Валерия не интересуют титры, он продолжает искать штопор. Найдя, он делает свое дело и, утирая губы, садится на раскладушку.
Первая серияОстровитянин
Столько лет один, на острове – и ни минуты покоя! Нет, все-таки зря его не сожрали дикари…
Ю. Нагибин
Стояла обычная для этих мест пасмурная погода. Ледяной ветер катил валы свинцового Средиземного моря на мрачный Лазурный Берег. Моросил пронизывающий дождь.
Лорд Храм Хронь, расставив ноги, грузно стоял на террасе своего неприютного палаццо и, насупив брови, напряженно глядел на море. Как всегда, он считал волны.
(К сожалению, почти любому телезрителю ясна причина этого несколько парадоксального начала: съемки проводятся на берегу Финского залива.)
Лорд Хронь смотрит прямо на темный силуэт Кронштадта. Проплывают последние в сезоне теплоходы. Чайки, как черная бумага, клочьями носятся в воздухе.
(Но Валерий не замечает этого, не будем придираться и мы.)
Лорд Хронь, насчитавшись досыта, надвинул поглубже треуголку и зашагал по лужам домой.
Камера скользит по белесым камням террасы, изъеденным какой-то ржавчиной и мазутом. Звучит жуткая, настороженная музыка.
Мы преклоняемся перед Гёте именно потому, что его произведения, хоть мы и находим в них собранный вместе всякого рода хлам… представляют собой объективно увиденную картину.
Д. Танидзаки
Роскошно обставленная столовая в палаццо лорда Хроня.
За большим овальным столом лорд Храм Хронь с аппетитом хлебал суп жюльен в сопровождении своей дочери леди Елизабет Хронь, невзрачной провинциальной девицы тридцати лет, приживалки фрау Маргрет фон Моргенштерн, лютой особы, старого друга Питера Счахла.
Бедняга Питер, весь белый, субтильный, давно переступил последнюю стадию злокачественного развития чахотки. При попытке что-нибудь сказать он заходился в приступе мучительного кашля, топал ногами, рвал кружева на груди так, что золото сыплется с кружев, смахивал со стола дельфтский фаянс, поэтому за его спиной стоял негр, который во время этих приступов крепко сжимал беднягу в своих стальных объятиях, не давая и пикнуть. Вообще негров в столовой довольно много – они попарно стояли у каждой двери, голые по пояс, в сафьяновых шароварах, с какими-то идиотскими тюрбанами на голове. У некоторых опахала.
(Валера Марус откинулся на раскладушку и захохотал. Он представил себе, что и в его комнате день и ночь слоняется парочка голых по пояс негров – раскрывают перед ним двери в туалет или на кухню, отгоняют комаров своими опахалами, ночью блестят выпуклыми глазами, похожими на яичницу-глазунью.)
Лорд Хронь вычерпал суп жюльен, отодвинул от себя тарелку и утер лоснящийся рот, вмазав локтем крупные брызги супа в скатерть.
Лакей в буклях принял тарелку, вопросительно заглядывая лорду в глаза. Тот утвердительно кивнул и громко хлопнул в ладошки. (У лорда ручки маленькие.) Тотчас несколько негров, голых по пояс, внесли бутылки портвейна и стаканы.
Питер Счахл, несколько оживившись, попытался сказать что-то, указывая на бутылки дрожащим перстом, но зашелся в приступе мучительного кашля. Он едва успел прижать к губам тонкий батистовый платок, как негр схватил его и сжал в своих маслянистых объятиях.
– Дай ты парню выпить спокойно, – пробормотал лорд Хронь, раскупоривая бутылку…
Освободившись, бедняга Питер посмотрел на платок и с горестным, укоризненным видом показал сотрапезникам: на платке выделялись алые пятнышки крови.
Леди Елизабет, славная девушка, взглянула на платок с неподдельным волнением. Фрау Маргрет фон Моргенштерн посмотрела как вурдалак. Лакеи и негры зажгли свечи.
– Вот оно, шут его дери, – задумчиво сказал лорд Хронь.
(Делается заметно, что лорд Хронь не является глубоко образованным и вообще интеллигентным человеком; авторы желают придать фильму социально-критический оттенок. Скажем прямо, образование лорд Храм Хронь получил в церковно-приходской школе, да и закончил-то только три класса, четвертый – коридор. В обществе он, однако, умел это скрыть, отчасти по своей малокоммуникабельности. Лорд придавал не слишком много значения тому, что не входило в круг его интересов, весьма, впрочем, неширокий.)
– Позволю себе напомнить, что наша трапеза прервала отчет капитана, – произнесла фрау Маргрет в наступившей тишине. При этом она двигала челюстями, как акула.
Во вновь наступившей тишине стало слышно, как лорд Хронь отхлебывал вино. Лакеи и негры с почтением взирали на него.
– Вбанги, позвать капитана! – мрачно изрекла фрау Маргрет фон Моргенштерн.
– Ja, frau, – кланяясь, ответил голый по пояс Вбанги и, подойдя к двери, зычно крикнул.
Веселый капитан с почтительным полупоклоном вошел в столовую; он махал шляпой и улыбался. Даже фрау Маргрет чуть заметно улыбнулась ему, обнажив два мощных клыка, а у леди Елизабет рот открылся до ушей. Бедняга Счахл изобразил прекрасную предсмертную улыбку: играйте, дети, – вам жить, а мне помирать.
Лорд Храм Хронь не обратил на вошедшего особенного внимания. Он держал бутылку над стаканом, экономно выжимая из нее последние капли.
Лакей в буклях принял у капитана шляпу и степенно отошел к толпе полуголых чернокожих.
(Валера сильно зевнул и переключил телевизор на другую программу. Ему скучно, неинтересно. По другой программе медведи в юбочках медленно играли в хоккей с полуодетой красоткой. Валера некоторое время лениво смотрел на этот чудовищный кошмар, но оператор держал в кадре несчастных животных, а не красотку, и Валера, грязно выматерившись, снова переключил телевизор на «Папуаса из Гондураса», решив смотреть его до конца.
Вообще говоря, механический зрительный корм, предлагаемый нам телевидением, как правило, представляет собой разлагающий душу, но неинтересный бред, а значит, таковым же надлежит быть и моему повествованию… Ну ладно, посмотрим.)
– Как только наше судно приблизилось к не отмеченному на картах острову, – оживленно рассказывал веселый капитан (на экране демонстрировали куски моря, суши и многое из того, о чем шла речь), – впечатление о его необитаемости резко рассеялось. Там и сям виднелись следы разумной или, я бы скорее сказал, рукотворной деятельности. В разных направлениях остров перегораживали изгороди, заборы и частоколы, сооруженные без видимого назначения. На берегу, также окруженное забором, стояло небольшое деревянное сооружение, напоминающее, миль пардон, леди, туалет, – каковым оно впоследствии и оказалось. Что все это означало? Я достал подзорную трубу и тщательно осмотрел остров в поисках костра или дыма – известно, что обитатели необитаемых островов постоянно утомляют себя разведением костров в надежде на то, что проплывающие мимо корабли обратят на них какое-нибудь особенное внимание.
Однако ни костра, ни дыма видно не было. То есть дым был, но то был дым огнедышащей горы, возвышавшейся среди острова.
Подзорная труба сильно увеличила дикое впечатление от острова. Бесконечные ненужные изгороди пугали воображение. Что это – развлечение сумасшедших или кто-нибудь проделал эту каторжную работу, чтобы убить время?
Едва я принял решение поворачивать оглобли подобру-поздорову от греха подальше, как ко мне подошел суперкарго и молча указал на лежащий в небольшом углублении на берегу странный предмет, напоминающий ящик. А скорее, гроб… И благодарите Бога, сэр, что я все же решился подойти к этому безумному острову! – победно заявил сияющий капитан.
Лорд Хронь с обычным для него выражением спокойной глупости молча смотрел на капитана.
– К делу, капитан, к делу. Короче! – металлическим утробным голосом произнесла фрау Маргрет.
– Извольте, сударыня, извольте! Это предположение блистательно подтвердилось – то был в самом деле гроб, в котором и лежал единственный обитатель этого острова.
– Дохлый? – осведомился лорд Хронь.
– Самое гнетущее и торжественное в мрачной обстановке этого острова заключалось в том, что нет!
– Что? Что «нет»? – с нетерпением переспросила фрау Маргрет.
– Бедняга лежал в гробу заживо!
– Однако вы мне изрядно надоели, капитан, – устало объявила фрау Маргрет. – Почему нельзя рассказать коротко, конкретно, без эмоций и по порядку?
– Я тогда вообще ничего рассказывать не буду!
– И без истерик. Ну, подошли вы к гробу…
– Я велел спустить на воду две отлично просмоленные лодки, в одну из них, нагруженную выше планшира, сел сам…
– Подошли вы к гробу! Дальше!
– Бедняга лежал в гробу. Кто он такой? Зачем лежит здесь? Я заговорил с ним по-английски, но он, казалось, не владел им. Он сурово и с горечью глядел на меня, не шевелясь.
Тогда суперкарго пытался заговорить с ним по-испански, по-французски и по-блатному – все было напрасно. Бедняга разучился говорить. Он молча, хмуро и выжидательно глядел на команду судна, скрючившись в своем гробу…
К вечеру он опился красным вином и умер, так и не проронив ни слова, – вот как немилосердна оказалась к несчастному судьба! Я как представлю себе, что он долгих двадцать лет мыкается по острову меж своих изгородей, выходит на сине-оранжевый берег, вытягивая шею, ищет глазами корабли…
– Откуда вы взяли, что именно двадцать лет?
– Из дневника, любезная фрау фон Моргенштерн, из дневника – вот откуда! Несчастный вел дневник. К сожалению, он так изъеден плесенью, что я мог понять только часть, но и этого было достаточно. Да-да, господа! Видит Бог – вполне достаточно!
– Боже, действительно достаточно. С меня вполне достаточно вашей болтовни, сэр!
Капитан, приосанившись, раздул ноздри. Неожиданно лорд Хронь издал удовлетворенный возглас:
– Да! Худо-бедно, а нажористый портвейн!
Некоторое время все смотрели на него выжидательно, но оказалось, что это и все, что он хотел сообщить.
– А мне показалось, интересно… – нерешительно произнесла леди Елизабет.