ысокий вкус и вспомнить, что искусство долговечно, а жизнь коротка! Вспомните – и ужаснитесь, ибо этот Карбонадо, как вы его назвали, чуть не попал в руки Бенвенуто!
Я ощущал себя бесконечно правым, и речь моя лилась свободно и убедительно. Глаза герцога увлажнились; не говоря ни слова, он поймал мою руку и вложил в нее алмаз:
– Сколько времени тебе понадобится на работу?
– Три дня, мой государь.
– Иди же и не мешкай. В инструментах, полагаю, у тебя недостатка нет, а деньги ты получишь сполна по окончании работы.
Несколько раздосадованный последней фразой герцога, я вышел в глубокой задумчивости.
Вот так и получается, что чем больше я жажду покоя, тем дальше он бежит от меня.
События жизни замесились так круто, заплелись в такой узел, что распутать их можно было только одним способом, уже не раз испытанным мною, – рубануть и все разорвать.
Речь моя перед герцогом была вполне искренна – уж что-что, а то, что алмаз я смогу обработать лучше Челлини, было бесспорно. Стало быть, искусство во всяком случае не осталось внакладе, что главное, ибо жизнь коротка, а искусство долговечно.
В выигрыше, можно считать, будет и герцог, ведь ему останется мой картон с изображением святой Терезы, вероятно не менее ценный, чем Карбонадо…
(Звучит лютневая музыка, и фигура в плаще исчезает в черноте улиц Флоренции.)
Титр: КОНЕЦ ВТОРОЙ СЕРИИ.
Любопытно, что Валера Марус связан с алмазами покрепче, чем персонажи телефильма, он ведь умрет из-за алмазов. Поэтому даже ничтожных исторических познаний Валеры случайно хватило, чтобы уловить анахронизм в изображаемых событиях. Слыхом не слыхивая о знаменитых ювелирах Ренессанса, он тем не менее знает, что само слово «бриллиант» появилось только в конце XVII века, а до этого обрабатывать алмазы не умели. Валера Марус узнал это, когда ходил на курсы повышения квалификации заточников, желая сдать на пятый разряд.
То был один из периодов его жизни, когда он твердо начинал новую жизнь: купил брюки, тетрадку, шариковую ручку и записал, что успел, из вводной лекции – вот именно о бриллиантах. Потом он записывал все меньше, потом ничего не записывал, да так и перестал ходить, поняв, что на пятый разряд сдавать лучше не пробовать, а то и четвертого лишат.
А теперь уже поздно, да и что сдавать на пятый разряд теперь? Валере скоро сорок лет, а до пенсии дожить не надеется, потому что такая вредная специальность – алмазный заточник. На работе вроде хорошо и чисто – занавесочки, цветочки, а на самом деле невидимая алмазная пыль копится в легких, и они каменеют.
Недавно Валере делали операцию на легких, и хирург потом ругал его за то, что от его легких все скальпели теперь в зазубринах.
Алмазному заточнику полагается работать сорок минут, потом на двадцать минут покидать помещение, а куда идти? На улице стоять? Валера остается на месте – курит или кемарит, а иногда идет в котельную, к приятелю Ивану, но в котельной всегда так пахнет газом, что Валера за двадцать минут начинает задыхаться.
Валера достал из платяного шкафа сохранившуюся от курсов повышения квалификации тетрадку и стал разглядывать грубые, прилежные строки.
Ему сделалось очень тяжело, кажется, что лучше и не жить больше.
Он резко выключил телевизор, бубнящий про нефтепроводы, подошел к окну. Там снег, темно, идти некуда.
Валера подумал, что брага, которую он поставил, будет готова только дня через три, но, конечно, там уже сейчас есть кой-какие градусы.
И ему делается легче.
Глава третья
Смерть незнакомого джентльмена
Только на третий день после этого Валера вновь включил в работу телевизор. То есть Валеры не было дома, а там, куда он ходил в гости, даже телевизора не было. А может, был, но Валера не помнит ничего.
На экране все та же столовая в палаццо лорда Хроня. (Хоть спектакль ставь по этому авантюрному телефильму!)
В столовой все те же и двое новых, видимо представленных зрителям в предыдущей серии. Нет только веселого капитана, – может, его ликвидировали за осведомленность?
Персонаж Джон Виторган, поверенный лорда Хроня в делах, с лицом резким, как топор, с трудом скрывал раздражение:
– Видит Бог, лорд, я не понимаю, зачем вам нужно посвящать в цель экспедиции хоть кого-нибудь?
– Черт меня побери! – взорвался весь красный Мак-Дункель, напыжившись в своем отделанном брандебурами костюме. – Тысяча чертей! Он не понимает! Он не понимает, что без вождя шотландец не воин!
(Мак-Дункель слегка картавит, у него чертыхаться выходит как-то нестрашно: «Чоут меня побеи!»)
– Видит Бог, функции лидера вполне может взять на себя сам лорд Хронь, – со спокойным благородным раздражением ответил Виторган, двигая желваками на скулах.
– Лорд Хронь будет неформальным лидером экспедиции, – устало сказала фрау Маргрет фон Моргенштерн, – но необходим и формальный.
– А, чтоб меня черти побрали! Тысяча чертей! Тысяча диких баранов! Какой еще, к чертям собачьим, неформальный лидер? – с лютым бешенством закричал Мак-Дункель.
– Ну ты и ярыга, видит Бог, – спокойно сказал ему Виторган. – Что ты орешь на всех? Ты-то чего хочешь?
– Я? Я, черт меня побери? Тысяча чертей! Тысяча залпов мне в задницу! Я хочу, чтобы вы все, черти вас разорви, заткнулись, заткнулись, заткнули свои пасти и слушали меня!
– Ну говори, мы тебя слушаем, видит Бог.
Мак-Дункель, еще немного порычав и похрипев, стукнул кулаком по столу и сказал:
– Нам нужно, чтоб нас всех черти разорвали… То есть, черт возьми, я говорю, чтоб, тысяча чертей, тысяча залпов вам в задницу… черт! – Сбившись с мысли, он грохнул кулаком по столу.
– Если бы вы, сэр, поменьше чертыхались, вам бы удалось более связно изложить свои соображения, – заметила фрау фон Моргенштерн.
– А? Черт! Учить меня, куроцапка, вздумала? Если бы да кабы? На-кася, выкуси, чтоб у тебя повылазило! Морген фри – нос утри! Молчать, пока зубы торчат! Слушать всем! Нам нужно Мак-Драммондов… да, черт! Нам нужно пустить гонцов по всей горной Шотландии и созвать всех Мак-Драммондов, и чтоб собрались все О’Брайены, О’Паньки, распустили знамена и с грозными песнями спустились с гор, чтобы за ними ехали поэты вроде О’Хапкина и воспевали их, чтоб, черт побери, они шли, свирепо печатая шаг, по равнине, выжигая каленым железом гнезда вигамуров, черт подери… – В восторге вдохновения Мак-Дункель стукнул кулаком по столу с такой силой, что у лорда Хроня из тарелки выплеснулся весь суп жюльен.
– Все это очень поучительно, сэр, – горько сказала фрау Маргрет, – но намечаемая вами резня в кланах горной Шотландии не поможет нам в поисках алмаза.
– Да, вернемся к обсуждению вопроса об экспедиции к острову, – по-деловому начал Виторган.
– Давайте пригласим главным Джакоба Кулакина, – неожиданно сказала славная, но молчаливая и некрасивая леди Елизабет Хронь.
Все недоуменно оглянулись на нее, прикидывая свои соображения. В наступившей тишине было слышно, только как лорд Хронь, с аппетитом чавкая, хлебает суп жюльен.
– Влюбилась? – уточнила фрау фон Моргенштерн, сузив глаза.
Славная девушка зарделась как маков цвет.
– Это что ж за Кулакин такой, черти чтоб его взяли и разорвали! Это не из ньюгейтских ли Кулакиных, чтоб их всех приподняло да и шлепнуло?
– Это он, он тут околачивался, – произнес Виторган, двигая желваками. – Знаю этого, видит Бог, малого. Из хорошей семьи, но глуп, как папуас.
– Джакоб очень умный! – горячо сказала славная девушка. Изнывая, она искала нужных доводов. – Скромный… Он настоящий аргонавт!
– Что, здорово зашибает? – сочувственно спросил лорд Хронь, прерывая трапезу.
– Сэр, – с раздражением процедил Виторган, – термин «аргонавт» не имеет настолько прямого отношения к термину «алкоголик», как это вам представляется.
– Ты дело говори, а не учи ученого!
– Батюшка! Да он в рот не берет! – вступилась леди Елизабет.
Лорд Хронь разочарованно пошамкал губами.
– Э-э-э… Вздор! Какой там Кулакин? – спохватилась фрау фон Моргенштерн. – Поговорим серьезно и закончим это дело. У меня есть на примете подходящий человек – Монтахью Мак-Кормик.
– Лысый Монтахью? Да ведь это настоящий разбойник, – спокойно ответил Виторган.
– Зато… замечательные внешние данные, – как-то странно возразила фрау Маргрет.
– При чем тут внешние данные? И какие у него такие внешние данные? Рожа рябая, лысый…
– С лица воду не пить, – быстро парировала фрау.
– Ну, видит Бог, это единственный довод. Этот Монтахью такого пошиба молодец, что его не то что за алмазом, а за бутылкой послать нельзя.
– Что ж, тогда я предлагаю кандидатуру Джона Глэбба.
– Стой! Черт подрал! Джон Глэбб? Разве он из Шотландии? Что-то не помню такого, сто залпов ему в задницу!
– Очередной бандит с большой дороги, – двигая желваками, желчно сказал Виторган. – Никакой он не шотландец, а американец. И даже не американец, а немец. Точнее, грузин.
Фрау Маргрет фон Моргенштерн гневно сверкнула глазами. Виторган продолжал что-то раздраженно бубнить, а камера телеоператора неожиданно переносится на чердак палаццо лорда Хроня, где на полу, приложив ухо к щели, лежит лысый Монтахью. Поскольку зритель с ним незнаком, на экране прямо так и написано: ЛЫСЫЙ МОНТАХЬЮ МАК-КОРМИК.
Щель в потолке столовой и, соответственно, в полу чердака мала, поэтому Монтахью плохо слышно и почти ничего не видно. Он достал нож и начал расширять щель яростными ударами. С потолка отделился пласт штукатурки и упал прямо в тарелку лорда Хроня.
В соответствии с лучшими традициями комедийного жанра весь суп жюльен брызнул в лицо и без того постоянно взбешенного Мак-Дункеля.
Мак-Дункель сидит совершенно неподвижно, плотно сжав зубы и закрыв глаза. Что с ним сейчас происходит? Не знаю.
Ну ладно. Лорд Хронь рукой вытащил из тарелки кусок штукатурки и положил на скатерть. Подумав, взял его и бросил на пол.
– Как там, бишь, алконавта твоего? – обратился он к дочери.