[125]. Дело в том, что в апреле 1906 года в Стокгольме без участия Литвинова прошел IV съезд РСДРП. В условиях угасания революции большевики попытались на нем примириться с меньшевиками и в новом ЦК уступили им большинство мест. После этого меньшевики сразу же предъявили претензии на партийную кассу, которая в то время пополнялась в основном за счет «эксов», или грабежей, которые совершали в разных регионах (прежде всего на Кавказе) боевики, получавшие оружие от большевистской Боевой группы. Меньшевики потребовали прекращения этой практики, а пока что сильно урезали расходы как на Боевую группу, так и на закупку оружия за границей.
Литвинов описал ситуацию так: «До Стокгольмского съезда мои финансовые требования удовлетворялись т. Никитичем без всяких задержек, и я в свою очередь имел возможность оплачивать счета, скрепляя свое положение и доверие к себе со стороны коммерсантов, с которыми мне приходилось иметь дело. С переходом же ЦК в руки меньшевиков в пересылке денег наступили серьезные перебои. На телеграммы и письма в ЦК я подолгу не получал ответов, просьбы о денежной помощи оставались гласом вопиющего в пустыне. Я протестовал, ругался, указывал, что успех дела зависит от своевременной отправки оружия в спокойную погоду, до наступления осенних штормов в Черном море. Видя, что делу грозит несомненный крах и что письмами и телеграммами на меньшевистский ЦК не воздействуешь, я вынужден был отправиться в Петербург»[126].
О предстоящем визите Литвинова тут же сообщил Гартингу его агент – живший в Берлине русский врач Яков Житомирский, пользовавшийся полным доверием Ленина и знавший о всех планах большевиков. С его слов охранка знала, что неуловимый «организатор водворения оружия» прибудет на пограничную станцию Александро-во 10 октября с фальшивым паспортом дрезденского купца Густава Графа. Его не арестовали сразу, а организовали слежку «для выяснения связей», но это было организовано так топорно, что провокатор Житомирский в панике писал шефу: «Помилуйте, ведь я могу быть после такой вещи вполне провален. Представьте, что Литвинов подозревает меня… и все дело будет потеряно. И я подчеркиваю, что дело Литвинова, название и местонахождение парохода я мог бы 2–2 с половиной месяца тому назад знать, если бы мне не испортили. А сейчас приходится прямо опасаться за свою шкуру»[127].
Вдобавок опытнейшие полицейские агенты умудрились потерять Литвинова сначала в Вильно, а потом и в Петербурге. Две недели его искали в разных городах империи, и только 24 октября особый отдел петербургской охранки доложил наконец вице-директору Департамента полиции Александру Васильеву, что Литвинов провел в столице всего несколько дней, после чего выехал через Финляндию в Европу. Ему удалось вырвать у меньшевиков значительную сумму на покупку оружия и спокойно перевезти ее через границу – обыскивать «дрезденского купца» никто не стал. С этими деньгами он поспешил в Варну, где пришвартовалась «Зора». Неподалеку, на складе, хранились 2000 винтовок и 650 тысяч патронов. Литвинов сразу понял, что время упущено – на Черное море пришли осенние штормы. Но делать было нечего: «Пришлось наскоро произвести погрузку, хотя присланная из Одессы команда большого доверия мне не внушала. Думать о замене малонадежного капитана другим товарищем не приходилось. Я возлагал надежду главным образом на своих собственных сотрудников, посаженных мною на судно, среди которых такой испытанный революционер, как Камо»[128].
Камо (Симон Тер-Петросян). Фото из полицейского дела. (Из открытых источников)
Легендарный Камо, он же Симон Тер-Петросян (1882–1922), давно работал с Боевой группой Красина и с весны 1906-го помогал Литвинову в закупке оружия. Теперь он возглавил отряд кавказских боевиков, который должен был довезти оружие до Батума, тайно выгрузить его там и спрятать. Капитаном яхты стал бывший участник восстания на броненосце «Потемкин» Афанасий Каютин (Каютенко). Литвинов продолжает: «С облегченным сердцем я смотрел с берега на удаляющуюся яхту, и мне мерещилось уже полное осуществление революционного предприятия, над которым я работал десять месяцев. Увы! Через три дня я узнал в Софии, что из-за шторма, а может быть, из-за неопытности капитана яхта села на мель недалеко от румынского берега, команда разбежалась, рискуя попасть в руки румынской полиции, а оружие растащено румынскими рыбаками»[129].
Литвинов сразу поспешил в Бухарест с паспортом на имя Николая Маркова, чтобы попытаться как-нибудь – быть может, опять с помощью взяток – спасти хотя бы часть оружия. Поселившись у товарища по партии Христиана Раковского[130], он пытался получить информацию у властей, но те молчали. Только потом стало известно, что оружие с «Зоры» досталось не рыбакам, а румынской армии. Не падая духом, Литвинов выехал в Берлин, а оттуда в Париж, где продолжил закупку оружия. Вероятно, с ним там жила Фрида Ямпольская, приехавшая из России в конце 1905 года, хотя его постоянные разъезды мешали им создать хоть какое-то подобие семьи. Камо тем временем вернулся в Тифлис, где в своих налетах тесно сотрудничал как с Боевой группой, так и с жившим в том же Тифлисе Сталиным.
Через знакомого, работавшего в местном отделении Госбанка, Сталин узнал, что в июне в банк будет доставлена крупная сумма – не менее миллиона рублей. После этого большевики начали разработку операции по похищению денег. Некоторые авторы утверждают, что в конце апреля 1907 года Ленин, Красин, Богданов, Сталин и Литвинов на встрече в Берлине утвердили план этой операции, но трое первых в то время жили в Куоккале близ Петербурга и за границу не выезжали. Если такая встреча и была, то в ней участвовали Сталин, Камо и Литвинов как человек, отвечающий за закупки оружия.
О результатах все трое могли доложить Ленину и Красину в Лондоне, где в мае состоялся V съезд партии. Вначале его планировали провести в Копенгагене, но Дания под нажимом царского правительства отказала социал-демократам, как и Швеция. Пришлось перебираться в Англию, что вернуло партию к вечной проблеме нехватки денег. Из необходимых 2000 фунтов только 300 компенсировали немецкие товарищи, но в итоге оставшуюся сумму ссудил британский промышленник Джозеф Фелс – сын еврейских иммигрантов из Польши. Его уговорил сделать это уже упомянутый Федор Роштейн, хотя Литвинов в воспоминаниях приписывал эту заслугу себе (ссуду Фелсу вернули только после революции по личному указанию Ленина). Но денег все равно было в обрез, и делегаты жили крайне стесненно. Литвинов и Сталин первые несколько ночей провели в дешевой ночлежке на Филдгейт-стрит в Ист-Энде, а потом разъехались по менее отвратительным, но все равно убогим комнаткам.
Сообщение о съезде большевиков в Лондоне. (Из газеты «Дейли миррор» за 15 мая 1907 г.)
Вероятно, тогдашние впечатления Литвинова в Лондоне были такими же, как у его друга Майского, попавшего в город позже: «Я шел длинными скучными улицами, слабо освещенными подслеповатыми газовыми фонарями… Я переходил безлюдные мосты, под которыми смутно поблескивали черные затененные воды. Я видел «чрево Лондона»… Я слышал крики проституток и наглый смех их пьяных спутников. Я натыкался на тела бездомных нищих, спящих на ступенях закрытых церквей»[131]. Британский писатель С. Себаг-Монтефиоре со ссылкой на Татьяну Литвинову передает рассказ ее отца о том, как в первые дни Сталин, не знавший ни слова по-английски, сцепился в пабе с пьяными матросами. Его выручил Литвинов. который помог отбиться от нападавших и позже утверждал, что только из-за этого Сталин его пощадил. Вождь будто бы говорил ему: «Я не забыл того случая в Лондоне»[132]. Эта история приводится и в поддельных «Записках для дневника» – возможно, она случилась на самом деле и Литвинов после рассказывал о ней не только дочери, но и другим собеседникам.
На самом съезде, открывшемся 13 мая в церкви Братства на Саутгейт-роуд, Литвинов не входил в число 343 делегатов – он был всего лишь гостем съезда, что подчеркивало его по-прежнему невысокий партийный статус. Большинство, вопреки их названию, оказалось у меньшевиков, и они навязали съезду резолюцию о запрещении «эксов» и роспуске боевых дружин. При этом их праведный гнев вызвало не столько то, что большевики пользуются награбленным, сколько то, что они при этом не делятся с товарищами. Для расследования таких случаев и возвращения денег в казну партии была создана комиссия во главе с меньшевиком Георгием Чичериным – так Литвинов впервые увидел человека, ставшего позже его начальником в Наркоминделе. Избранный на съезде ЦК тоже оказался под контролем меньшевиков – в нем впервые не оказалось никого из большевистских лидеров. Из-за бурных споров съезд затянулся и закрылся 1 июня по самой банальной причине – закончились деньги. Взбешенный Ленин не собирался подчиняться меньшевистскому диктату – он перенес работу в созданный еще после предыдущего съезда Большевистский центр, фактически параллельный ЦК.
Сталин и Камо в свою очередь спокойно продолжили подготовку ограбления в Тифлисе. 13 июня боевики средь бела дня напали на дилижанс, перевозивший деньги, в самом центре города – на площади Эриванского (ныне Свободы). Закидав дилижанс и сопровождавших его казаков бомбами, грабители во главе с Камо, переодетым кавалерийским офицером, схватили мешки с деньгами и благополучно скрылись. Точная сумма похищенного неизвестна – какая-то часть прилипла к рукам любивших красивую жизнь абреков. Около 240 тысяч рублей Камо в июле привез в Петербург, а потом в Куоккалу к Красину. Там и выяснилось, что две трети денег составляли крупные 500-рублевые купюры, номера которых были известны властям. Обменять их можно было только в Европе, и в августе Камо попытался сделать это, взяв с собою часть денег. Приехав в Берлин под фамилией Мирский, он пришел к большевист