Роль Литвинова во всем этом была не слишком заметна – он сумел наладить отношения с латышскими радикалами, но по настоянию Ленина занимался прежде всего подготовкой к съезду. Большевики, завоевав поддержку местных организаций, спешили с его созывом, в то время как меньшевики, напротив, затягивали дело, а потом и вовсе отказались участвовать в съезде. Несмотря на это, в Россию были посланы проекты съездовских документов, и в конце января Литвинов отослал Ленину решение Рижского комитета: «Пишу Вам по поручению бюро. Декларация выработана. Принципиально не отличается от проекта»[96]. С той же целью 9 февраля в Москве было созвано совещание членов ЦК и местных партийцев, которое «накрыла» полиция – уйти удалось только опытному конспиратору Красину. В начале марта он добрался до Ростова, где подписал с ленинским эмиссаром Сергеем Гусевым[97] соглашение о созыве съезда в середине апреля в Лондоне. Каждому местному комитету требовалось в течение 10 дней выбрать делегата на съезд и обеспечить его отправку за границу. Рижский комитет выбрал своим делегатом Литвинова, который в конце марта выехал за границу.
В Лондоне он оказался уже не впервые, поэтому чувствовал себя вполне уверенно, в отличие от подпольщиков из российской глубинки. Если они, боясь выйти наружу, спали вповалку в квартире эмигранта Н. Алексеева – там же, где проходили заседания съезда, – то Литвинов снял комнатку неподалеку. Все две недели он почти не вмешивался в прения; тон задавали Ленин, Красин и Богданов, вполне согласные в том, что следует немедленно призвать пролетариат к вооруженному восстанию. По их предложению была принята резолюция: «III съезд РСДРП признает, что задача организовать пролетариат для непосредственной борьбы с самодержавием путем вооруженного восстания является одной из самых главных и неотложных задач партии в настоящий революционный момент. Поэтому съезд поручает всем партийным организациям: а) выяснять пролетариату путем пропаганды и агитации не только политическое значение, но и практически-организационную сторону предстоящего вооруженного восстания; б) выяснять при этой пропаганде и агитации роль массовых политических стачек, которые могут иметь важное значение в начале и в самом ходе восстания; в) принять самые энергичные меры к вооружению пролетариата, а также к выработке плана вооруженного восстания и непосредственного руководства таковым»[98].
27 апреля, перед отъездом из Англии, делегаты съезда во главе с Лениным навестили могилу Маркса на кладбище Хайгейт. Они были взволнованы: их пророк, считавший Россию дикой и отсталой деспотией, не мог и подумать, что именно с нее начнется шествие всемирной революции!
Литвинову вместо возвращения в Ригу предстояла поездка в Берлин. По поручению Ленина он должен был наладить канал поставки в Россию оружия, закупленного в Европе. Конечно, ружья и пистолеты можно было купить и в российских городах – или украсть у владельцев, на военных складах и оружейных заводах. Но этого было мало: вождь большевиков всерьез планировал вооружить многотысячную армию революционеров. В европейских странах производство оружия, в отличие от России, в основном находилось в частных руках и приобрести его в большом количестве было легче. Конечно, этого не могли сделать какие-то подозрительные иностранцы – требовалось участие государственных структур. Поэтому большевики прибегли к помощи европейских социал-демократов, которые во многих странах заседали в парламенте и занимали важные посты. Правда, в Англии этого не было, но именно здесь ленинцам удалось в канун съезда закупить первую крупную партию винтовок.
Делегаты III съезда РСДРП. (Из «Альбома по истории ВКП(б)», 1926 г.)
Деталей этого историки до сих пор не знают, но есть версия, что дело не обошлось без Федора (Теодора) Ротштейна – эмигранта из России, имевшего плотную связь как с русскими революционерами, так и с британской разведкой[99]. Он деятельно помогал бежавшим из России социал-демократам устроиться в Англии и «разруливал» их возникавшие время от времени противоречия с властями (позже это пригодилось и Литвинову). Возможно, конечно, что он занимался этим из чистого альтруизма и любви к землякам – это вполне подходило ученому чудаку, которым выглядел Федор Аронович. Только редкие друзья, знавшие про его острый и циничный ум и железные нервы, подозревали, что его действия вписываются в планы британской разведки. Хотя в тот период традиционная враждебность России и Британии ослабла в преддверии столкновения с Германским рейхом, другом нашей страны «коварный Альбион» не стал. Здесь, как и во всей Европе, кипело негодование по поводу расправ царских властей с революционерами, а в Азии не утихала «большая игра» русских и британских спецслужб. Ходом в этой игре вполне мог стать груз оружия, отправленный большевикам.
Федор Ротштейн. (Из открытых источников)
Но если и так, то англичане были не настолько щедры, чтобы отдавать винтовки даром. Любые поставки требовалось оплачивать, а казна партии была почти пуста. Красин на съезде доложил, что расходы ЦК достигли 6000 рублей в месяц, а для подготовки восстания требовалось как минимум в 10 раз больше. Именно ему поручили добыть нужные средства, для чего он отправился в Россию и занялся «окучиванием» богачей, сочувствовавших социал-демократическим идеям. Позже он вспоминал: «Одним из главных источников было обложение всех… оппозиционных элементов русского общества, и в этом деле мы достигли значительной виртуозности»[100].
Одним из главных «обложенных» стал старый красинский знакомый Савва Морозов, но вскоре он бежал во Францию – то ли от полиции, то ли от революционеров – и там погиб при странных обстоятельствах. Молва обвиняла в гибели миллионера большевиков, получивших по его завещанию крупную сумму. Но таких, как Морозов, было мало, а к концу 1905 года богачи, напуганные кровавым разгулом революции, почти прекратили поддержку партии.
Оставался другой возможный источник – помощь извне. Бережливые англичане, союзные России французы и еще не рассорившиеся с ней немцы денег революционерам давать не собирались. В богатые Соединенные Штаты большевики весной 1906 года отправили для изыскания средств писателя Максима Горького, но ему удалось собрать всего 50 тысяч долларов. Была еще воевавшая с Россией Япония, щедро дававшая деньги эсерам, финским, польским и кавказским националистам. Социал-демократы тоже имели шанс прильнуть к японской кормушке – в июле 1904 года Ленин и Плеханов встретились в Женеве с полковником Мотодзиро Акаси, но меньшевики, уже тогда настроенные оборончески, не захотели брать деньги у врага. Ленинцы, не столь щепетильные, попытались завязать с японцами свои отношения, но тем временем война закончилась.
Таким образом, Литвинову предлагалось наладить поставки оружия, имея для этого минимум денег и связей. Он планировал использовать созданную им когда-то сеть транспортировки «Искры», которую возглавлял теперь меньшевик Виктор Копп[101]. Сразу по приезде в Берлин «Феликс», как тогда называл себя Литвинов, уволил меньшевика, заведовавшего центральным складом литературы, заменив его верным «Пятницей» – Осипом Пятницким. 1 июня он известил об этом Коппа: «Уважаемый товарищ… Литературу, предназначенную для посылки в Россию через Ваше посредство, Вы будете получать от тов. Пятницы, которому мною поручено заведование Берлинским складом нашей партии»[102]. На такое нахальство глава транспортной организации отреагировал понятным образом – заявил, что полномочий Пятницкого не признает и склад не отдаст. Тогда Литвинов просто-напросто захватил склад, приспособив его для хранения большевистской литературы.
Но нельзя было забывать и про транспортировку винтовок из Англии – на германской границе подозрительный груз могли задержать, он решил провезти оружие через Швейцарию и отправился в Женеву. За это время Копп уговорил Красина как члена ЦК подписать договор о возвращении меньшевикам склада в Берлине, да еще пожаловался Ленину на самоуправство его посланца. По возвращении Литвинову пришлось объясняться:
Виктор Копп. (Из открытых источников)
«Дорогой Владимир Ильич!
Спасибо за доверенность. Злитесь Вы на меня без всякой причины… С Никитичем был у меня вполне определенный разговор. Он не хотел даже видеться с Сюртуком[103]. Но я его сам просил узнать, остается ли этот хамелеон в партии или нет. Урегулирование же отношений транспортной Берлинской группы и ЦК и назначение туда людей Ник[итич] предоставил мне. Мог ли я предположить, что Ник[итич] заключит договор с частной группой без меня, в то время как он мог вызвать меня телеграммой. <…> Еду в Тильзит. Если немцы и там согласятся иметь дело с нами… тогда в руках Сюртука не остается ничего. С ружьями вряд ли что-нибудь выйдет. Немцы не советуют получать через швейцарскую таможню. Об этом в следующем письме.
Крепко жму руку.
Ваш Феликс»[104].
В немецкий Тильзит (ныне Советск) на границе с Россией он прибыл 22 июня, чтобы проверить возможность переброски этим маршрутом оружия. Оттуда отправил Красину убийственно-вежливое письмо, критикуя его соглашение с меньшевиками. После внутрипартийного разбирательства влиятельный «Никитич» был вынужден признать правоту Литвинова, а склад в Берлине вернули большевикам. В итоге «Феликс» смог отправить через Тильзит долго ждавший своего часа груз винтовок, а потом еще несколько мелких партий оружия. Часть его ушла в Ригу, где съезд местных социал-демократов взял курс на вооруженное восстание. В июле в городе началась всеобщая забастовка, прекратился ввоз и вывоз товаров. Это вызвало бурную реакцию властей, поскольку Рига была главным торговым портом на Балтике. В начале августа в Курляндскую губернию ввели войска, начавшие охоту на латышских боевиков – «лесных братьев».