, индивидуализмом. И, увы, в конечном счете побеждает последнее. Присмотревшись к босяку, «понимаешь — с досадой и горькой печалью, — что это лентяй, хвастун, человек мелкий, слабый, ослепленный самолюбием, искаженный завистью…» Эти люди «работают только в крайней нужде, когда уже нет возможности утолить голод иными способами — попрошайничеством или воровством». А творческую, поднимающую человека силу труда Горький уже тогда хорошо понимал, чувствовал и изображал.
В жизни Горький видел много звериного, жестокого, страшного и показал это в своих произведениях. Но ему была органически чуждой мысль об извечной жестокости человеческой природы, о неистребимости зла, мысль, развиваемая и на разные лады варьируемая писателями декадентского лагеря. Горький гневно и страстно отвергал пессимистический взгляд на вечность зла, убеждал в необходимости коренных социальных перемен как радикального пути устранения несправедливости и жизненных уродств.
Рассказы молодого писателя развертывали широкую панораму русской жизни, показывали, как эксплуататорский строй душит и калечит человека. Но не это было новым в русской литературе. Некрасов, Толстой, Достоевский, Тургенев, Ф. Решетников, Н. Успенский не раз писали об этом. Новое было в другом: как никто другой из русских писателей, Горький увидел у простых, задавленных жизнью людей богатый и многогранный внутренний мир, высокие мысли и большие запросы, раздумья не только о куске хлеба, а и об устройстве мира, медленный, но неуклонный рост народного сознания. В серьезных, социально значимых конфликтах сталкиваются яркие, сложные характеры, разные убеждения.
Горький не только и не столько жалел «маленького человека», «униженного и оскорбленного», сколько требовал от этого человека, чтобы он перестал быть «маленьким», а стал Человеком с большой буквы, не позволял себя унижать и оскорблять.
Читателя неудержимо влекла горьковская вера в человека, его духовные, творческие силы, в то, что человек победит царящее зло. В конечном счете это было связано с созреванием революции в стране, и горьковские произведения оказались созвучны чувствам, мыслям, настроениям передовых людей тех лет. Писатель чутко уловил назревшую общественно-политическую потребность эпохи необходимость участия трудящихся масс в борьбе за революционное преобразование общества.
«Такие звонкие для своей эпохи начальные его рассказы продолжают свою работу, потому что потомки, как раковину приложив к уху, могут расслышать в них нарастающий гул революционной бури…» — говорил Л. Леонов на торжестве по случаю столетия со дня рождения писателя.
Некоторые произведения Горького носили романтический характер, включали переложение сказок, легенд, преданий. В этом видна мечта писателя о большом, свободном от рабства будней человеке, о жизни, достойной его. У горьковских романтических героев возвышенный нравственный облик, сильные и гордые, благородные характеры, самоотверженные, смелые действия, жажда подвига, могучие чувства, сильные страсти, умение наслаждаться жизнью и постоять за нее. Они тоскуют по лучшей жизни, ненавидят и презирают стяжательство, «хозяев жизни», мещан. У них развито чувство человеческого достоинства. Горький поэтизирует сильных и красивых людей, противопоставляет их серому и скучному мещанскому быту, славит «безумство храбрых».
В «Песне о Соколе» перед нами два жизненных принципа, две философских концепции. Серенькой, трусливой и бесцветной жизни Ужей противостоит радость борьбы у Сокола. Борьба нелегка, для победы над врагом приходится не жалеть жизни, но цели этой борьбы возвышенны, благородны.
Передовые читатели видели здесь призыв к революционной борьбе с царизмом, и недаром «Песню о Соколе» декламировали на студенческих вечеринках, собраниях революционных кружков.
«Безумство храбрых — вот мудрость жизни! О смелый Сокол! В бою с врагами истек ты кровью… Но будет время — и капли крови твоей горячей, как искры, вспыхнут во мраке жизни и много смелых сердец зажгут безумной жаждой свободы, света!
Пускай ты умер!.. Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к свету!
Безумству храбрых поем мы песню!..»
Важно отметить, что романтический герой молодого Горького не обособлен от общества, не противопоставлен ему — а такое противопоставление было характерно и для романтизма начала XIX века и для антидемократической философии Фридриха Ницше, очень популярной в конце прошлого века.
Героическая романтика Горького будила в человеке те сильные, смелые, свободолюбивые чувства, которые предшествуют, сопутствуют и содействуют революции.
Писатель широко обращается к миру народного творчества, вводит в свои произведения легенды, сказки, предания народов, населяющих нашу страну.
Романтические произведения Горького связаны не только с фольклорной, но и с русской литературной традицией — в частности, с романтизмом раннего Гоголя: вспомним его «Вия», «Тараса Бульбу», «Вечера на хуторе близ Диканьки». И «романтические» и «реалистические произведения Горького образуют органическое внутреннее единство, являясь выражением целостности художественного мировосприятия. Романтизм не был кратковременным увлечением начинающего писателя, а вошел органической частью и в его зрелое творчество.
Рассказы молодого писателя поражали художественным совершенством, мастерством диалогов, глубиной характеров, своеобразием в описаниях природы, остротой и необычностью ситуаций. Они производили впечатление огромной жизненной достоверности, усиленной подзаголовком «Очерк», который был во многих рассказах. «Никто не выдумывает меньше меня», — признавался Горький, имея в виду фактическую основу своих рассказов. Но уже первые его произведения проникнуты большими идеями, далеки от натурализма поверхностного и неглубокого описательства фактов, описания, лишенного глубокого проникновения в существо жизни. Горьковские рассказы заключали в себе огромные обобщения (конкретные факты были лишь своеобразным «трамплином»), ставили большие вопросы. Ярко сказалось это в языке героев, их емких словах и глубоких мыслях. «Все мужики говорят у вас очень умно, замечал Лев Толстой, — …в каждом рассказе какой-то вселенский собор умников».
В ответ на упреки в том, что его персонажи говорят умнее и ярче, чем в жизни, Горький замечал: «Люди в моем изображении должны казаться умнее только потому, что я сжимаю их слова, отчего мысли становятся рельефнее».
Уже в ранних рассказах определилась одна из характернейших черт дарования писателя — любовь к афоризмам — изречениям, выражающим в сжатой форме значительную мысль, близким к пословицам.
Афоризмы Горький считал «характерной особенностью подлинной русской речи». Эта черта авторского стиля Горького нередко передается и героям писателя (в частности в пьесах). Отсюда отнюдь не следует, что герои Горького всегда выражают авторские мысли; нет, со многими из них писатель спорит, не соглашается (начиная с Бессеменова в «Мещанах» и кончая Климом Самгиным). Об этом надо всегда помнить, читая Горького, и не поддаваться красивым и ярким мыслям горьковских персонажей, а относиться к ним критически.
Ясно выраженная писательская позиция Горького казалась Чехову, художнику иного творческого склада, недостатком: «Вы как зритель в театре, который выражает свои восторги так несдержанно, что мешает слушать себе и другим». Но Горький «мешал» не «слушать» — его рассказами зачитывалась вся Россия, — а жить, жить по-старому, по-привычному, по-звериному.